ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

В тот же месяц Дейл Уотсон возвратился в штаб-квартиру ФБР как начальник отделения борьбы с международным терроризмом в составе отдела национальной безопасности. По приказу директора Уотсон провел неимоверное количество времени, гоняясь за призраками в деле о башнях Кобара. Но теперь его больше интересовало будущее, чем прошлое. В ЦРУ он многому научился. В Управлении были тысячи людей, которые сидели и думали. Одной из его основных задач было найти для ФБР способ думать.

PDD 39 Клинтона предписывала Бюро анализировать секретные разведданные о террористических угрозах и разрабатывать стратегии их подрыва и уничтожения до нанесения нового удара. Фрих обещал использовать отдел стратегических аналитиков для решения этой задачи. Стратегический анализ был большой картиной, возможностью знать, о чем думает твой враг. Он имел отношение не к тому, что случилось пять минут назад, а к тому, что может случиться через пять месяцев от настоящего момента; и это будет не догадка, а проанализированная и очищенная от всего лишнего разведывательная информация. Действовать без стратегического анализа было сродни стрельбе в темноте.

Уотсон стал искать в штаб-квартире ФБР, интересуясь: где же все аналитики? Они были наняты на работу в 1995 и 1996 годах — пятьдесят человек или даже больше; многие были с учеными степенями. Но они были потрясены состоянием разведки в ФБР. Где компьютеры? Где информация? Большинство принятых на работу людей ушли в течение года. Они ощущали, что с ними обращаются как с мебелью, а не федеральными следователями. К началу века в ФБР по «Аль-Каиде» работал один аналитик.

Уотсон осуществлял руководство подразделениями ФБР, работавшими по радикальным фундаменталистам и Усаме бен Ладену. У него было семь агентов, включая Дэна Коулмана, занимавшегося делом бен Ладена, которые работали под началом специального агента, ответственного за борьбу с терроризмом в Нью-Йорке, — Джона О’Нейла. Но в штаб-квартире ФБР «никто не думал о программе борьбы с терроризмом — в чем состоит угроза и что мы пытаемся сделать в связи с ней, — сказал Уотсон. — А когда это стало ясно, я понял, что мы тут все такие реактивные, а это никогда не позволит нам предотвращать теракты»[619]. Никто не думал о том, где может быть следующая цель «Аль-Каиды», и «никто на самом деле ее не искал».

Но один агент ФБР говорил об этом во всеуслышание, и этим человеком был О’Нейл. Он был большой саморекламщик, но он изучал «Аль-Каиду» с пристальным вниманием. О’Нейл полагал и говорил об этом любому, кто его слушал, что эта группа способна нанести удар по Соединенным Штатам в любое время на свое усмотрение и в любом месте по своему выбору. «Баланс сил нарушился, — предупреждал он той весной, выступая с речью в Чикаго. — Никакое разумное государство не станет нападать на Соединенные Штаты в обозримом будущем из-за нашего военного превосходства. Так что эти люди могут напасть на нас и добиться какого-то эффекта только посредством террористических актов»[620].

Фрих обещал представить план отражения этой угрозы. Он уверил конгресс, что он «удвоит количество кожи на башмаки для расследований террористической деятельности»[621]. Но это обещание поступило после того, как конгресс уже утроил ассигнования на антитеррористические операции до 301 миллиона долларов в год и увеличил расходы ФБР с 2,4 до 3,4 миллиарда долларов при Клинтоне. На бумаге у Фриха было 1300 агентов и такое же количество аналитиков и вспомогательного персонала, занимающегося вопросами контртерроризма. На самом деле это подразделение и близко не насчитывало такого количества людей, как заставляли думать цифры.

Пятьдесят шесть местных отделений ФБР должны были разработать стратегии борьбы с терроризмом и доложить в штаб-квартиру. Начальники отделов в штаб-квартире ФБР должны были включить доклады местных отделений в пятилетнюю стратегию работы. Начальники направлений должны были учитывать эту работу и докладывать директору. Директор должен был составить Стратегический План — с заглавных букв «С» и «П». ФБР работал над Стратегическим Планом со дня нападения на Всемирный торговый центр. Он так и не был закончен.

Уотсон стал доверять Ричарду Кларку — начальнику отдела по борьбе с терроризмом в Белом доме. Кларк работал круглосуточно. На пятом десятке его волосы поседели, а его кожа была бледной, как снятое молоко. Он выглядел так, как будто десять лет жил в бомбоубежище в ожидании, когда начнут падать бомбы. В каком-то смысле так оно и было. У Кларка был старый кабинет Оливера Норта в многокомнатном номере Совета национальной безопасности рядом с Белым домом. Табличка на полке камина XIX века гласила: «Думай глобально — действуй в определенном месте». Клинтон дал ему титул вместе с его обязанностями — координатор национальных антитеррористических операций.

