Фрунзе - Владимир Архангельский

Он побывал на вокзалах. Красноармейцы отбывали на фронт в лаптях; возле эшелонов суетились командиры и комиссары в шинелишках не по росту, в нестираных бумажных гимнастерках. Он погулял по городу. Граждане, закутанные в тряпье, стояли в неизбывных очередях за осьмушкой хлеба; мертвые трамваи длинными шеренгами мерзли на путях; на фабриках и на заводах кое-где теплилась жизнь в одном цехе, а в других ржавели станки. И обессиленные рабочие иной раз выкидывали над воротами белый флаг — знак полного отчаяния.

— Такая страна стоит одной ногой в гробу! — резюмировал Буллит. — И всякие переговоры с ней бессмысленны!

И в этой мысли окончательно убедили его победные реляции Колчака. Из его ставки шли прекрасные вести:

«Ударами наших армий противник на всем фронте разбит, деморализован и отступает. Уральские казаки продолжают борьбу… Генерал Деникин начал теснить красных в Донецком каменноугольном бассейне. Генерал Юденич теснит большевиков на Псковском и Нарвском направлениях. Верховный правитель и верховный командующий повелел действующим армиям уничтожить красных, оперирующих к востоку от рек Вятки и Волги, отрезав их от мостов через эти реки… Сибирской армии преследовать красных… Западной армии, продолжая преследование, отбросить красных на юго-восток, в степи…»

— Дядя Сэм показал нам кукиш! — Фрунзе откинул донесение из Москвы о провале переговоров с Буллитом. — А может быть, это и к лучшему? Я не верю, что мы не найдем выхода. Беляки рвутся вперед, забывая о тыле и флангах. Нащупаем мы у них слабое место. Ведь недаром говорят люди: «Кому суждена погибель, у того отнимается разум!» А я в разум Колчака и его генералов верю слабо, Валериан Владимирович!..

Ночь была на исходе. И Фрунзе с Куйбышевым, обессилев от работы в последние дни, пробавлялись морковным чаем в кабинете у командарма. Штаб его располагался в бывшей земской управе, и на стеклянной двери красовалась травленая надпись: «Председатель Самарской губернской земской управы».

— Я переоденусь, — сказал он Куйбышеву и ушел за ширму.

Сшили ему недавно новый костюм. Старенький, диагоналевый, еще времен земгусара Михайлова, заметно поизносился, особенно на коленях, и Софья Алексеевна прилагала много стараний, чтобы залатать трещины. Но в новом костюме работать было нескладно: в узких карманах тесно было рукам, а он любил так ходить по кабинету, когда принимал донесения. Да и мотаться по частям и по случайным хатам на передовой в добротном костюме было не с руки. И даже пить морковный чай с боевым другом. И он почувствовал себя куда вольготнее, когда переоблачился в старый наряд и свободно распахнул ворот.

Редко выдавались такие минуты отдыха. И они предпочитали говорить не о войне — о литературе. Оба они очень любили поэзию и в юности сами сочиняли стихи — в тюрьме, в ссылке. Куйбышев читал Некрасова, а по-немецки — Генриха Гейне и просил Михаила Васильевича прочитать что-либо из Адама Мицкевича: ему нравился красивый строй шипящей и напевной польской речи. И Фрунзе читал, иногда запинаясь: в мыслях все еще была война. Условившись не говорить о ней хоть час, они снова возвращались к делам военным.

Самара уже переходила из рук в руки в прошлом году, и сейчас, когда до колчаковских авангардов было верст семьдесят, обывателя начал бить озноб: он всегда колотит, когда в голову лезет мысль об эвакуации.

— Надо распорядиться, Валериан Владимирович, о трамвае. Пустите его немедленно, это успокоит горожан. И о театре: игра актеров поднимет дух.

— О трамвае я распорядился, он пойдет завтра. А в театральных планах, кажется, одна «Русалка».

— Чем же плоха «Русалка»? Сиротинский, распорядитесь отпечатать афиши. И пусть тыловая публика хоть неделю ходит бесплатно!.. Но вторую неделю нет ответа на наш запрос об одежде для новых пополнений.

— Кое-что дадут самарцы. Но это капля в море!

— Проследите, пожалуйста, послали ли в Иваново-Вознесенск эшелон хлеба и вагон рыбы?

Куйбышев навел справки по телефону.

— Да, вагоны ушли нынче ночью. И с хорошей охраной.

— Мои товарищи умирают от голода.

Фрунзе глянул на часы, устало провел рукой по глазам:

— Уже шестой! Отдых наш закончился, пошли к карте.

Карта висела в широком простенке, вся истыканная за Волгой красными и синими флажками. Синие шли густо, образуя три стрелы: на Симбирск, Самару и Оренбург. Красные были рассыпаны в беспорядке.

— Колчак зарывается! Поглядите, как растянулись у него тылы и начинают обнажаться фланги. И атака, не поддержанная интендантами, вот-вот захлебнется от недостатка снаряжения и провианта. В истории войн — сплошь и рядом такие случаи. Найти бы самое слабое место на его флангах да нанести туда смертельный удар. Мне это ясно, и у меня готов план контрудара. Но чертовски плохо работает разведка!

— Уж очень большим треугольником разбросаны по степи наши силы: Самара — Оренбург — Уральск. Два направления удара исключены. Если же мы ослабим напор на Туркестан, не нащупают ли Дутов и Белов разрыв в частях Четвертой армии?

— Не исключено! И все же Туркестан пока отставим. Надо срочно поворачивать на север, в разрыв армий или корпусов Колчака. Риск большой: ведь и у белых может появиться такая мысль. Но хорошо рискует тот, кто выполняет маневр внезапно и не оголяет свои фланги. Я все это учел. За Оренбург и Уральск беспокойства пока нет. Там вооружены поголовно все рабочие, они подкреплены надежными гарнизонами и смогут выдерживать длительную осаду. Куда хуже, что медленно растут наши резервы. Да и частям на левом фланге передаются панические настроения Пятой армии.

— Что намечаете делать в ближайшие дни?

— Собрать в мощный кулак все резервы! Придется, видимо, брать в свои руки отступающую армию Блюмберга. Проведем парад войск в Самаре, поглядим на полки, поднимем их дух. И заставим разведку пробраться в логово Колчака!..

С 5 марта 1919 года Фрунзе командовал Южной группой малого состава. В нее входили 4-я армия и войска, пробившиеся через заслон белых из Средней Азии (из них вскоре была образована Туркестанская армия).

До наступления Колчака у командарма была одна заветная цель, простая и ясная: пробивать дорогу к хлопку для «Ситцевого края». Теперь эта цель отодвинулась. Надо было думать, как задержать Колчака, а затем нанести ему ответный удар.

Но у Фрунзе почти на две недели сковали руки кулацкие мятежи: они вспыхнули в тылу его армий. И еще до взятия Лбищенска пришлось перекинуть не один полк на их подавление. Части его действовали столь решительно, что он не сомневался в быстром и благоприятном исходе операции. И выбрал два дня для поездки к Блюмбергу в Белебей.