Зомби - Клайв Баркер

Они не разгуливают с поднятыми руками; их руки вяло болтаются по бокам, и они не слишком много двигаются, а вот падают, напротив, частенько. Но главное отличие от фильма — они не убивают живых и не пытаются съесть их мозги. Да и если подумать логически, как? Они мертвы, а значит, мертв их мозг, а желание сожрать мозги кого-то другого предполагает сознательное мышление, которое у них отсутствует. Съеденный мозг не восстановит твой собственный. Это все равно что сказать, что от съеденного куска говядины, то бишь части коровы, у тебя отрастет четыре желудка. Кроме того, если хочешь добраться до чьего-то мозга, нужно сперва вскрыть череп, а сие, полагаю, не так легко, как выглядит на экране. Это как вампиры в кино. Сами знаете, когда доходит до укусов, Дракула проделывает в чьей-нибудь шее две дырки и высасывает кровь. Извините, но как насчет законов физики? Когда открываешь жестянку со сгущенкой, приходится пробивать отверстия с двух сторон банки, чтобы молоко лилось. Так что вампир должен быть уверен, что его рот припал точно только к одной из дыр, иначе у него вообще не получится ничего высосать, разве что он станет действительно сосать — и тогда человек, из которого он сосет, будет сдуваться, как проколотый футбольный мяч.

Так вот. Никто не выходит из земли, никто не ест мозгов. Живые мертвецы не имеют ничего общего с их киношными прототипами. Честно говоря, они довольно скучны. У кого-то из них еще сохранились остатки памяти, и он может прочесть наизусть "Солнце" или промямлить пару арий из "Кошек", но ничему новому их научить нельзя, как нельзя выдрессировать взаправду тупых насекомых или пса нашего учителя биологии. Ткни пальцем в небо, и они да, поднимут глаза, но потом будут стоять так часами, как цыплята, ждущие, когда пойдет дождь. Потому что они мертвы — и точка. В смысле смерть — это конец, finito, после смерти ты уже не поймешь, в чем соль шутки, и не вспомнишь, как подключить видик, вот и все, тебе крышка, крошка.

О той ночи, когда все произошло, я много сказать не могу — разве что была среда, лил дождь и я поздно пришел домой из школы. Меня поймали на обществознании за изучением внутренностей мяча для гольфа и в наказание оставили после уроков. Помню, как шагал по улице и увидел впереди одного из шаркающих мертвецов, мужчину лет пятидесяти. Впервые увидел. Фантастическое это было зрелище, словно я всю свою довольно-таки короткую жизнь ждал чего-то подобного и теперь увиденное придало смысл всему остальному.

Тип передо мной скорее не шел, а тащился, едва отрывая ноги от земли. Уже смеркалось, но я разглядел, что одет он в обычную домашнюю одежду, только грязную, будто он только что подрался. Голова его была немного опущена, но смотрел он прямо и, кажется, знал, куда направляется. Когда я поравнялся с ним, в нос мне ударила сильнейшая вонь — пахло какими-то химикалиями, наверное формальдегидом, словно мужик только что сполз со стола в покойницкой. Его лицо было серым и пятнистым, точь-в-точь футляр от ноутбука моего папаши, но глаза, глаза — вот что его выдавало. Пустые, бессмысленные и сухие, как у куклы, потому что, полагаю, сейчас никакая жидкость уже не увлажняла их, они застыли, уставившись в одну точку. Я зашагал с ним в ногу и вот тут-то осознал, что совершенно не боюсь.

Если кто-то опасен, он непременно подает предупреждающие сигналы, и если ты принял их, то отступаешь. Но этот парень был банально мертв и никаких сигналов, ни дурных, ни хороших, не подавал, и я инстинктивно понял, что в худшем случае он просто упадет прямо на меня. Улица была почти пуста, а те немногие, кто проходил мимо нас, казалось, ничего странного не замечали. А впрочем, что особенного они могли разглядеть в туманных дождливых сумерках, кроме того, что какой-то старик вышел прогуляться без плаща и сейчас промокнет насквозь. Мы добрались до поворота к моему дому, и мертвый парень пошаркал вперед, и темноту. Я чуток постоял, глядя ему вслед, а потом пошел своей дорогой.