Кларк пытался координировать все, начиная от Пентагона и кончая полицией. Он хотел поднять страх перед терроризмом в Соединенных Штатах на нужный уровень. Он хотел защитить американцев от нападения — цель, которую он считал «почти первостепенной обязанностью правительства»[622], — но он почти не верил в способность Фриха оказать помощь в выполнении этой миссии. Он считал, что в ФБР нет общего представления о террористической угрозе Америке. «Они ни разу не предоставили нам анализ, даже когда мы о нем просили, — сказал он. — Не думаю, что на протяжении того десятилетнего периода мы действительно имели возможность анализировать, что происходит в этой стране».

Кларк считал, что «Фрих должен был тратить время на то, чтобы устранить ту неразбериху, которая царила в ФБР; Бюро превратилось в пятьдесят шесть княжеств без какой-либо современной информационной технологии для оказания им поддержки. Он мог бы тратить больше времени на охоту за террористами в Соединенных Штатах, где пустили корни «Аль-Каида» и ее филиалы». Вместо этого он играл роль главного следователя в деле о башнях Кобар и деле китайских шпионов. Но Кларк полагал, что «его личное участие привело к тому, что эти дела зашли в темные аллеи и пустые колодцы»[623].

Уотсон пришел к еще более важному выводу. Он сказал Кларку: «Мы должны разломать ФБР на кусочки и выстроить его заново»[624].

«Я хотел нанести вред Бюро»

Директор пытался помешать этому.

На Фриха низвергся ряд бедственных проблем, когда президент Клинтон был приведен к присяге на второй срок 20 января 1997 года. Его разлад с Белым домом был теперь полным. Фрих совсем не разговаривал с президентом почти четыре года.

Министр юстиции Рено ясно дала понять во всеуслышание и в приватном порядке, что ее вера в Фриха рухнула. Это произошло за неделю до перевыборов Клинтона, когда начальник отдела ФБР по насильственным преступлениям признал себя виновным в создании препятствий правосудию — это был самый высокопоставленный человек в штаб-квартире ФБР, который когда-либо был посажен в тюрьму за тяжкое уголовное преступление. Он уничтожил документы об убийстве командой по спасению заложников жены «правого» активиста во время столкновения в далеком городе Руби-Бридж, штат Айдахо. Снайпер ФБР отнял у женщины жизнь, когда она баюкала на руках свою одиннадцатимесячную дочь. На ее арест не было ордера. Она не разыскивалась за преступление. Фрих был вынужден признать, что ФБР нарушило Конституцию, позволив своим агентам стрелять без предупреждения. В порыве Фрих разрушил карьеру своего заместителя, когда-то своего хорошего друга, за то, что тот поставил эту команду в безвыходное положение.

Фрих сам был на грани кризиса. Он обвинил президента во лжи, и президент сделал ответный выстрел во время длившегося четыре года расследования дела спонсоров избирательной кампании и нечестных политических деятелей, которые пытались оказать влияние на Клинтона. Независимый прокурор, который занимался этими делами вместе с ФБР, был на конце его веревки, потратив 30 миллионов долларов, пока не узнал, что двадцатичетырехлетняя Моника Левински, бывшая практикантка в Белом доме, оказывала Клинтону сексуальные услуги. Агенты ФБР наблюдали за врачом Белого дома, когда тот исполнял приказ — взять образец ДНК Клинтона путем анализа крови из вены. С этой уликой появилось доказательство того, что президент лгал под присягой о своей любовной интрижке. Последовал не один месяц мучений, которые закончились официальным импичментом в Белом доме, судебным процессом в сенате и зависшим вердиктом присяжных.

Фрих рассматривал это расследование как вопрос принципа: Клинтон поплатился политической карьерой и своей бессмертной душой за несколько минут личного удовольствия. Президент видел в нем «сталинский показной процесс»[625], политическую операцию по розыску и уничтожению, «бессовестную трату средств ФБР» — сотни агентов, «которые могли бы раскрывать преступления, заниматься наркотиками, террористами, вещами, которые действительно имеют значение», — и угрозу безопасности Соединенных Штатов. Директор секретной службы Лью Мерлетти, работа которого состояла в том, чтобы защищать жизнь президента, понятное дело, с этим согласился. Пока ФБР «расследовало слабости президента и Моники, — сказал он, — по Соединенным Штатам разъезжали главные шпионы «Аль-Каиды».