Влечения - Юна-Мари Паркер

Ребекка поняла, что еще минута, и ее накроет с головой. Набрав в легкие побольше воздуха, она поплыла к выходу, отчаянно работая руками и ногами. Ей помогало образовавшееся в туннеле стремительное течение. Временами она почти захлебывалась соленой водой. Ребекка уже не обращала внимания на то, что со всех сторон ее окружала плотная и живая масса. Лишь акулу нельзя было не заметить… Рассекая острым носом воду, она скользнула в воде рядом с Ребеккой и ушла дальше. Через несколько секунд вслед за ней проплыла вторая…

Ребекка почти добралась до выхода. В вестибюле уже поднялась паника. Люди бегали взад-вперед, что-то кричали друг другу, отчаянно жестикулировали. До полного затопления комплекса оставалось не более десяти минут.

— Стирлинг! — дико вскрикнула Ребекка, подняв голову над водой, хоть и понимала, что он ее скорее всего не может слышать. — Стирлинг! Убери детей! Здесь акулы!

В следующее мгновение что-то тяжелое ударило ей в голову, и затылок пронизала острая боль. Глаза у Ребекки закатились. Она лишь успела увидеть впереди чье-то знакомое пепельно-серое лицо, искаженное гримасой ужаса. Еще миг, и вода накрыла ее с головой. Во всем теле наступило вдруг странное расслабление. Ребекка испытала нечеловеческую усталость и даже обрадовалась тому, что теперь бороться бесполезно. У нее все равно уже не осталось сил. Холодная вода теперь не пугала ее. Она забрала от нее всю боль и страх. И в благодарность за это Ребекка замерла в неподвижности…

Эпилог

В Пинкни наконец-то пришло лето. Оно запоздало и, словно извиняясь за это, обрушилось на окрестности со всей своей животворящей и всепробуждающей силой. Сады вокруг дома украсились расцветшими розами, лилиями и лавандой. В фигурных каменных кадках, стоявших по сторонам от парадного входа, розовела яркая герань.

Саймон медленно шел, опираясь на трость и под руку с Шарлоттой, по лужайке. На прошлой неделе они объявили о своей помолвке. На левой руке девушки поблескивало в лучах утреннего солнца кольцо с изумрудом.

— Ты с каждым днем стоишь на ногах все увереннее, милый, — заметила она. — Думаю, ближе к июлю ты сможешь полностью отказаться от трости.

Он улыбнулся. За время болезни лицо его вытянулось и повзрослело.

— Хорошо бы. Впрочем, мне и сейчас уже трость не очень-то нужна. Но я боюсь пока выходить без нее. Еще рухну как-нибудь некрасиво… — Он весело подмигнул Шарлотте.

— Ничего, еще немного времени, и тебе это уже не будет грозить.

Саймон вдруг остановился и внимательно посмотрел на Шарлотту:

— Знаешь… без тебя я бы не встал на ноги так быстро. Честное слово. Ты знаешь об этом?

Она подняла на него взгляд, исполненный любви.

— Я просто всегда мечтала о том, чтобы быть с тобой, — прошептала Шарлотта.

— Впереди нас ждет много счастья, правда, малыш? Особенно с учетом того, что мать решила жить в Лондоне.

— Да. Честно говоря, я очень удивилась, когда она заявила, что оставляет дом на нас с тобой. Как ты думаешь, это была большая жертва с ее стороны? Не будет ли ей скучно в городе?

Саймон отрицательно покачал головой и взял Шарлотту за руку.

— Я думаю, мать в Лондоне не будет терять времени даром, — проговорил он. — Вчера мы говорили по телефону. Она уже связалась со всеми своими лондонскими друзьями и настроилась на ведение светского образа жизни.

Шарлотта засмеялась.

— А мы с тобой остались тут, две деревенщины… Ах, Саймон, ты не представляешь, как я счастлива! Впереди нас ждет удивительная жизнь!

Дженни долго и с затаенным восторгом рассматривала снимок в газете. Помещенный над ним заголовок гласил: «ЛИЦО ДЕСЯТИЛЕТИЯ». Это была одна из тех фотографий, которые Ребекка сделала с нее тогда в Центральном парке. Дженни была запечатлена на ней смеющейся, с откинутой головой… «Природная гармония природной красавицы», — было написано под снимком. А в заметке, напечатанной ниже, Дженни сравнивалась ни много ни мало, как с другой знаменитой англичанкой десятилетия — принцессой Дианой.

В эту минуту в библиотеку, где сидела Дженни, вошел сэр Эдвард. Он уже видел газету за завтраком и рассеянно похвалил дочь за ее успехи.

— Все еще не можешь налюбоваться? — весело проговорил он.

— Ага!.. — улыбнулась Дженни. — Ты понимаешь, папа, что это для меня значит? Телефон уже раскаляется от звонков с предложением работы. Мой агент с ног сбилась, отвечая всем! Она говорит, что я уже фактически обеспечила себе карьеру и всего через год буду зарабатывать столько же, сколько Джерри Холл.

— М-м… неплохо, неплохо… — все так же рассеянно отозвался отец. Он явно думал о чем-то своем. — Выпьешь что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Дженни не расспрашивала, а терпеливо ждала. Она знала, что рано или поздно он сам скажет, что у него на уме. Но отец был весел, а это означало, что новость по крайней мере хорошая. Во всяком случае, в газетах ничего не писали о его невольной причастности к тайным махинациям Слая Капры и Мариссы Монтклер, а трест «Толлемах» по-прежнему процветал.

— Дженни… — наконец проговорил отец.

— Да, папа?

— Я сегодня пригласил к нам обедать одного человека… — пробормотал он смущенно. — Ну это… словом, это очаровательная молодая женщина, с которой я познакомился. Ее зовут Джульетта Валентино.

Дженни снисходительно усмехнулась.

— Надеюсь, это ее настоящее имя? — весело проговорила она.

Сэр Эдвард не понял шутки и непонимающе уставился на дочь.

— А, ладно, не важно, — тут же сказала Дженни. — Меня сегодня все равно не будет. У нас небольшая вечеринка с друзьями по случаю успешного начала моей карьеры. А завтра я начну искать себе квартиру, так что твои подруги могут запросто оставаться здесь на ночь, никого не стесняя и не стесняясь. — Дженни говорила с отцом, почти как с ребенком. — Тебе нужно наконец вновь задышать полной грудью, папа.

— Да, пожалуй… — пробормотал сэр Эдвард. Он вдруг понял, что инициатива находится в руках дочери. Ощущение это было столь непривычно, что он даже растерялся.

— Удачи тебе, — пожелала Дженни с улыбкой и вышла из комнаты.

Мэйвис и Берт Хэндфорд с подозрительной недоверчивостью и удивлением рассматривали чек, который пришел к ним из банка «Ллойдс». Там была указана сумма в три миллиона шестьсот пятьдесят четыре тысячи американских долларов. Цифра просто не укладывалась у стариков в голове. Но бумажка была настоящая, а в сопроводительном письме говорилось, что их дочь Трейси поместила эти деньги на депозитный счет с условием, что если она к началу июня сама не заберет их, вся сумма должна быть передана ее ближайшим родственникам — Мэйвис и Берту Хэндфорд.