Перерождение (СИ) - Артур Прост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День медленно тянулся к концу. Мысли о произошедшем отходили на второй план. Однообразные и неторопливые движения рук, пальцев, глаз – все усыпляло. Кирилл знал лишь одно лекарство от этого – терпение. Он ждал конца рабочего дня, когда он придет домой и сядет за бумаги. Там он действительно сможет заняться настоящим делом.
Часы показали шесть часов вечера. Кирилл с облегчением вздохнул. Можно идти домой. Но он неожиданно поймал себя на мысли, что забыл сходить на обед. Кирилл стоял и смотрел на большой циферблат под потолком, над столом руководителя группы. И мысль о том, что он не только забыл об обеденном перерыве, но и о том, что его как всегда ждала Елана, за их столиком в кафетерии, пилила его совесть. Кирилл виновато потупил глаза. Он бросил последний взгляд на лабораторию за стеклянной стеной и оковы совести треснули по швам. Кирилл отправился к метро. «Это ради тебя», - этой мыслью он усмирял мечущуюся совесть, которая звала его на встречу с Еланой у центрального входа.
Кирилл спустился на лифте вместе с сослуживцами в общий холл. В центре находились четыре широкие лестницы, ведущие вниз на подземные уровни. На первом подземном этаже находились пропускные пункты и двенадцать эскалаторов, которые доставляли сотрудников института прямо в метро. Все было придумано так, что два раза в день поезда метро, с дополнительными вагонами проходя свой обычный путь, забирают еще и сотрудников института. В тоннелях метро открываются пути в институтскую подземку и поезда, делая крюк, становятся служебными. Утром и вечером в три захода, поезда привозят и увозят сотрудников института. В каждом вагоне, который перевозит сотрудников, находятся по два сотрудника безопасности. Само же метро полностью закрыто от тоннеля стеной с дверями для вагонов. Сам же перрон метро принимает поезда только с одной стороны и рассчитан на одновременный прием двадцати вагонов в длину, однако обычно количество вагонов не превышает десяти.
Метро хорошо охраняется, так как считается самым уязвимым местом всего комплекса. В моменты, когда прибывают или уезжают сотрудники внимание службы охраны особенно сконцентрировано. Экстремистские группировки неоднократно делали попытки проникнуть в институт через этот, как они считали слабый участок. Однако вскоре стало ясно, что, несмотря на кажущуюся уязвимость метро, укрепление его силовыми структурами, всевозможными датчиками, да и просто толстыми стенами, разработанными специально для подобных станций, делает его самой опасной задней дверью.
Решив отправиться домой на метро, Кириллу придется сделать ненужный крюк: выйти за несколько километров от дома и шагать до квартиры пешком, либо садиться на автобус. И все эти ухищрения только для того, чтобы избежать встречи с Еланой. Сейчас в голове Кирилла ей не было места. Он не хотел отодвигать момент, когда засядет за свой стол и начнет анализ утреннего опыта. Он ждал этого очень долго: делал расчеты на бумаге, просчитывал ходы и варианты в уме. И сегодня утром у него что-то получилось. Получилось призвать билет в высший мир из потустороннего. И Кирилл не собирался от этого отказываться. В его голове не было и мысли о том, что он обидит своим поступком Елану, когда она устанет ждать. Когда она в последний раз посмотрит на здание, в поисках светлого окна, с надеждой на то, что Кирилл задержался. На глазах навернутся слезы. Ведь все снова повторяется. Кирилл вновь ухватился за соломинку. И его не заботят чужие страдания и обиды. Лишь его опыт, который он готовил целых три месяца. По большому счету из-за этого опыта Кирилл остался в Химграде. Он возлагает большие надежды на него. Все должно получиться и он наконец-то получит пропуск в большую науку. На карту поставлено все. И главное из этого всего – жизнь близкого человека. Мысли об этом служили его щитом, когда он запрещал себе растрачивать свое внимание на других людей. На горизонте вновь мерцает его звезда и его упорный труд вскоре возвысит его.
Уже в вагоне поезда Кирилл стал обдумывать сегодняшний опыт. На дверном стекле он пальцем выводил невидимые формулы. Он был полностью погружен в мысли. Это сейчас самое главное и он не заметил, как доехал до конечной станции, проехав свою остановку. Делать было нечего. Злиться на свою увлеченность сил не было. Нужно было как можно быстрее попасть домой. Кирилл знал этот район. Не раз он, задумавшись или задремав, доезжал до самого конца и просыпался от того, что его будит сотрудник станции. Выйдя на поверхность, Кирилл дошел до остановки, благо она была в десяти метрах от метро. На удивление автобуса ждали многие. Обычно малолюдная в это время остановка была просто забита людьми. Вылавливая обрывки слов, Кирилл понял, что где-то в трех кварталах демонстранты перекрыли дорогу. Кто-то считал что это опять ученики-атахиды, последователи нового духовного учения. Другие клялись, что видели на дороге НЦТешников – легализованное общественно-политическое крыло Наци. Хотя Национальный центр всячески отрицал связь с группировками наци. Чьи бы слова не были правдой, в общем гуле недовольства, но участь Кирилла они не облегчали. Чтобы совладать с накатывающейся злостью он пошел по тротуару по направлению к дому. Стоять на одном месте среди таких же недовольных было губительно для его мыслей. А так, дорога располагала к размышлениям.
