Ричард I Львиное Сердце - Ульрика Кесслер

Что же побудило Ричарда ринуться в столь стремительную атаку? Согласно Амбруазу и Баха ад-Дину, из цитадели в море прыгнул гонец, чтобы известить короля о том, что крепость еще в руках христиан. И тогда, как мы узнаем, Ричард, без ножных доспехов первым прыгает по пояс в воду, чтобы под прикрытием арбалетчиков повести своих людей на штурм. Враг был смят поистине викинговским напором. И как только удалось захватить крошечный плацдарм, сразу же на нем выросли баррикады, чтобы обеспечить дальнейшую безопасную высадку. Орудуя мечами и секирами, крестоносцы ворвались в город. В тот же миг на крепостной стене взвился боевой штандарт Ричарда, что послужило для гарнизона сигналом к вылазке. Крестоносцы обращали в бегство или убивали поглощенного поисками добычи врага, и в два счета город был отвоеван. После этого, на том же самом месте, где был разбит шатер Салах ад-Дина при осаде, Ричард приказал поставить свой собственный, затем вновь явил миру образец кротости, убеждая пригнанных к нему бывших мусульманских партнеров по переговорам в целесообразности заключения мира, при этом он говорил о своем глубоком уважении к Салах ад-Дину и своем восхищении им. Переговоры, по утверждению Баха ад-Дина, он вел полушутя-полувсерьез, поинтересовавшись, почему султан убежал, ведь сам-то он вовсе не собирался воевать, свидетельство чему — его корабельные сандалии. Ричард передает привет султану, заклиная его поскорее положить конец этой бессмысленной для них обоих войне и обещая со своей стороны хранить мир. Миролюбивые тона были как нельзя кстати, поскольку стены Яффы были разрушены, на ее улицах невозможно было находиться из-за смрада разлагающихся трупов, а армия Ричарда, даже после пополнения ее приведенными Генрихом частями, по сравнению с вражеской все еще оставалась крайне малочисленной. Как удалось бы защититься этому лагерю, в котором Баха ад-Дин мог насчитать только десять шатров, если бы враг вернулся? Ведь первый успех — это не окончательная победа, поскольку мусульманская армия еще стояла поблизости и Салах ад-Дин не отступил бы, не попробовав выступить против врага еще раз. Но Ричард был вынужден ждать, если желал, чтобы его действия имели смысл.

На рассвете 5 августа удалось предотвратить нападение на лагерь, но его все-таки удалось окружить. Наши корреспонденты, Амбруаз и Коггесхэйл, подчеркивают серьезность положения, при этом сообщают, что король произнес речь, чего обычно никогда не делал: они пришли сюда как крестоносцы, чтобы умереть, бегство невозможно. Поэтому они должны дорого продать свою жизнь. Коггесхэйл даже слышал, как Ричард одному своему камергеру, который некстати расхныкался по поводу того, что в город ворвались турки, пригрозил смертью на месте, если тот не возьмет себя в руки, и еще он приказал под угрозой смертной казни теснее сомкнуть ряды. Несомненно, это было в его духе, равно как и обещание щедрого вознаграждения; в свое время, как сообщает Амбруаз, он уже грозил повесить команды кораблей, если те упустят добычу, захваченную при нападении на мусульманские транспортные суда под Аккой. Правда, это привело лишь к тому, что от смертельного страха рулевые попрятались на несколько дней на своих галерах, стоявших под Яффой, откуда Ричарду пришлось их вытаскивать. Тактическая концепция, которая при нехватке конницы все еще обеспечивала победу, заключалась в следующем: пехотинцы первой шеренги опускались на колени, упирали щиты в землю и выставляли вперед копья, в то время как в амбразуре, образованной двумя пехотинцами согласованно действовали два арбалетчика — пока один заряжал, другой стрелял. Когда первая волна турецкой конницы, наткнувшись на эту преграду, остановилась и повернула вспять, Ричард, по словам Коггесхэйла, рассмеялся и презрительно выкрикнул им вслед: «Ну, что, разве я вам не говорил!» Разумеется, после отражения первой атаки шансы на победу возросли, но прежде чем Ричард сумел бросить свой малочисленный рыцарский отряд в атаку, наступил вечер. Описывая битву за Яффу, Коггесхэйл четырежды сравнивает Ричарда со свирепым львом. По мнению Амбруаза, именно здесь Ричард одним ударом меча снес закованному в латы эмиру голову и отрубил руку, после чего вокруг него образовалась пустота. Хорошо обрисован, хотя и с вариациями, эпизод, в котором аль-Адил отдает сражавшемуся в пешем строю Ричарду двух коней. Существенным фактором победы стал также низкий боевой дух армии противника. Баха ад-Дин, который к этому времени уже не был очевидцем событий, слышал, как английский король с копьем в руке бросил вызов всему мусульманскому войску, но никто не решился выйти на поединок с ним. Брат аль-Маштуба, видя, как куражится Ричард, отважился порекомендовать своему султану бросить в бой его мамелюков, которые совсем недавно захватили себе богатую добычу в Яффе. Отказ последнего заслуживает особого внимания, особенно если вспомнить тот факт, что вскоре после этого Салах ад-Дин не воспользуется тяжелой болезнью Ричарда, чтобы добиться решительного перелома в войне. С застрявшими в кольчуге стрелами, похожий из-за этого на ежа, въезжает Ричард в сумерках в свой лагерь и одновременно в легенду, несомненно укрепившись в презрении к своим европейским врагам, которым никогда не довелось да и не доведется пережить подобный день.

Точное документированное описание яффских событий позволяет понять определенные составляющие характера Ричарда; помимо всего прочего, мы узнаем, что он никогда слепо не бросался в рискованные авантюры, которые только волей случая могли закончиться благополучно. Хотя известны удивительные подробности, такие как дважды подтвержденный факт атаки в корабельных сандалиях, и еще история у Амбруаза о том, что внезапное нападение на лагерь удалось предотвратить лишь благодаря случайному выходу по нужде генуэзца, которому пришлось-таки разбудить спящих, некоторые совершенно голыми бросились в бой. Правда, маловероятно, чтобы Ричард забыл выставить караул, и, кроме того, войско уже было готово к битве, что предполагало достаточное время для диспозиции. Как доказывает медлительность его высадки в Яффе, Ричард довольно хорошо все взвесил, а именно, что означали бы в данном случае победа или поражение, и решил не упускать единственного шанса, узнав, что цитадель все еще находится в руках христиан. Таким образом, в связи с крестовым походом описание фактов немыслимой отваги ограничено теми эпизодами, где наш хронист передает мнение озабоченной камарильи, что он чаще всего и делает. Можно было бы сказать, что при этом до нашего сведения доводятся неизвестные второстепенные обстоятельства, если неизменно пекущийся о благополучии армии крестоносцев Амбруаз не приходит в ужас от зловеще звучащих второстепенных обстоятельств. То, что в качестве главнокомандующего Ричард действовал ответственно и с неусыпной бдительностью, лишний раз подтверждают именно яффские события. С таким же достоинством он встречал опасности и на политической арене.