Отец Иоанн (Крестьянкин) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как-то беседуя одновременно с несколькими посетителями, он говорил, обратившись не ко мне, а к другому человеку, и я подумала, что то, что он говорит, меня не касается. И решила не слушать, чтобы не любопытствовать. Я стала отвлекать себя от „подслушивания“ рассматриванием икон в келье. Батюшка это сразу же почувствовал и, не глядя на меня, взял за руку и привлек к внимательному слушанию. Каждое слово в общих беседах старца было важно для всех. Иногда было непонятно, о чем батюшка мне говорил, но через некоторое время смысл его слов открывался» (Г. П. Коновалова).
«Он принял меня как старого приятеля. Держал за руку и ласково смотрел сквозь толстые стекла очков. Я не мог оторвать глаз от его взгляда. Это были не очки, а фантастический микроскоп, сквозь который он видел мою запачканную грехом душу. Я чувствовал, что проваливаюсь в какое-то зазеркалье. Состояние было близким к обмороку. Я плохо понимал, о чем он говорит, но чувствовал, что он не просто говорит, а молится обо мне, помогает увидеть завалявшиеся в закромах памяти старые грехи. В какой-то момент мне показалось, что сам Господь смотрит на меня глазами отца Иоанна» (А. Богатырев).
«Глаза сквозь увеличительные линзы кажутся огромными, всезнающими. Смотрят глубоко-глубоко и всё в тебе видят. И страшно, и совестно, и радостно. Вообще благоговейный страх — очень характерное состояние грешной души рядом со святым человеком. Я испытывала такой страх вместе с чувством стыда и недостоинства своего рядом с батюшкой постоянно» (О. Б. Сокурова).
«Около батюшки мы чувствовали себя совершенно свободно, воспринимали его как обычного человека, а о том, что он старец, святой, не думали. Сядет рядом на диване, обнимет тебя, прижмет твою голову и говорит целый час, слышишь, как у него сердце стучит. Он, видимо, специально так делал, чтобы дух мирской нас оставил, страсти покинули… Тогда я этого не понимал, а сейчас знаю, что он в это время о нас молился: „Господи, дай Духа Твоего, дай благодати этим безблагодатным людям, чтобы увидели они положение свое и начали каяться“. Он настраивал нас на то, что пора жить трезвенно, бороться со своими страстями. Это и есть покаяние, это и есть постоянная молитва. А еще в беседах он нас спрашивал:
— Вот даны тебе творения Святых Отцов, книги даны. И ум дан. Дан тебе ум? — И по голове так выразительно постучит.
— Не знаю, батюшка.
— Как не знаешь? Ведь голова-то не для того только, чтобы шапку носить. Мы же не можем жить одним плотским умом, для спасения нужен разум духовный. Для этого-то вы и читаете!
Сидим с открытыми ртами — какой там „духовный разум“? Долго не понимали, что это такое. После бесед с отцом Иоанном у нас всё пошло иначе: началась борьба с грехом и со страстями. С теми, которые мы сами в себе за долгие годы взрастили, которым позволяли порабощать себя. И стыдно сказать, даже не понимали и значение этого слова — „страсти“» (монах Михаил (Усачев)).
«Бывало, идешь к отцу Иоанну, на душе кошки скребут и хочется куда-то бежать или скрыться от скорбей и неудач, душа в смятении от разных помыслов и непонятных решений, в которых сам „тангалашка“ ногу сломает, и вообще их никто не распутает и не даст никакого решения, потому что решений и вариантов тьма, а какой из них верный, неизвестно, и приходишь побитый, опустошенный и озлобленный. Всё, приплыл, дальше уже плыть некуда, крышка…
Но… по мере приближения ко входу в келью отца Иоанна помыслы и страхования начинают рассеиваться, вопросы сами собой исчезают, проблемы, до сих пор неразрешимые, вдруг решаются и всё приходит в покой и мир. А уж когда придешь к нему на прием, вообще всё пропадает и в душе водворяется умиротворение. Бывало, просто посмотришь на него, и все сомнения и прежде бывшие недоумения сами пропадают, улетучиваются куда-то, и ловишь себя на мысли: „Ну вот! Зачем приперся к старцу?! Опять какую-нибудь ерунду будешь спрашивать? Да и что тебе спрашивать-то? Вон, смотри, как он живет, и делай то же самое — и спасешься. Всё же ясно!“» (иеромонах Никон (Горохов)).
«На одной из встреч мы с моим знакомым священником сидели у ног отца Иоанна (Крестьянкина). Мой знакомый — по правую сторону, а я — по левую. И у меня было ощущение — мир в душе, радость. Никаких помыслов тревожных, ни беспокойства, ни заботы о будущем. Я теперь понимаю апостолов, которые хотели остаться там, на Фаворе, рядом с Господом. Я чувствовал то же самое рядом с отцом Иоанном. Это был мой духовный Фавор» (игумен Савватий (Рудаков)).
Многие отмечали, что с отцом Иоанном можно было даже и не общаться. Главным было его присутствие, ощущение, что он рядом.
«Я просто смотрел на него и слушал, зачастую не слыша. Да можно было и не слушать. Просто постоять невдалеке от него было большой радостью. Эта радость исходила от него и передавалась людям» (А. Богатырев).
«Все завидовали одному рабочему, который часто бывал рядом с отцом Иоанном. Мы ему говорили:
— Ты, наверное, все вопросы свои выспросил у батюшки.
В ответ на это он от души смеялся и говорил:
— Верите, иду рядом с ним, и все вопросы куда-то исчезают! Мне просто хорошо рядом с ним и спокойно. Ничего и не нужно, когда я рядом с ним!» (В. Каюдина).
А можно было и просто побывать в келии о. Иоанна. «Сама келия с многочисленными иконами и святынями вызывала благоговейное чувство. <…>
Батюшка спрашивает:
— Ну, что у тебя еще?
— Когда я здесь, никаких проблем будто бы и нет, а когда выйду, сразу всё начинает вспоминаться.
— Вот и все так говорят» (Г. П. Коновалова).
«Случилось, что я приехал, а батюшки нет. Нетрудно представить мое состояние — приехал насладиться, накормиться, напиться живой воды, а кормильца и колодца нет. С унынием я подошел
