Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

Жарка хлеба и кормление с рук – это могли быть как обычные посиделки, так и часть обычая по принятию в род. То же самое и с угощением кумысом друг друга.

Отдельным пунктом в интриге шли серьги. Они раньше принадлежали матери Алтынай; понятно, что с собой у меня ничего подобного быть не могло. Алтынай дала их мне в руки наедине, в юрте. А помог ей их надеть я уже при всех, и на улице.

В Степи, помимо эстетического, именно серьги имеют ещё одно символическое значение: при успешном сватовстве, родня жениха (либо он сам, тут я не понял деталей, да и не вникал особо, если честно) надевает их невесте. Соответственно, этот жест мог быть как просто помощью от меня ей в надевании неудобного аксессуара (ну а почему нет?), так и – снова – частью обряда.

Жеребец, врученный мне от Алтынай, опять же, мог трактоваться как ещё одна часть того же обряда.

Но мог и быть обычным прагматичным решением: самих коней у кочевников хватает, это никак не дефицит. Но лично мне, под мои габариты, потенциально подходят считанные единицы из них. И конь Алтынай – первый в списке.

По её словам, передача ею мне своего коня могла быть вполне и запоздавшим подарком, в благодарность за спасение от пашто.

В общем, из невинного питья кумыса с лепёшками, вручения мне коня для тренировок и помощи от меня ей в надевании серёг, Алтынай разыграла чуть не многоактовый спектакль.

Призванный вызвать пересуды и любопытство всех в округе, не внося, вместе с тем, никакой ясности: все действия имели как скрытый смысл, так и двойное назначение.

Особой изюминки добавил тот факт, что ни о помолвке мы не сообщали, ни планов каких‑то не строили, ни жить в разных юртах (как полагалось бы при успешном сватовстве) не начали.

В общем, пусть все зрители помучаются двойными смыслами, сказала Алтынай. На мой вопрос, зачем, она молча указала глазами в сторону юрты Еркена и, посмеявшись, отбоярилась чем‑то типа того, что когда ей кажется что‑то три дня подряд, нужно не дразнить судьбу, а применять профилактические меры.

Мне сейчас хватает забот с ловлей рыбы и её заготовкой, потому я в детали детских интриг Алтынай даже не вникал. Сказала – едим лепёшки, ну давай съедим. Сказала – пей кумыс. Ну пьём.

А на коне, она права, ездить действительно надо учиться. Какое‑то время, несмотря на все мои грандиозные планы по возвращению домой, само умение мне ещё точно понадобится.

Правда, принимая от неё узду коня, я не удержался и пошутил (всё равно рядом никого, никто и не слышал):

– Ну, раз он теперь мой, на шужык его, что ли, пустить?

Но шутка, судя по сверкнувшим глазам Алтынай, явно была неудачной.

– Только попробуй! – змеиным шёпотом отвечает она, а я тут же извиняюсь жестами.

__________

Старый Еркен, вначале нервничавший до неприличной суетливости, лежит в юрте и пьёт кумыс. Молодые идиоты думают, что этим напитком невозможно напиться допьяна. Да что они понимают! Если при приготовлении чуть разбавлять водой, а потом… впрочем, детали не важны. Важно, что и этот напиток можно сделать достаточно крепким. Конечно, не таким как арақ (водка) или сыра (пиво), но за неимением иного, и этого вполне достаточно.

Власть, ещё недавно казавшаяся такой реальной, уплывала из рук, как песок между пальцами. Чёткого плана Еркен не имел, но рассуждал примерно так: хана и его ближников нет. Судя по некоторым деталям, их возвращения ждать не приходится. Выбирать нового хана пока никто не торопился: хозяйственная жизнь и так управляется каждой юртой отдельно, а военных походов больше не предвидится.

Основного конкурента, сына хана, так удачно убрали пуштуны.

Единственная оставшаяся дочь хана, конечно, была та ещё штучка. Но, по счастью, была всего лишь женщиной. Да ещё и почти ребёнком.

А из оставшихся аксакалов, только Еркен был ещё достаточно не стар, чтоб не утратить тягу к жизни и побороться по‑настоящему за белую кошму.

