"Господин мертвец" - Константин Соловьёв

- Добрый день, Дирк. Хорошо, что вы заглянули. Признаться, не надеялся на ответный визит.

Как и в день их знакомства, лейтенант Крамер щеголял чистой выглаженной формой, а щеки были выбриты до синевы.

- На нашем кладбище сегодня выходной, - ответил Дирк избитой шуткой Чумного Легиона, - Сторож запил.

Видимо, лейтенант ее не знал, потому что охотно рассмеялся. За баррикадой обеспокоенно зашушукались.

- Как ни странно, я к вам по делу.

- О, - Крамер сразу нахмурился. Видимо, пытался представить, какое дело может возникнуть у мертвеца к нему. Дружба дружбой, а такие дела всегда пахнут прескверно.

Чтобы не мучить его малоприятными догадками, Дирк поспешно сказал:

- Скажем так, мне нужна ваша консультация, как аборигена здешних земель.

- Я сижу тут уже одиннадцать месяцев, но вот земель-то как раз и не видал. Только грязь. Знаете шутку о том, что во Фландрии есть четыре вида грязи, для каждого времени года? Мне понадобился почти год, чтобы понять – никакая это не шутка. Так что именно вас интересует, приятель?

- Птицы.

- Птицы? – переспросил Крамер с таким выражением, словно Дирк поинтересовался рецептом противотанковых заграждений из старых шнурков, - Позвольте… Кхм.

- Все просто. Нашему мейстеру – извините, хауптману Бергеру – для служебных целей срочно требуется несколько птиц. Небольших, - Дирк изобразил руками что-то размером с два кулака, - Желательно с неприметной окраской. У меня есть хороший охотник, но, признаться, я совершенно не ориентируюсь в здешних краях. Даже не представляю, откуда начать поиски.

- Птицы… Ага. Интересно. Знаете, с птицами возможны затруднения. Раньше километрах в шести отсюда был густой лесок, где определенно водилось что-то пернатое. Но в феврале французы пристреливались по нашим позициям и снесли этот лесок тяжелой артиллерией под корень. Там у нас были корректировщики, так что снарядов они не жалели… Остались только редкие жерди.

- Мы его видели, когда проезжали неподалеку. Довольно унылое зрелище. Птиц там, конечно, не найти. На кого я вообще могу рассчитывать?

- Сложно сказать, - протянул Крамер, - Я не Гуннерус[82], и о здешней пернатой фауне имею достаточно смутное представление. Стрелять чаще приходится в людей, чем в птиц. Но… определенно, раньше здесь водились глухари, я слышал их крик. Потом… мм-м-м… перепелки, совы и… кажется, вальдшнепы. Иногда нам удавалось заполучить что-то из этого себе в котелки. Но потом уже было не до охоты. Зима, а там и французы взялись за нас всерьез, а дальше вы и сами видели…

- Значит, рассчитывать не на что?

- Погодите, - преисполненный сочувствия, взгляд лейтенанта вдруг загорелся, - В окрестностях, конечно, можно охотиться разве что на блох, но километрах в тридцати к северу должна быть долина. Она не очень велика, но местность там самая удачная для вашей затеи. И снаряды туда не залетали. Если в этих краях птица где-то и осталась, то только там.

- Замечательная новость. Не поделитесь картой? Прикажу завести «Мариенваген».

- Картой не поделюсь. Есть идея получше. Примете меня в компанию? На правах вольного охотника и гида?

Крамер говорил серьезно, но Дирк все же уточнил:

- Хотите съездить на охоту с мертвецами?

- Почему бы нет? Я слишком долго сижу тут, скоро корни пущу. А охота – развлечение изысканное, почти аристократическое. Да и возможность выбраться из здешней грязи тоже многого стоит. Ну как вам?

Надо было отказать ему. Заверить, что «Висельники» могут справиться и своими силами. Но светящийся предвкушением этого маленького приключения, взгляд Крамера пресек эту возможность на корню.

- Охотно включаю вас в экипаж. Выезд – через полчаса.

- Успею, сборы недолги. У вас есть оружие на птицу?

- Юнгер, мой снайпер, прихватит что-то подходящее.

- В таком случая я захвачу у фон Мердера его старый «бюксфлинт»[83], все равно пылится без дела. Эх, и славная же затея! Подождите меня еще минут пять, я быстро обернусь.

Глядя на его стремительно удаляющуюся спину, Дирк ощутил, как радость от грядущей совместной охоты становится все мельче и мельче, точно море, которое отступает с отливом, обнажая острые камни. Может, оттого, что ему удалось разобрать шепот, доносящийся из-за баррикады:

- Якшается с тухлятиной, не иначе сам головой двинутый. Такой добром не кончит, это уж вы мне поверьте. Кто с мертвецом поведется, тот долго не протянет.

