Лихо. Медь и мёд - Яна Лехчина

– Вижу.

– Что-что? – Ухмыльнулась. – Повтори. Я не понимаю. Потому что с-сос-суды в твоём моз-згу лопнули, а кровь загус-стела, и теперь ты едва говоришь. И ты не хочешь мс-стить Йовару?..

Каждую ночь – одно и то же. Умертвия, рухнувшие обратно в свои могилы. Холодная земля. Треск и боль. Багряная пелена.

– Хочу. – Краем глаза Чеслав различал, как в зал приползали всё новые пауки. – Но я не буду плясать под твою дудку.

Нимхе осклабилась.

– Дурак. Драга Ложа убьёт тебя, когда уз-знает, что ты мой ученик.

Пауки останавливались рядом друг с другом, перекрывали выход своими телами.

– Пусть. – Чеслав повернулся к Нимхе. – Убьёт так убьёт.

Нимхе гневно зашипела. Тряхнула руками, и её цепи заскрежетали и затряслись.

– Неблагодарный ты с-сукин с-сын… Думаешь, можешь прос-сто уйти? – Цепи лязгали, и Нимхе наклонилась ближе к Чеславу, глубже напарываясь на прут. – Нет, ты ос-станешьс-ся з-здес-сь.

Тревожный шёлковый шёпот, отдающийся прямо в его голове.

– Ты будешь делать так, как я с-скажу. – Шёпот стал ещё слаще. – Ты будешь велик и богат. А кем ты с-станешь, ес-сли уйдёшь? Не могущес-ственным чародеем, а прос-сто парнем, которого обез-зобраз-зил Йовар. Даже на люди не показ-затьс-ся… Ты хочешь с-себе такой жиз-зни?

Чеслав не хотел. Шёпот Нимхе звучал у него в ушах и костях, разливался по жилам дурманящим теплом. Нимхе наклонила голову, улыбаясь мягко и ободряюще. На одной из её щёк запеклась треснувшая желтоватая корка.

На миг Чеслав будто увидел себя её глазами – худого, изуродованного, годного лишь на то, чтобы клепать жутких тварей в подземельях. Но Нимхе обещала отплатить ему трепетом перед его именем, звоном золота и страданием его врагов.

– Раз-зве это не з-заманчиво? – спрашивала она, а Чеслав уже запутался, где – явь, а где – мечты, навеянные её голосом. Перед ним возникали холмы и поля – фиалково-багровые, как камень подземелий Нимхе, и алые закаты над ними, и войска вооружённых теней, вырастающих из змеиных зубов.

Он видел горящие деревни и соборы: купола лопались от жара, как яйцо, и сквозь прореху выбирались чёрные тени. Они взмахивали кожистыми крыльями и с хохотом взметались в небо.

Он видел Чернолесье в горьком дыму. Разрушенный терем и Йовара, беспомощно повисшего на цепях между двух дубов. Рядом с ним бурлила река, и в её водах расплывалось кровавое пятно – остальное видение было холодно-голубым и чёрным.

– Ну, – выдохнула Нимхе. – Договорилис-сь?

Чеслава выбросило из грёз – он покачнулся и отступил на пару шагов. Медленно осмотрел зал. Поднял взгляд на Нимхе.

– Ты с-слаб без-з меня, – проворковала она. – И ты это з-знаешь.

Чеслав проглотил ком в горле.

Его тени по-прежнему резвились над водой. Они переругивались друг с другом и шипели на пауков.

Может, Чеслав и согласился бы, если бы в нём оказалось хоть на крупицу больше жажды власти. Но сейчас он хотел только, чтобы его оставили в покое. Чтобы в нём перестали видеть мёртвых учеников и оружие против Драга Ложи. Чтобы не было ни пауков, ни кипящей в котлах кровяной жижи, из которой потом рождались зубастые твари. Чтобы на его груди не было иглы со смертью.

Чтобы его самого – не было.

– Нимхе, – проговорил Чеслав, глядя на неё. Он подумал, что сейчас белки его глаз должна была оплетать сеточка лопнувших сосудов.

Чеслав слегка качнул головой – и ему больше не потребовалось ничего говорить.

Лицо Нимхе исказилось, потемнело.

– Ублюдок, – выплюнула она. – Без-змоз-зглое с-сущес-ство. Ты не уйдёшь отс-сюда, яс-сно?..

Она продолжала изрыгать проклятия и трястись в цепях, когда Чеслав взмахнул рукой. К Нимхе подлетели голодные тени. И она не кричала, когда тени стали рвать её, надеясь поглотить колдовской огонь ярче, чем все, что были в пещерах, – в её груди; там, где сердце. Нет – Нимхе угрожала и призывала беду на голову своего убийцы, но Чеслав не знал, осталась ли ещё беда, которая смогла бы его испугать.

Пауки запищали, защёлкали жвалами. Чтобы отогнать их, Чеславу пришлось отвлечься, и зал вспыхнул, как лучина. Безудержное пламя расползалось прямо по полу, и вода испарялась с шипением и столпами пара.

Лоб Чеслава взмок. Пальцы свело, но он продолжал управлять тенями: те клубились у Нимхе, кусали её и переплетались хвостами.

Языки огня лизали стены, взметались до потолка.

Тени стали драться друг с другом за драгоценную ношу. Глупые и неловкие, они выронили чёрное сердце Нимхе, и то упало на каменный выступ – а ударившись, рассыпалось золой.

Голова Нимхе безвольно скатилась к плечу.

Пауки забили лапами и запищали пронзительнее и тоньше. Огонь раздувался, опаляя спину Чеслава горячим дыханием, и тени роились по зале как безумные – они летали под потолком, почуяв волю, и дразнили пауков, пытающихся достать их жвалами. Пещера накалилась, и её заволокло паром так, что даже Нимхе стало почти не видать; лишь смутную фигуру да чернеющее железо.

Чеслав выдохнул и устало вытер лоб рукавом.

Глава XV. Солнце и чары

Ольжана выныривала из забытья несколько раз.

Она понимала, что находилась в выделенной ей комнате с мягкой периной. Вокруг вкусно пахло – сладко, как на цветочном рынке. Перед полураскрытыми веками проносилось нечто светлое, в солнечных пятнах, – людские фигуры, одежды и колбы с отварами. Ольжана различала голоса, но не могла понять, кто говорил и о чём, – однажды ей послышался голос Мореники, и на этом всё. Ещё – журчание воды, будто её омывали.

А когда она пришла в себя, то первым, кого она увидела, был пан Авро. Он сидел на краю её постели и склонялся над её рукой, лежавшей на стопке подушек. Между пальцами пана Авро порхали невесомые нити колдовства. Прикосновения тоже были невесомы – Ольжана не ощущала боли, лишь лёгкое нажатие.

– Ради этого стоило подставиться под чудовище. – Она слабо улыбнулась. – Чтобы сам пан Авро мне руку лечил.

Пан Авро поднял глаза.

– Ох, дитя. – Он покачал головой. – Меня радует, что ты любезна даже сейчас.

И тихо посмеялся.

Ольжана проморгалась, глядя в потолок. Сознание ещё было спутанным, но одно Ольжана понимала чётко: ей действительно нравилось, что сейчас над её рукой хлопотал пан Авро. Не Мореника, пани Мариголь или любой другой из его учеников – он сам, хотя Ольжане давно дали понять, насколько она незначительна в этом мире.

Пан Авро ровнял паутинку колдовской кожи тонкой деревянной палочкой. Ольжана наблюдала за ним, затаив дыхание. Скрюченный, тестообразный – а пальцы скользили