Избранные произведения в 2-х томах. Том 1 - Вадим Собко

Старуха опустила руку в карман своей широченной чёрной юбки и вытащила толстую пачку денег.

— Смотри, сыночек, прислал мне мой племянничек с Дальнего Востока пособьице. У них там денег куры не клюют. Так у меня просьба: отнеси их в сберегательную кассу и положи на своё имя, пусть себе лежат, а когда мне надо будет, то возьмёшь и отдашь. Я тебе, как себе самой, доверяю. Разрази меня гром небесный, если я про тебя хоть раз плохо подумала!

— Много денег?

— Да нет, мелкое дело. Восемь тысяч рублей. Там у них, на Дальнем Востоке, даже поговорку сложили: «Тысяча вёрст не конец, сто рублей не деньги». Давненько он меня не вспоминал, а тут, гляди, через одного знакомого человечка переслал подарочек.

— А сами почему в сберегательную кассу не сдадите?

— Могу, сыночек, могу и я отнести, да там как начнут гадать: откуда у старухи такие деньги? Это же тебе не Дальний Восток, у нас и сотня капитал. А если ты придёшь, то с тебя и спроса нет. Все знают, знаменитый слесарь, мог и больше заработать, известно — золотые руки.

Сидоренко задумался. В существование дальневосточного племянника он, конечно, не поверил. Пришли эти деньги к бабке Анастасии тёмным путём, и она хочет сберечь их, спрятавшись за его имя. Это ясно. Нет, не будет он пачкать рук, — возьмёшь деньги и запутаешься, как муха в паутине. Пусть чёртова бабка сама своими деньгами распоряжается!

— Иди, сыночек, и возвращайся сразу, отдашь мне книжку, а тогда и на Донец поедешь.

— Никуда я не пойду и денег ваших не возьму, — сказал Кирилл. — Тёмные это деньги. Смотрите, как бы милиция о них не узнала.

— Не тебе, сыночек, мне такие слова говорить, — с достоинством, но всё ещё ласково ответила Анастасия. — «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в неё камень…»

— А что это значит?

— Деньги ничего не расскажут. А вот кровушка на твоей сорочке долго не смывалась. Смотри, чтоб милиция этого запаха не учуяла. Раньше, чем ближнего своего ославить, о себе подумай, сыночек.

Часто крестясь, старуха молитвенно подкатила под лоб глаза и зашептала что-то неразборчиво и гундосо.

Кирилла просто затошнило, так противна была ему в эту минуту подлая святоша.

— Это моя кровь была на рубашке, — вызывающе сказал он.

— Может, и твоя, а может, и внучка моего Ванюши Железняка, — не переставая часто и быстро крестить грудь, продолжала Анастасия Петровна. — Если я скажу, а милиция его спросит, то он уж наверное не смолчит. Не были б мои родственники такие благородные, тебе давно бы в тюрьме сидеть, сыночек.

У Сидоренко невольно сжались кулаки, и бабка заметила это.

— А убивать меня и не думай, сыночек, — продолжала она. — Ты ещё только поселился у меня, а я уже записочку написала, в конверт заклеила и отдала надёжным людям. А в той записочке чёрным по белому написано, что если найдут меня убитой или удушенной или пропаду я без вести, то знайте, что лишил меня жизни мой дорогой постоялец Кирилл Сидоренко. Так что, сыночек, чем зубами скрипеть, лучше бери деньги и иди в сберегательную кассу. А бежать не думай, милиция всё равно поймает, зачем тебе ещё лишних пять лет получать? За Ванюшино калечество тебе больше пяти лет не дадут, а вместе с кражей и все десять не пожалеют. Иди, сыночек, иди, дорогой, мы одной ниточкой связаны, а рука руку моет, и будет всё шито-крыто, и никто про твои подвиги в Калиновке сроду не дознается.

— Интересно, сколько вам лет дадут, когда все ваши дела на свет божий выйдут? — спросил Сидоренко.

— А это уж, сыночек, не твоя печаль. Каждый свою совесть сам оберегает, ты — свою, а бабушка Анастасия — свою. Иди, милый, и возвращайся скорее, ещё на поезд успеешь, на Донец поедешь, купайся, пока свободен, молод и здоров.

Кириллу казалось, что старуха взяла его за горло костлявыми пальцами: захочет — выпустит, даст подышать, а не захочет — задушит.

— Нет, — решительно сказал Кирилл, — не буду я вашими махинациями заниматься. Ясно? Давайте-ка в мире жить, — и вам и мне лучше будет. А сейчас я на Донец еду.

Кирилл вышел из дому, сел в поезд. Настроение было скверное. Непременно надо убираться от этой ведьмы, с ней и в самом деле в тюрьму попадёшь.

В этот будничный день на Донце было безлюдно, и на песчаных косах, которые в воскресенье покрыты загорелыми телами, теперь разгуливали, пересвистываясь, маленькие серые кулички.

