Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

Люди разбрелись по домам, кто-то спал, другие бездельничали. Глади в компании Брегантины и Елизаветы Либель беседовали о новой жизни, о новых возможностях, о том, что же будет дальше. Глади не заметила, что боли больше нет, и чувство голода давно не появлялось. Испуганный мальчишка трех лет, родителей которого так и не нашли, прикорнул на груди бывшей хозяйки приюта.

Тихо… Слишком тихо…

Вдруг невидимая волна пронеслась по городу. Она была разрушительной, но не в обычном смысле. Она стирала строения, возвращалась и вновь растилась по округе, раз за разом, много раз. С каждым ее проходом постройки становились менее выраженным. От школы отрывались пристройки, а Уголок Просвещения уже растворился.

Люди остались, живность; но практически все строения исчезали, лишь 5–6 домов волна не замечала. Этой неведомой силой уносились в забвение воллдримские постройки. Несколько человек прилично расшиблись, когда падали с высоты исчезающих кроватей, с высоты полов, вторых этажей.

В какой-то момент небо разом стало серым, а солнце, будто скоротечное затмение закрыла чернота. Словно вода в канализационный слив, в эту черноту уже закручивалось и вливалось серость небес. Ужас от зрелища, так походившего на ярость черной дыры не успел вылиться в панику, ведь на глазах сотен людей уже рождалось новое солнце! Будто по мечтательному щелчку, черное пятно преображалось, светлело и вскоре засияло. Солнце было не таким, как прежнее: светило утеряло былую яркость и стало заметно больше. Бездна, минуту назад выпившая серое небо, теперь отдавала свою энергию, делилась светом и теплом. Недавний раскол природы выравнивался, противоречие неспешно сглаживалось, а вскоре вовсе пропало. Город накрывала весна. Нетипичная растительность проявлялась все четче, в то время как местная редела. Огороды, кусты, — земная природа покидала новый Воллдрим. Люди еще не поняли на что походят диковинные растения. Не только рукотворные земные предметы, но саму природу мечтательная стихия решила заменить на нечто свое, чудесное и фоландское.

Уже просматривались очертания серых строений. Они становились более выраженными. Их возникновение не было одномоментным, и люди сумели избежать ловушек стен и пришедших в этот мир предметов. В растерянности горожане сторонились неведомых объектов, которые поначалу казались иллюзией. Первые минуты сквозь них можно было просунуть руку, спокойно пройти насквозь. Но не все воллдримцы восхищались зрелищем, многих оно пугало. Люди метались, кто-то кричал, а малыш, сидевший на коленях в Глади плакал, отчаянно всхлипывал. Вдруг стали слышны робкие голоса… кто-то запел на старофоландском, и голосов становилось все больше.

На месте мэрии вырисовывалась замысловатая скульптура механизмов разных времен и миров. Дома, появившиеся невесть откуда, набирали плотность и вскоре обрели привычную себе расцветку. Элфи узнала их. Все они были на Изнанке! Изнанка пришла сюда, и она наливалась палитрой цветов!

Школа стала намного меньше Крубстерской, а вместо прежних городских дорог заблестели вышлифованные плиты изнаночных проспектов.

Элфи держала Кирка за руку. Она смотрела на новый Воллдрим, она была счастлива и пока не знала, что жителей Воллдрима стало почти на полсотни больше. Это были люди, которые не знали Земли и никогда не видели воду. Люди Фоландии, новые граждане Вселенной. Но это не вся правда… Один из них не был фоландцем. Рослый и худощавый мужчина с красными волосами вернулся домой, чтобы вырастить самые красивые цветы не только навыками огородника, но великим своим талантом мечтателя.

Люди же, жившие в Воллдриме вскоре поймут, что перед ними кусочек сгинувшей Фоландии, обрывок великого мира, пришедший в чуждый ему мир.

Песня, которая стелилась по округе, была гладкой, казалась бархатной, она была чьей-то мечтой. Элфи слушала незнакомые по звучанию слова, но отчего-то родные по ощущениям, и они наполняли детское сердце надеждой. Радость Элфи не могла быть полной, ведь она так и не нашла Харма. Где же ее друг, где же самый лучший в мире мальчик?

