Сумерки - Дин Кунц

Но он боялся и ребенка. Он верил в психическую энергию Грейс, поскольку был свидетелем, как она совершала такое, что не под силу простому смертному. Поэтому возможно, она и права, утверждая, что этот ребенок – исчадие ада. Если ему не удастся убить мальчишку-демона, он предаст бога, Грейс и весь род людской.

Но не требуют ли от него душу в обмен на обещания спасения? Что значит убить, чтобы снискать благодать божью? Нет ли здесь противоречия?

– Прошу вас, пощадите моего малыша. Пожалуйста, – умоляла его Кристина Скавелло.

Кайл взглянул на нее; он все больше недоумевал. Эта женщина совсем не походила на черную Мадонну, за спиной у которой была власть тьмы. Это была раненая, перепуганная, умоляющая о пощаде женщина. Это он причинил ей боль и теперь чувствовал внезапный приступ вины.

Заподозрив неладное. Мать Грейс окликнула его:

– Кайл?

Повернувшись к мальчику. Кайл отвел руку, в которой держал нож, назад, чтобы ударить изо всей силы. Сейчас он сделает последний шаг, нагнется пониже и, размахнувшись, вонзит нож в живот своей жертве – секунда, и все кончено.

Мальчик плакал и, как завороженный, смотрел синими горящими глазами на острие ножа в руке Кайла. Ужас исказил его мертвенно-бледное, покрытое испариной лицо. Он согнулся, точно в предвосхищении грядущей боли.

– Убей его! – потребовала Мать Грейс.

Кайла одолевали сомнения. "Если бог милостив, тогда зачем он обрекает меня жить с этим лицом чудовища? Что это за бог, который избавляет меня от бессмысленной жизни, где правят насилие, боль и ненависть, только затем, чтобы заставить снова убивать? Если господь бог правит миром, почему он допускает, чтобы здесь было так много страданий, мук и горя? И что изменится, если править придет сатана, ведь хуже все равно не бывает?"

– Все твои сомнения от дьявола! – кричала Грейс. – Вот откуда они берутся. В тебе этого нет. Кайл. Это все от лукавого!

– Нет, – заявил он. – Ты учила меня думать о том, чтобы совершать добрые дела, желать добра. Сейчас мне нужно минуту подумать, только минуту!

– Не надо думать, делай! – сказала Мать Грейс. – Или уйди с дороги, и я сделаю это сама. Как ты можешь в такой момент обмануть мое доверие? После всего, что я сделала для тебя, как ты можешь?

Она права. Он обязан ей всем. Если бы не она, до сих пор он был бы опустившимся, живущим в грязи подонком, снедаемым ненавистью. Если он обманет ее доверие, где же его честь, его благородство? Не будет ли этот обман означать то же, что означает убийство, на которое она его толкает, а именно – возвращение к его прежней никчемной жизни?

– Прошу вас, – умоляла Кристина Скавелло. – Прошу, не троньте моего мальчика.

– Отправь его обратно в ад, навсегда! – вопила Грейс.

Кайл чувствовал себя так, как будто его рвали на части.

Он всего несколько лет назад столкнулся с необходимостью принимать решения, руководствуясь категориями морали и нравственности; недостаточный срок, чтобы это превратилось в привычную внутреннюю потребность, недостаточный, чтобы легко справиться с возникшей дилеммой. Он почувствовал, что по щекам его катятся слезы.

Мальчик оторвал взгляд от ножа.

– Убей его! – снова закричала Грейс.

Кайла колотила дрожь.

Их взгляды не просто сошлись.., они слились.., так что Кайлу стало казаться, что он видит не только собственными глазами, но и глазами ребенка. Это был случай почти магической эмпатии; как будто он, оставаясь самим собой, был и этим ребенком, одновременно палачом и жертвой. Он ощущал себя огромным и угрожающим.., и в то же время – маленьким и беззащитным. Внезапно у него закружилась голова и затуманилось сознание. На мгновение все поплыло перед глазами. И он увидел – или вообразил, что увидел, – себя, склонившегося над ребенком, то есть буквально увидел себя глазами мальчика, как будто он – это Джой Скавелло.

Его словно пронзила молния; это было потрясающее мгновение проницательности, адекватной самооценки, странное и дезориентирующее переживание, сродни озарению ясновидца. Взглянув на себя со стороны, он был поражен: свирепое лицо дикаря, изготовившегося, чтобы совершить бессмысленное кровопролитие. По спине пробежал холодок, сбивалось дыхание. Эта нелицеприятная правда поразила его сознание, словно по нему ударили неким психологическим молотом. Он часто заморгал, и видение отхлынуло, и он снова был самим собой, только теперь у него страшно болела и кружилась голова.

К изумлению Кристины, верзила повернулся и забросил нож в костер, над которым тут же взлетел рой огненных пчел.

– Нет! – закричала Грейс Спиви.

– Я больше не буду никого убивать, – сказал этот огромный человек. По лицу его непрерывно текли слезы, смягчая суровый и зловещий взгляд, как смягчают и затуманивают пейзаж за окном капли дождя на стекле.

– Нет, – повторила Спиви.

– Это не правильно, – сказал он. – Даже если я сделаю это для тебя.., это не правильно.

– Дьявол вложил эти мысли в твою голову, – в голосе старухи звучало предостережение.

– Нет, Мать Грейс. Ты сама вложила их туда.

– Дьявол! – неистовствовала она. – Дьявол вложил!

Верзила стоял в нерешительности, обхватив ладонями лицо.

Кристина, затаив дыхание, с надеждой и страхом наблюдала за происходящим. Если это напоминающее Франкенштейна существо действительно восстанет против хозяйки, то может оказаться хорошим союзником; пока же великан, видимо, не до конца определился, чью сторону занять. Хотя он и выбросил нож, но пребывал в замешательстве, в душевном и эмоциональном смятении и даже слегка пошатывался. С воздетыми к лицу ладонями, со слезами на глазах, он имел такой страдальческий вид, словно его били дубинками. В конце концов, он мог в любой момент передумать и убить Джоя.

– Твои сомнения – это происки дьявола! – вопила Грейс Спиви, наступая на верзилу. – Это дьявол. Дьявол, дьявол!

Он опустил мокрые от слез руки и пронзительно взглянул на старуху.

– Если это и дьявол, то он вовсе не такой уж плохой.

Вовсе не такой уж плохой, раз хочет, чтобы я больше никого не убивал.

Грузно переваливаясь, он направился к выходу из пещеры, потом остановился и тяжело прислонился к каменной стене, словно нуждаясь в передышке после изнурительного труда.

– Тогда я сама сделаю это, – с яростью произнесла Спиви. Она сжимала в кулаке ремень висевшей у нее на плече винтовки. – Ты Иуда, Кайл Барлоу. Иуда. Ты предал меня. Но бог не выдаст меня. И я не изменю своему господу так, как поступил ты. Только не я, его Избранная, я не изменю!

Кристина повернулась к Джою. Он так же стоял, зажавшись в угол, выставив вперед побелевшие ладони, словно они могли уберечь его от пуль Грейс Спиви. Распахнутыми глазами он, как загипнотизированный, смотрел на старуху. Кристина уже хотела крикнуть ему, чтобы он бежал, но это было бесполезно – путь ему преграждала Грейс Спиви, и она не выпустила бы его. Да и куда ему было бежать? Выйди он из пещеры – там его ожидало неминуемое обморожение. Убеги он в отдаленные залы – Грейс Спиви быстро отыщет его. Маленький и беззащитный, он попал в западню, из которой выхода не было.