ГЛАВА 14

Я думаю, что мертвым лучше оставаться

мертвыми. Прошлое трудно забыть. И на

месте вашего друга я продолжил бы

оставаться мертвым.

Этель Лилиан Войнич

Броневик катился неспешно, с медлительностью большого толстокожего животного.

Четыре человека, расположившиеся в его горячих внутренностях со всем возможным комфортом, ощущали ритмичное поскрипывание больших гусениц, перетирающих землю, треск камней под днищем, душный тяжелый запах бензина, густой до дурноты, и размеренное пыхтение двигателя. Кто бы ни задумывал десантный «Мариенваген», в последнюю очередь он руководствовался удобством его пассажиров. Тесное пространство состояло исключительно из острых углов, приходящихся на колени, бедра и спину, а жесткие маленькие сидушки вдоль борта располагали лишь к одной позе. Это мало мешало мертвецам, но вот у живых людей от долгой езды часто затекали ноги и шеи.

В Чумном Легионе «Мари», как нежно называли «Мариенвагены», любили. Они были достаточно неприхотливы, как для тяжелого бронированного транспортера, и даже их неспешность не вызывала особого раздражения. Семь миллиметров брони помогали смириться с врожденным отсутствием грации, а удачная конструкция позволяла при необходимости быстро оказаться снаружи. Вооружение состояло лишь из одного пулемета, не очень-то серьезная сила по меркам девятнадцатого года, когда самый завалящий танк ощетинивался не менее чем полудюжиной. Но это никогда всерьез не волновало Дирка. Задача всякого бронированного транспортера состоит прежде всего в том, чтоб довести свой груз в целости и сохранности. И с этим «Мариенвагены» справлялись наилучшим образом, сочетая достойную защиту и приемлемую скорость. За комфортностью пассажирских «Фордов» они не гнались.

Дирку приходилось иметь дело с самыми разными машинами, начиная от первых образчиков, невероятно капризных и предельно несовершенных, бастардов, порожденных отчаянным позиционным кризисом.

В свое время ему пришлось немало поколесить на «Даймлере» модели «М1915», заслужившей нелестное прозвище «склеп на колесах». Лишенный подвижной башни, «Даймлер» был громоздок, грузен, как старая лошадь, и неповоротлив. Несмотря на неплохой для своего времени двигатель, он представлял собой столь удобную мишень для вражеских наводчиков, что от поездки на нем обычно старались уклониться все, включая «Висельников».

Приходилось ездить и в просторном трехпулеметном «Эрхардте E-V/4» «сухопутном эсминце», как его называли фронтовики. Удовольствие это было скоротечно – несмотря на все свои достоинства, эта машина была выпущена слишком маленькой серией, чтобы насытить всю имперскую пехоту, требующую обеспечить ее защитой от гибельного пулеметного огня. «Эрхардты» у «Веселых Висельников» быстро забрали, оставив уже устаревшие к тому моменту, но надежные «Мариенвагены». Дирк тайком вздохнул с облегчением – он всегда предпочитал проверенный работой инструмент всяким экспериментальным аппаратам.

Дирк пожалел Крамера, единственное существо в «Мариенвагене», которое испытывало серьезные неудобства. Мертвецы не боялись ни духоты, ни жары, ни запаха, живые же люди в этом отношении были куда как менее стойки. Впрочем, лейтенант выглядел вполне довольным. Для него, проторчавшего без малого год посреди Богом забытого поля, даже подобная вылазка в душном скрипучем ящике на колесах была настоящим событием.

Сейчас, когда внутри их находилось всего четверо, а боевое отделение не было забито десантом, поездка была вполне терпима. Машину вел Шеффер, и делал это достаточно грамотно, обходя промоины, воронки и крупные камни. «Мари» с досадой пыхтела разношенным двигателем, отвечая на его усилия, но не торопилась разваливаться на части.

«Старая кобылка, - подумал про нее Дирк почти с нежностью, - Норовиста и всегда делает вид, что двигается с одолжением. Но упряма, как молодой жеребец».

Снайпер Юнгер сидел в задней части бронеавтомобиля и безучастно глядел в окно. Это был спокойный, подобно всем «Висельникам», мертвец, пухлощекий, медлительный в движениях и даже какой-то вальяжный. Все его движения, вне зависимости от того, что он делал, вправлял нитку в иголку или точил карандаш, были подчинены особой грациозности, очень неспешной и плавной, как у большой рыбы. Он словно плыл в окружающем его воздухе, не допуская никаких резких движений. И даже говорил медленно, с расстановкой, выдавливая из себя слова отмеренными порциями. Взгляд у него был под стать: скучающий, с ленцой, кажущийся простодушным и наивным.