Кирк обнимал Элфи, свою маленькую почти сестренку, малышку-мечтательницу, рожденную стать самой чудной, рожденную быть счастливей любого шебиша любого из миров. Кирк позаботится о ней и поможет найти Харма, отыскать маму…

Но, правда, что же с Хармом?..

Лишь спустя пять дней в городе появились два новых жителя. Старик и искусанный шрамами мальчишка. Как только они вошли в камень с рыжим деревом на макушке, они очутились в лесу, а вдалеке виднелся город.

Благодаря шебраку Крабова, Харм отыскал вход в Воллдрим. Вход, который стараниями Рэмона не смогла разрушить стихия, впрочем, он был не так уж близок к кипящей извержениями горе. Харм понял сразу — не стоит боятся извержения, оно ведь пахло, словно… В этой мечте было много людей и много запахов, но ярче других кричал аромат роз, в котором пестрели чудом незабудки…

Двое мечтателей — Харм и Пантелей, и всего то пара километров экзотического леса… И вот они уже у первых домов. Но что стало с городом? Он изменился. Только школьный шпиль немного напоминал прежний. На этом висели огромные часы со стрелками и числами от одного до двадцати четырех.

Печальная мечта, но вдруг шебрак ошибся и не туда их отправил? Неужели Харм потерял всех близких ему людей?

Вокруг было мало народу, да и некоторые имели странно-белую кожу, от нее отскакивал свет и резал глаза, а волосы необычных людей кричали ярчайшими оттенками. Кто они такие?

Харм не знал где Смолги и где Брегантина, мистер Хванч и другие, да и найдет ли он их здесь? Он велением мысли шагал по улицам, а Ветхон, бредя в своем сумасшествии, следовал за ним. Незнакомые люди, дома и дороги… Мальчишка терял уверенность, надежда таяла… Но вдруг один дом показался почти тем самым.

Неужели?..

Это правда! Он нашел!

Ветхон сел на аккуратно постриженный газон у крыльца. Он тихо замяукал, а Кайгы спал рядом. Пес дремал, вытащив язык, и слегка похрюкивал. Вряд ли Харм узнает, что тот долгие дни рыскал по городу в поисках Харма, и оттого вымотанный поисками, не заметил возвращения друга. Харм переступил через пса и толкнул дверь. Он вошел.

Почти ничего не изменилось, но стало заметно уютней, покрасили пол, да и шторки на окошках появились. Папа с Сарой читали книгу, а Майкл что-то писал в своей тетрадке. Мама качалась из стороны в сторону, сидя у печи, и что-то вязала. Ее волосы были аккуратно собраны в косу и не было в них хаоса и неопрятности, а отблески пламени прыгали по их глянцу. В печи пыхтел паром чугунный пузан. Здесь пахло капустой! Знакомый Харму запах показался теперь аппетитней всех иных.

Дриммерны не ушли из города с остальными, они не убежали вместе с отступающими военными. Отец семейства Константин верил, что сыновья вернутся, и разве мог он позволить себе не ждать их возвращения?

— Это я, — сказал Харм и потер пальцем нос, спрятал за ухо нависшую прядь.

— Ха-а-а-а-рм! — завопила Сара и подскочила. Она первой оказалась рядом с пропавшим больше года назад Хармом и обняла брата. А вот и вся семья уж подбежала! Никто не испугался крыльев, будто у Харма они были всегда. Папа поднял Харма к потолку и прокричал, едва сдерживая слезы:

— Ты вернулся! Ты пришел! Харм, сынок мой. Ты живой… Ты живой! — и прижал его к себе.

Малышка Сара гладила перышки, а Майкл в нетерпении переминался с ноги на ногу. Ему тоже хотелось обнять младшего брата. За этот год Майкл заметно вырос, а на его лбу и переносице сияли крохотные красные прыщи.

Даже мама была рада. Она плакала от счастья, перебирая петли, накинутые на спицы, а Харм в ухо отцу прошептал:

— Я не смог найти Стива. Папа, я его потерял…

Так семья Дриммернов стала сплоченной, так она обрела сына и брата, но Стив вряд ли к ним вернется. О его потере не сможет забыть Харм, не сможет простить себя. Не удастся ему смириться, что сны не так он понял. С этой поры мечты Харма не смогут полностью избавиться от печали. Чуть-чуть и много, то грусть окажется сильнее, то счастья больше станет в них.