Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

Миры Фоландии и Земли наконец разошлись, и каждый зажил своей жизнью, отдельно от другого. Рэмон знал, что должен был войти в туман, иначе миры так и просачивались один в другой, и оба мира не смогли бы быть полноценными. Он сожалел лишь о том, что не сможет умереть вместе с Сессиль, когда та состариться, но разве плохо вечно жить в раю нового мира?.. Однако старик Степан сумел совершить невозможное. Он воскресил жену! А вдруг этот мир подарит бессмертием всем своим детям?

— Может хотя бы сейчас ты сбросишь свой наигранный облик? — сказала Сессиль, сжимая его ладонь. — Рэмон, я знаю кто ты и принимаю тебя полностью. Я люблю самого тебя, а не некое представление о тебе. Я знаю, как ты выглядишь. Я видела однажды. Ты утерял всего на миг свою концентрацию. Это было ночью, ты читал, а я проснулась, — она поцеловала его в щеку и вдохнула его запах. Это было странно. Он пах не так, как пахнут люди, но все же у него был свой запах, особенный и неповторимый.

— Хорошо, — сказал Рэмон.

Рядом с Сессиль оказался худощавый курчавый юноша со взглядом наполненным мудростью и спокойствием. Со взглядом взрослого человека, прожившего почти пять десятков лет. Со взглядом, не соответствующим шестнадцатилетнему мальчишке, которым он предстал перед Сессиль. Он сохранился в том возрасте, в котором Виола провела ему ритуал избавления от блокатора мечтаний. Он многие годы корректировал свой внешний вид. Никто не должен был догадался о том, что с ним случилось. Мало кто на Земле и на Изнанке не замечал наигранность облика, и потому Рэмону удавалось скрывать настоящего себя от глаз мечтателей, от глаз простых людей. Хванч не раскрыл его тайны, не подвел управителя Школы Мечтателей.

Рэмон посмотрел на Сессиль, а потом окинул взглядом желто-фиолетовый луг, уносящийся вдаль во всех направлениях. Где-то его затемняла ночь, где-то был день, поодаль луг укрывал внушительный слой снега, а под ногами у двоих из Воллдрима цветки плакали росой, блестели влагой.

— Теперь понятно почему погода Воллдрима была такой, — сказал Рэмон.

— В Воллдриме царила погода Изнанки! Она пришла в город отсюда.

— Да, это удивительная мечта, — сказал Рэмон и наклонился, сорвал диковинный цветок. Тот подул на него сладким персиковым ароматом, а потом цветочный стебель удлинился и вонзился обратно, выскользнул из руки Рэмона и принял прежний размер и форму — стебель вновь стал единым.

— Похоже эту природу так просто не обидеть, — сказала Сессиль.

— Значит не стоит за нее бояться, — ответил Рэмон и добавил: — Прощай, Зеландер… — Он никогда не посетит родной мир, теперь все это стало очевидно. В этом мире нет орейфусов, а значит в существующие миры им не попасть, лишь создавать свои. Сохранилась ли хотя бы часть Фоландии? Спаслись ли люди Земли? Жив ли Кристиан Хванч? И этого он не узнает. Рэмону можно лишь предполагать, что это правда, а Сессиль надеяться на то же самое. — Прости, Зеландер, что я так и не посетил тебя… Прощай навсегда, родной мой мир!

— Не так, — сказала Сессиль. — Ты не о том мечтаешь…

Он обнял любимую женщину и едва заметно улыбнулся.

— Приветствую тебя новая вселенная! — крикнул Рэмон, а Сессиль рассмеялась. — Да будет чудным этот новый мир!..

Концовка

Фейи был разочарован, город пришлось эвакуировать. Войско спешно вывезли, гражданских тоже. На месте города за считанные часы вырос вулкан. Такое сокровище оказалось погребено под лавой, пеплом — черт знает под чем еще! и теперь долго не проверить сохранилось ли магическое поле. Поганая природа! Даже полет над жерлом был невозможен. Вулкан дымил и мог взорваться. Бесценные качества колдовской зоны не стоили опасностей, и Фейи, наравне с начальством повыше, решили, что правда о том, как эвакуировали город, скольких людей бросили, сколько имущества пропало, а архивы!.. Черт возьми, никто более не стремился возродить исследования! Да и самые отчаянные любопытствующие к возбужденному вулкану идти не желали. Правду пришлось забыть… Даже оцепление убрали. Колдовская миссия будто вовсе не существовала.