Я уже пропустил первые вечерние новости, но спросил маму, не говорили ли по телевизору что-нибудь о возвращающихся к жизни мертвецах, и она, сделав недовольное лицо, ответила "нет". Помнится, я заметил, что глаза ее опухли и покраснели, словно она плакала, а потом попыталась скрыть это от меня. Позже, уже в своей комнате, я увидел репортаж. Непосредственно в прямом эфире дикторша, запинаясь, зачитала сообщение о том, что несколько трупов из больничного морга в Лидсе были обнаружены бредущими по коридорам здания. Она сказала, что вести об аналогичном феномене поступают из всех уголков мира, хотя, похоже, сама тетка не верила ни слову из того, что произносила. Затем какой-то эколог, которого, судя по виду, только что вытащили из кровати, постоянно приглаживая волосы, заявил, что все дело в озоновом слое, и я подумал: "Ага, как же!" В смысле не надо быть крутым ракетчиком, чтобы сообразить, что между истончением озонового слоя и оживанием мертвецов нет никакой связи. Это все равно что сказать, что от игр "Нинтендо" можно взбеситься. Смешно.

Переключил я на CNN, потому что они вечно повторяют одно и то же снова и снова, и вот оно — реальная съемка зомби, ковыляющих вдоль дорог и натыкающихся на стены. Я позвонил своему приятелю Джо Махони, по кличке Зубрила, хотел сказать, чтобы он скорее включил ящик, но трубку сняла его сволочная мачеха, которая сказала, что для болтовни уже слишком поздно.

Назавтра я попытался обсудить происшедшее с моими школьными друзьями, но никто, кроме Саймона Уотерса, не заинтересовался. А Саймон Уортерс, к несчастью, твердо убежден, что таинственные круги на полях оставляют венерианцы, а не пара скучающих парней с палкой и обрывком веревки, и страстно готов поверить любому событию, хоть чуть-чуть более интересному, чем его собственное жалкое существование, заключающееся в получении паршивых оценок в школе и возвращению домой к отцу, крутящему роман с педикюршей. Тогда-то я и начал вести свой "Вахтенный журнал мертвецов" — завел разлинованный блокнот, куда записывал каждый случай наблюдения живого покойника.

С каждым днем на улицах появлялось все больше и больше шагающих трупов. Вскоре за одно только субботнее утро я насчитал то ли десять, то ли пятнадцать зомби (женщины особенно любят бродить возле припаркованных у "Сэйнсбери"[33] тележек) и перестал вести учет, решив, что мне за ними не угнаться. Прежде всего большинство больничных трупов чертовски хорошо сохранилось. В смысле ни челюсти, ни уши у них не отвисали, но время от времени попадались мертвяки и взаправду в плохом состоянии. Например, толстяк в автобусе в больничной пижаме, у которого разошелся шов на груди, а потроха вывалились и покачивались из стороны в сторону, когда автобус поворачивал. Но в первые дни трупы еще выглядели целехонькими.

Видите ли, это не была просто Ночь Живых Мертвецов, как мы сперва думали. Да-да, не просто ночь, а Ночь За Ночью. Воздействие того, что оживляло их, не шло на убыль, так что властям пришлось позаботиться о специальном законе, который урегулировал бы проблему. Они установили новую стандартную глубину погребения тел и повелели запирать двери моргов. И все же каждый день по улицам ковыляет все больше и больше мертвяков, так что либо кто-то нарочно выпускает их (я видел в новостях, этим занимается группировка "Право на жизнь"), либо они сами находят способ сбежать прежде похорон.

Правительство так и не пришло к единому мнению относительно причины случившегося, и до сего дня источник так и не найден. Ученые провели независимое исследование для выяснения происходящего — а именно вскрыли пару трупов и порылись внутри, — но ничего определенного не обнаружили. Тела представляют собой всего-навсего инертные организмы, отчего-то не лежащие спокойно. У них отсутствует сердцебиение, кровь свернута, вены твердые, кожа натянута — и сухие пустые глаза. Сперва ученые думали, что дело в атмосферной радиации, потом — в Злой Вирусной ДНК, но я-то знаю, что они так и не определились, когда все начали винить в этом французов. В любом случае ничто из этого по-настоящему не затронуло мою семью и нашу жизнь. Мы продолжали видеть мертвецов, сидящих на автобусных остановках, нерадостных и негрустных (выглядящих так, словно они и вправду ждут автобуса). Мы видели трупы в приличной одежде, тупо пялящиеся на полки магазинов, видели покойников с прикрытыми газетой лицами, загорающих на скамейках в парке, и понимали, что они мертвы, только потому, что шел дождь.

Прошел, наверное, месяц после той, первой НЖМ, и именно тогда, когда все убедились, что мертвецы никому не причиняют вреда, начались всевозможные неприятности. Во-первых, вне зависимости от того, насколько покойники безобидны, в их присутствии людей обычно бросает в дрожь. Но это естественно — то, как они выглядят и пахнут, по меньшей мере угнетает, если не сказать хуже. Полиция хотела основать специальное подразделение, чтобы отлавливать их, потому что они вечно падают на рельсы метро и мешают уличному движению, но общественность возмутилась, утверждая, что, поскольку мертвецы ходят, у них есть душа, а следовательно, и человеческие права.