Случись вдруг, по какой‑то оказии, выборы хана.

А саму оказию, требующую выборов хана, ведь можно и поторопить. Тем более, грядущий голод, нападения пуштунов и пренебрежение со стороны Наместника в адрес тамги, полученной от Султана, в сумме создавали необходимый градус напряжения.

Еркен только начинал было радоваться, собираясь неспешно отдаться неторопливому планированию следующих шагов, как события понеслись вскачь.

Прижившийся в юрте дочери хана азара, во‑первых, одновременно развеселил кочевников и заставил воспринимать себя всерьёз. Этим смешным забегом, когда обогнал лучшего коня. Поначалу Еркен думал, что всё подстроено, но вид почти загнанного скакуна под вечер не оставлял поводов для сомнений: соревнования были честными.

Еркен, для полной ясности, пару кругов выводил коня лично: тот действительно был почти загнан.

Потом, азара очень ловко разобрался с дурацкой бумажкой от Наместника. Подчеркнув, с одной стороны, тот момент, что дочь хана категорически сбрасывать со счетов не стоит; а с другой стороны, продемонстрировав всем, что интересы туркан здесь можно и нужно защищать не только с оружием в руках.

Плюс вязка этих дурацких лодок и ловля рыбы. Еркен, конечно, с одной стороны хотел, чтоб у азара всё получилось: если не допустить голода, никто от него не умрёт. Переживший не один джут старик искренне не желал своему народу ужасов голодной смерти. Но рост авторитета этого азара, и с ним вместе и дочери хана, отравили лично Еркену такой хороший результат: почти два мерных мешка сочной и мясистой рыбы, буквально за пару часов лова, сняли половину напряжения в стойбище.

Затем – ещё больше. К чему была эта нелепая пародия на обряд? Что это вообще сегодня было, сватовство? Обмен подарками? Шутка?

Эти двое молодых, азара и дочь хана, как специально маячили весь день на виду у всех! Отвлекая внимание от заслуживающего уважения аксакала, планировавшего организовать в своей юрте ненавязчивое угощение соседей и, под неспешную беседу, поднять вопрос: а не нужен ли кошам новый хан? Раз на новой земле всё складывается не радужно, а старый хан явно где‑то сгинул.

Еркен не знал слова «шоу», но чувствовал: азара и дочь хана специально привлекали внимание. Играли на струнах души, называемых чувствами.

Не давая никакой пищи разуму людей.

В такой момент, любая беседа о серьёзном обречена на провал: сильные чувства глушат любой, даже самый изощрённый, разум. Это Еркен с высоты лет понимал очень хорошо.

Остаётся только уйти к себе и выпить в одиночку весь припасённый для неудавшегося застолья хмельной кумыс.

Ничего. Белая борода тоже что‑то значит. Опыт прожитых лет что‑нибудь подскажет. Со временем.

Белая ханская кошма ещё никому не принадлежит. Ещё посмотрим, кому достанется.

И кстати. Спасибо кумысу, сделавшему мысли такими быстрыми, а сердце и душу – спокойными. А что если…

__________

Примечание.

Вот они, наши шелпеки:‑)

https://www.youtube.com/watch?v=6fc1zK58TYU

Не понятно только одно:‑) При чём тут к нашим шелпекам какие‑то навахо и какая‑то Америка:‑)

Глава 17

– Тот случай, когда женщины начинают волноваться не потому, что что‑то идёт не так, – смеётся Алтынай. – А как раз наоборот: из опасения сглазить. Потому что всё как раз налаживается…

Мы уже который день с молодыми пацанами ловим рыбу; получается неплохо.

В первый день, после лова, «дома» само собой организовалось что‑то типа стихийного тоя. Вернее, благодарные «сограждане» замутили что‑то в честь дочери хана, благодаря которой именно этому стойбищу голод теперь не грозит. В этом году, во всяком случае.

Ловится стабильно что‑то в районе четырёх центнеров в день, если переводить в понятные мне величины. С одной стороны, на толпу в несколько тысяч это не много.