Через полтора часа Кирилл зашел домой. Половину пути он прошел сам, отчего его ноги очень сильно гудели. Кирилл запер за собой дверь. Наклонился на стену и закрыл глаза. Он думал и отдыхал. Думал о том, как начать раскладывать утренний опыт, и отдыхал от бредового дня. Так всегда бывает, безделье и однотонная работа изматывает и утомляет хуже любого насыщенного действия. И вечерняя прогулка: Кирилл только сейчас подумал о том, что если люди на остановке и были правы на счет демонстрантов, то это первая крупная акция протеста в Химграде за всю его историю. Кто бы ни перекрыл уличное движение: нцтешники или ученики-атахиды, но это было слишком странным для тихого наукограда.
Кирилл стоял в прихожей. Ему хотелось лишь одного: завалиться на кровать и отключиться. Но у Кирилла были дела. Он не из тех кто позволяет отдыху взять над собой верх. Постояв несколько минут у стены, Кирилл прошел в комнату. Не спеша переоделся, при этом обдумывая и проворачивая опыт в голове. Наконец он уселся за стол. Достал из выдвижного ящика толстую кипу бумаг и разложил их по своему установленному порядку – на пять кучек. Все готово. Ручки и карандаши параллельно друг другу лежали на листе чистой бумаги перед Кириллом. И он принялся расписывать все, что произошло в лаборатории утром. Порядок на столе с ровными стопками бумаг быстро перерос в упорядоченный хаос, в котором мог разобраться только Кирилл. Его рука быстро передвигалась по листку, выводя все новые и новые формулы, линии, длинные предложения пометок. Подчас он выводил одну формулу единой цепочкой, на нескольких листах.
Через час, на полу, вокруг Кирилла было небольшое полукруглое поле из десятков листов бумаги. Кирилл аккуратно раскладывал все записи по порядку и в строгой последовательности, выкладывая нечто вроде большого полотна из маленьких кусочков. Кирилл часто обращался к ним, поднимал с пола и подставлял к точно такой же мозаике на столе. Через два часа полотно из кусочков заполнило всю комнату уже двойным слоем. А сам Кирилл аккуратно передвигался по белому бумажному «ковру», рассуждая и обдумывая новые ходы. Раздался треск; лампочка ярко вспыхнула и погасла. Кирилл оказался в темноте. Лишь тусклый свет из окна рассеивал мрак комнаты. Кирилл стоял не двигаясь. Он вспоминал куда сунул запасные лампочки. Но вместо этого в тишине темно-синего мрака раздалось урчание. Кирилл вспомнил, что совсем ничего не ел. Мысли о месте, где хранились лампочки, пришли следом. Вкрутив новую, Кирилл отправился на кухню. Вернулся он быстро. С чашкой чая и тарелкой, нагруженной восьмью легкими бутербродами. Кирилл бросил взгляд на стол, но на нем не было и островка свободного места – бумаги были везде. Тогда Кирилл решил отужинать на кровати. Тем более что все бумаги, лежащие на полу и на столе, будут доступны его тяготеющему взору. И мысли займутся делом, пока тело подпитывает себя.
Незаметно для себя Кирилл лег на подушку, дожевывая последний бутерброд. Он снова и снова возвращался к своим записям. Что же могло произойти такого, что вещество могло выпасть в осадок? Кирилл ни как не мог выдавить из себя ответ и все больше злился на свою беспомощность. Раздался тот же треск и лампочка снова погасла. Свет от окна проникал до середины комнаты, освещая белый покров из бумаг. Легкий сквозняк, гуляющий по полу, тревожил уголки листов и поднимал над ними крохотные пылинки. Словно живые, невесомой взвесью они парили над полом. Постоянные спутники Кирилла – сквозняк и пыль. Он смотрел словно завороженный. То на пыль, танцующую над бумагами на полу, то на записи. И среди тех множеств исписанных листов, что стали невольной сценой, Кирилла привлекла одна единственная формула, на которой сходились все его думы. Формула, не имеющая продолжения, формула, заводившая его в тупик.