Естественный отбор - Александр Звягинцев

Проснулся Походин в холодном поту от скрипа обитой кованым железом двери.

«Странный сон! — подумал он. — Неужто ведьма Ольга выжила в той самолетной катастрофе? Тела-то ее так и не нашли… Откуда в моем сне Хабибулла?» — удивился он.

Люди в черных длинных балахонах, полностью скрывающих лица, окружили его кровать.

— Пора, генерал, — сказал один из них. — Приближается Час Истины. Чрезвычайный Трибунал призывает тебя на суд.

— А-а, Трибунал!.. А нельзя ли попроще, без комедии?..

— Нельзя! Не нами учреждено то, и отменять то — не нам…

— Любит ваш хозяин дьявольщину, — проворчал Походин, поднимаясь с кровати.

На него накинули балахон и сковали наручниками руки, потом куда-то повели. Вели то по лестницам вверх, то опять спускались вниз. На всем пути слух Походина улавливал писк разбегающихся крыс. Когда донесся глухой бой часов, сопровождающие приказали ему остановиться.

«Полночь, — понял Походин, насчитав двенадцать ударов. — Сатанинское время…»

— Чрезвычайный Трибунал приступает к рассмотрению дела Походина Николая Трофимовича! — объявил кто-то сиплым басом.

Грубые руки усадили его на жесткий стул, и голос за спиной, показавшийся ему знакомым, приказал снять с него капюшон. Когда это было сделано, взору Походина открылся большой сводчатый зал со стрельчатыми готическими окнами, освещенный мигающим светом дымных факелов, с полом, выложенным черными и белыми квадратами.

В одном из затянутых паутиной углов зала Походин рассмотрел целый выводок копошащихся в мусоре крыс и, передернувшись от омерзения, перевел взгляд на закопченные стены. На них висели профессиональные инструменты средневековых палачей, старинное холодное оружие, портреты мужчин в рыцарских доспехах и под каждым портретом — щиты с геральдическими знаками. Под потолком сквозь копоть веков проступала какая-то каббалистическая цифирь и таинственные мистические знаки рыцарей-тамплиеров: солнце с изломанными лучами, перевернутые пирамиды, глаза в треугольниках, строительные инструменты… Два факела посредине зала вырывали из мрака длинный дубовый стол. За ним на массивных средневековых стульях с высокими прямыми спинками сидели шесть человек, облаченных в черные глухие балахоны с одними лишь узкими прорезями для глаз.

«Слетелось воронье на падаль! — зло подумал Походин. — Ужо потешитесь…»

— Подсудимый, с какой целью подчиненные тебе люди накануне гибели Ольги Коробовой проникли в ее ангар? — услышал он вопрос, но не понял, от кого он исходит.

— С одной лишь целью, чтобы ее гибель состоялась, — ответил он не задумываясь.

— Твоя роль в этой акции?

— Насколько я понимаю, полковник Чугуев предоставил вам «чистосердечное признание» исполнителя акции. Увы, уже мертвого Кобидзе… Там все правильно сказано о моей роли.

— Чугуев? — раздался удивленный возглас. Он узнал голос Коробова.

«С Чугуевым я маху дал. Кто-то другой заложил меня, — запоздало подумал он. — Хрен с ним — не ангел небесный!..»

— Расскажите подробнее о роли Чугуева в акции? — спросил кто-то из черных балахонов.

— Какая у него роль, Бог с вами!..

— Не упоминать его в этих стенах!..

— Ну, тогда дьявол с вами! — ухмыльнулся Походин. — К гибели Ольги Коробовой Чугуев не имеет отношения. Пронюхал, видно, что-то и пытался шантажировать меня… Ему очень нужен был миллион долларов. Искренне сожалею, что не оправдал его надежд. Все, что у меня было, ушло на спасение сына, но Богу было угодно…

— Не упоминать Его! — яростно сверкнули в прорези балахона чьи-то глаза, и на стол обрушился удар кулака. — Отвечай, подсудимый, что руководило твоим преступным замыслом?

— Хм… Я атеист был. Перед попом исповедоваться не приходилось, хоть перед слугами Князя Тьмы исповедаюсь, может, легче будет…

— Отвечай, подсудимый. Не вынуждай Чрезвычайный Трибунал прибегать к крайним мерам.

Сбоку от Походина тотчас возникли двое — в черных балахонах, с сыромятными плетьми в руках.