— Не расстраивайся, Крабов. Из-под носа утащили такие возможности! Понимаю. Еще как понимаю! Паршиво вышло. Что тут скажешь! Похоже зря ты рисковал. Сколько раз ты оказывался в эпицентре?..

— Все мы были в этих эпицентрах и ни раз…

— Ты прав, Крабов. Но ты хотя бы выжил, а вот Добринову не повезло. Убил какой-то малец-маг. Позорная смерть… — он покачал горловой. — Дорбсон так вообще принялся самовольничать, выкрал свидетеля… С ним еще разбираться и решать… Все-таки близко мы были к разоблачению этих нелюдей. Но колдуны предпочли убить всех, нежели раскрыть свои секреты. Ублюдки! Мы столько сделали… — Фейи похлопал Крабова по плечу, по-отцовски сочувственно посмотрел тому в глаза, а потом добавил: — Ладно, можешь идти! Пожалуй, знаешь… последую-ка и я твоему примеру — в отставку подамся. К черту все! Отдохнем с тобой, заслужили. Жаль, но ничто не сравниться с теми делами…

Крабов кивнул, вышло вполне сочувственно.

Зазвонил телефон.

— Слушаю! — гаркнул Фейи и сразу же смягчил тон. — Да, милая, уже закончил. Скоро буду… Купил, да… Куплю, да… Привезут, да… — Наконец он положил трубку, а Крабову сказал: — Именины у супруги.

Крабов улыбнулся и махнул руку к виску; четко, по-военному, развернулся и направился было к выходу, но вдруг обернулся.

— Господин генерал, у меня личная просьба.

— Слушаю… — генерал прищурился, по привычке на всякий случай напрягся.

— А не напомните ли вы мне телефончик Севильи? — спросил Крабов, изображая заинтересованность. — Запропала куда-то, а ведь красивая была барышня…

— Ох, она теперь далеко, — с неподдельным разочарованием ответил генерал. — Пришлось сослать в бывшие колонии. Кормит мошкару, пропала такая кожа… — Фейи осек себя. — Так что, нет… Так что, можешь идти!

Крабов натянуто улыбнулся. Ладонь к виску, вышел. Он мял пачку сигарет, лежащую в кармане брюк, и представлял себе аромат сигарет без смол и никотина. Каково будет курить такие? Возможно ли получать удовольствие от безвредных сигарет? «Мечты сбываются!» — так говорят знающие люди.

Через несколько месяцев Крабов получил хорошие дембельские и оформил военную пенсию. Средства направлялись на совместный с Элен Крабовой банковский счет. Семья была хорошо обеспечена практически пожизненно. Супруга Элен просияла, когда бывший следователь сообщил ей, что уедет на неопределенное время. Сын и дочь восприняли отъезд отца без каких-либо эмоций. Сухо кивнули и продолжили заниматься своими делами. Да, отец он оказался не очень. Единственные чувство, что он увидел в жене и детях по факту своего отъезда — это облечение. Отличный муж, участливый отец? Вряд ли. И главное это не их вина, — только отца семейства.

Он сел в личный, свой гражданский автомобиль и поехал на север. С двумя нынешними любовницами он решил не прощаться вовсе. Столичные красотки многое утеряли, но Крабов похоже обрел нечто бесценное. Он пересек границу дружественного государства и проехал два блокпоста, отметился. Много часов пути по окольным дорогам, проданный перекупщику автомобиль, рюкзак за спиной, пеший ход и несколько ночей в палатке. Он вернулся в родную страну в обход границы — ведь нынче он был под наблюдением. Числился в рядах особо и много знающих кадров госслужбы. Желательно, чтобы его, если и разыскивали, то подальше отсюда.

Два часа пути вдоль узкого ручья. Он хорошо помнил инструкции Рэмона. Он знает, где это место. Гора, ручей, камень с дивным рыжим деревом; спрятанный в нем орей…

Можно ли попасть в город без оригинального камня? Без шебрака, что дал ему подросток-мечтатель?

Нельзя…

Камень не пустил Крабова, но отставной военный был рад, что попытался. Что ж теперь: возвращаться назад или искать для себя новое место обитания? Начать жить с нуля, завести новую папку «Жизнь Крабова, попытка номер два»?

Стемнело. Крабов смотрел вдаль на возбужденный вулкан и жег костер. Ближе подойти нельзя. Вулкан курился… или просто курил. Даже тут чувствовалась опасность и запросто можно было погибнуть от ядовитых газов, которые то и время, изрыгало жерло.