Кирилл разделся и лёг, свободно раскинув на песке руки ладонями вверх, весь отдавшись ласковым лучам. Хорошо было так лежать, ни о чём не думая, только чувствуя, как нежно ласкает и голубит тебя солнце.

Неожиданно неподалёку послышался весёлый шум, и десятка два пионеров, даже не чёрных, а сизых от загара, прибежали на берег. Следом за ними вышла девушка в лёгком белом платье, что-то сказала, и пионеры построились как раз на той линии, где вода набегала на белый сыпучий песок.

— В воду марш! — скомандовала девушка.

Вода сразу закипела, столько поднялось брызг и радужной водяной пыли. Девушка-вожатая сбросила лёгонькое платьице и в одном купальнике стала около воды, внимательно наблюдая за своими подопечными: мало ли что может случиться на реке.

Кирилл смотрел на стройную девичью фигуру, и вдруг ему стало жарко. Да ведь это Марина Железняк стояла у реки, командуя пионерами. Боже, как она выросла за это лето и какая стала красивая!

«Марина!» — чуть не крикнул юноша, но вовремя прикусил язык. Ему нельзя и на глаза ей показываться. Уж кто-кто, а она-то, наверное, ненавидит его всем сердцем.

Стараясь не привлекать внимания девушки, Кирилл лежал неподвижно. Он охотно закопался бы сейчас глубоко в песок или ужом уполз в заросли ивняка…

На шее у Марины висели на шнурочке большие карманные часы, взятые у начальника лагеря. Девушка взглянула на них и, точно выполняя лагерные предписания, скомандовала:

— Из воды!

Казалось, никакая сила не могла бы остановить этих сорванцов, которые успели взбаламутить весь Донец. Но свою вожатую они слушались беспрекословно. Выскочив из воды, ребята начали бороться на песке, бегать друг за другом, играть в «куча мала». Теперь и Марина бросилась в воду; она глубоко нырнула, быстро переплыла речку и вернулась обратно.

«Как русалка плавает», — улыбнулся Кирилл.

Течение отнесло Марину вниз, к тому месту, где лежал Кирилл. Она вышла из воды, сняла белую купальную шапочку, распушила светлые волосы и тут увидела Сидоренко.

— Кирилл! — крикнула она. — Что же ты притаился?

Марина подошла к нему и опустилась рядом на песок.

— Здравствуй! — протянула она мокрую руку. — Ты что как неживой лежишь?

— Здравствуй, — насилу выжал из себя Кирилл. — Нет, я живой, просто немного устал.

Он ничего не мог понять. Не знает Марина калиновских событий или делает вид, что не знает? И, желая проверить, не обманывает ли его девушка, спросил:

— Как там Иван поживает?

— Он не приезжал в прошлое воскресенье. Записочку Торба привёз, пишет — немного прихворнул, — весело, как бы не придавая этому никакого значения, говорила Марина. — И в это воскресенье не приедет, комнату будет ремонтировать, пока нас нет.

У Сидоренко отлегло от сердца. Значит, никому ничего не сказал Иван.

— Где ты теперь? У кого устроился? Где работаешь? — спрашивала девушка, и за этими вопросами Кирилл чувствовал настоящий интерес.

— Нечем хвалиться, — хмуро ответил он. — Живу в Дружковке, с первого пойду на автобазу ишачить, вот и всё.

— Тебе непременно на завод надо вернуться, — горячо сказала Марина, трепля руками волосы, чтоб подсушить их на солнышке.

— Нет, проработок с меня хватит. Сыт по горло. И довольно обо мне говорить. Расскажи, куда ты осенью собираешься?

— В техникум уже зачислили, — удовлетворённо ответила Марина, — на строительное отделение. Города буду строить. И ты когда-нибудь будешь жить в построенном мною доме. Проучусь четыре года — и специальность в руках, да какая специальность!

Девушка говорила быстро, весело. Ей приятно было разговаривать с Кириллом, и скрыть это чувство было невозможно, да она и не скрывала. Они давно не виделись, и, кроме того, она считала, что в бригаде обошлись с Кириллом слишком резко. Девушка с таким увлечением рассказывала о своих планах» что и Сидоренко захотелось начать новую жизнь. Он ведь никогда не думал о своём будущем, жил как живётся. Неужели же ему весь век работать на автобазе, забыть завод, жить у бабки Анастасии, участвуя в её тёмных делах?

У него пересохло во рту, и слова застревали в горле, как корки сухого хлеба.

— А к нам ты больше не заходишь?

— Был я у вас дня три назад.

— Помирились?! — воскликнула Марина с такой надеждой, что Кириллу стало жаль её разочаровывать.

— А мы и не ссорились. Не о чём нам теперь больше разговаривать, да он… и не захочет.