— Суета сует! — покачал головой он. — Что руководило моим преступным замыслом, спрашиваете?.. Страх и ревность. Да, да, представьте себе: старый, плешивый Походин любил молодую красавицу Ольгу Коробову. Давно, безнадежно. С тех пор, как впервые увидел ее в Афганистане. Через одну известную вам Контору помог ей основать фирму, обучил ее бизнесу, находил ей богатых клиентов и любовников. Более того, даже нашел ей мужа… У самого Походина неизлечимой болезнью болела жена, и он надеялся, что, когда ее не станет, он уговорит Ольгу разбежаться со своим голубым… Но к тому времени, когда его жена оставила сей бренный мир, Ольга, благодаря некоторым выгодным сделкам и семейным связям, сказочно разбогатела, а Походин, увы, невозвратно постарел… Теперь он не мог предложить ей себя даже в любовники… Когда она сожительствовала со своим голубым, у него еще теплилась какая-то надежда. Но из Сербии возвратился ее первый муж и его надежда сдохла, как подзаборная драная кошка… Из оперативной прослушки их разговоров я понял, что мне, как говорится, ничего не светит. Я задыхался от ревности к этому чертову Скифу. Апогей наступил, когда она бросила к его ногам все свое состояние. К его ногам, а не к моим и не своего родителя!.. Вы понимаете это!.. Понимаете!..

— Дальше, подсудимый?

— А дальше я решил объясниться с ней напрямую. Нашел же место, старый мудак, где предложить ей себя в мужья! Ха-ха-ха! На собачьей выставке… Получил я тогда от нее изрядно и даже по морде схлопотал. Но главное — она объявила войну мне не на жизнь, а на смерть… Моим преступным замыслом, как вы изволили выразиться, руководило желание отомстить ей за годы унижений. Я принял ее вызов и нанес упреждающий удар.

— Ты еще упоминал о страхе, генерал, — напомнил кто-то из черных балахонов.

— Вы знаете, кто такой на Лубянке Инквизитор? — спросил Походин, внимательно всматриваясь в черные балахоны.

— Знаем, — был ответ.

— А его нет тут среди вас? — спросил вдруг Походин и стал тыкать пальцем в черные балахоны. — Мне почему-то кажется, что он здесь… Может, он — ты?.. Или ты?.. Ты?.. Нет, ты?.. А может, он твой сосед, тот, справа? Хотя это не имеет значения: тут он или нет его, — отрешенно продолжил Походин. — Зверь свое дело сделал… Как же вы мне все осточертели!.. Заканчивайте свою бездарную пьесу…

— Не юродствуй!.. Чрезвычайный Трибунал не принимает во внимание психическое состояние подсудимых, — пробасил один из балахонов и напомнил: — Ты еще не ответил про страх.

— Страх — не главное в этой истории! — отмахнулся Походин. — Страх поначалу лишь был… Это когда она объявила, что сдаст Инквизитору всех причастных к одной старой истории, происшедшей в Афганистане. И… и еще сдаст всех причастных к бизнесу последних лет, в том числе и своего отца…

— Доказательства?..

— Разумеется, их нет у меня.

— Что это за бизнес последних лет?

— Он, э… очень специфичен… Пожалуй, я не раскрою его вам… Такой вот пердю монокль получается, господа-товарищи!..

— Займитесь подсудимым! — гневно вскочил со стула бас-балахон, обращаясь к двум черным балахонам с сыромятными плетьми в руках.

— Отставить! — послышался властный голос Коробова. — У Империи есть тайны, в которые не может быть посвящен даже ее Чрезвычайный Трибунал.

— Подсудимый, у тебя есть что еще добавить по существу дела? — ткнул в него пальцем балахон, крайний слева.

— Есть, — вскинулся Походин и будто в ледяную прорубь прыгнул. — Тот, чье имя вы не произносите в этих стенах, жестоко покарал меня за все зло, которое я совершил в угоду тому, кто дирижирует тысячами таких слепцов, как вы. Его цель — власть. Абсолютная… Власть ради самой власти и денег… Виновен ли я в убийстве его дочери?.. Виновен — отвечаю вам! Виновен и в том, что многие годы мостил ему дорогу к этой сатанинской власти. За грех этот черный меня и покарал Господь, лишил любимого сына…

— Не смей упоминать То имя! — громыхнул бас-балахон.

— Тьфу, труба иерихонская! — плюнул в его сторону Походин. — Не понимаешь, что скоро и тебе по заслугам твоим сполна воздастся?.. Поповское вранье, что на том свете за зло воздается! Не на том — на этом за зло злом воздается!.. Здесь… Только здесь, на грешной земле, каждый по делам своим получает! И ни одного, слышишь меня, Витька Коробов, ни одного из вас не спасет от карающего меча Всевышнего ваш мерзопакостный Князь Тьмы… И неважно, в чью руку Всевышний тот меч вложит: Инквизитора, прокурора, бандита или того же вашего Сатаны рогатого!.. А вложит — попомни, Витька!.. Попомни, рыло твое рязанское, косопузое!..

— Молчать!.. Молчать, плешивый!.. Молчать, твою мать! — заорал за спиной Походина побледневший Коробов.

Палачи, дождавшиеся своего часа, с остервенением обрушили на Походина сыромятные плети.