Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

9.4.2. Право на зачатие

Прежде всего это проявляется в том, что инициатива зачатия переходит к женщине; к ней же переходит и исключительное право на него.

Реальное право существует только там, где сохраняется возможность принудить к исполнению его норм либо воспрепятствовать их нарушению. Право обеспечивается и охраняется всеми институтами государства. В идеале, над его установлениями нависает массив развитого аппарата принуждения, который следит за соблюдением возведенной в закон государственной воли и способен настоять на ее неукоснительном исполнении. В этом смысле нормы закона носят общеобязательный, непререкаемый характер, и любой, кто нарушает их, подлежит наказанию. Сегодня женщина может защитить зачатого ею ребенка всей мощью государства. Точно так же, всей мощью государства она может воспрепятствовать любому принуждению к зачатию. А что стоит за правом мужчины на продолжение своего рода? Только культурная норма и ничего другого. Но если ни одна из всего множества дивизий, ни один из всех армад линкор или стратегический бомбардировщик не сдвинется с места для его обеспечения, то существует ли это право на самом деле?

Здесь нет и тени иронии. Издревле право мужчины на оставление потомства защищалось и куда более могущественными силами. «И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему. Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал [семя] на землю, чтобы не дать семени брату своему. Зло было пред очами Господа то, что он делал; и Он умертвил и его»[577]. Правда, здесь речь идет о принуждении мужчины – однако вовсе не в пользу женщины (ее судьба – жить «вдовою в доме отца твоего»[578]). Просто ветхозаветная этнография запечатлела ситуацию, в которой абсолютное право одного вступает в конфликт со столь же непререкаемым правом другого, и там, где каждое заявляет о себе со всей решимостью, иной исход, кроме вмешательства высших сил, оказывается невозможным.

В современной действительности не только юридические, но и культурные нормы запрещают чрезмерную активность мужчины в отношениях с женщиной. Словом, сегодня отвечное право мужчины отнято у него, и зачатие ребенка становится даром женщины. Даже формальный брак не порождает никаких обязательств по отношению к нему – в том числе и обязательств простого совета с ним в планировании семьи. Наглядным свидетельством (если не сказать неопровержимым доказательством) служит рождение в европейской культуре нового обряда, в котором Она объявляет Ему о зачатии… и требует взрывных проявлений счастья и благодарности. Появление этого обряда уже закрепляется в кинематографе, литературе, и, разумеется, в бесчисленном множестве переполненных патокой графоманских подражаний. Как любая норма культуры, он начинает формировать поведение обоих полов. Вот одна из сильно сокращенных нами слащавых публикаций Интернета (по всей видимости, принадлежащая женщине):

«– Гарри, – ты обратилась к парню.

– Да, котеночек? – он тут же отложил книгу на тумбочку <…>

– Помнишь, мы с тобой примерно недели четыре назад ездили к твоей маме в гости, и мы там… – ты остановилась, немного растерявшись <…>

– И-и-и, и что же мы там? – он легко поцеловал тебя за ушком <…>

– И мы там… с тобой… – промямлила ты <…>

– Господи, ты не шутишь? – Гарри взял твое лицо в свои руки и восторженно улыбнулся. – Ты не шутишь, девочка моя? Боже, Боже! – парень как маленький мальчик начал прыгать на софе. Спрыгнув на пол, он закричал, вскинув руки в воздух:

– У нас будет маленький! Маленький, маленький! – зеленоглазый обернулся к тебе, на его глазах были слезы радости»[579].

Разумеется, и сегодня сохраняется компонента совета, но даже там, где зачатие ребенка происходит по взаимному согласию полов, момент объявления все чаще и чаще обставляется условностями нового церемониала, в котором мужчине надлежит играть роль не знающего, откуда берутся дети, олигофрена, впервые (!) узнающего о совершенно неожиданно (!!) свалившемся на него счастье (!!!) будущего отцовства.

Между тем дар и право – это совершенно разные материи, в известной мере каждая из них исключает свою противоположность. Вспомним вердикты, когда-то выносившиеся трибуналами искушенных в казуистике любви женщин и поэтов: приносимое в дар и отдающееся по обязанности – совсем не одно и то же. Не случайно государство, «как маленький мальчик», со слезами на глазах не прыгает от счастья всякий раз, когда его гражданин платит налог, но строго взыскивает, если тот пытается скрыть свои доходы и уклониться от обложения. Таким образом, формирующаяся на наших глазах традиция является родом декларации того, что право мужчины на отцовство обеспечено исключительно милостью женщины. Проще говоря, декларацией отсутствия этого права.

Появление этого обряда, как, собственно, и все, что складывается между искренне любящими друг друга людьми, не вызывало бы никакой тревоги, когда бы не смещение формальных прав на зачатие в сторону одного пола. Известно, что не каждое соитие предполагает его. Более того, за исключением религиозных норм, ничто в европейской культуре не запрещает ни одному из партнеров уклониться от нежелательной беременности. Само существование развитой индустрии контрацепции – прямое тому доказательство. Однако мужчина не имеет никаких прав и там, где зачатие совершается без учета его воли или даже вопреки ей. Но еще ни одному мужчине не удалось вчинить регрессный иск на алименты фирме, изготовившей бракованный контрацептив, и уж тем более – забеременевшей без его согласия женщине.

Нормам европейской культуры не противоречит и уклонение холостого мужчины от последствий случайного романа. Фанфана-Тюльпана ведут в церковь под конвоем чуть ли не всей деревни, но и сюжет, и режиссер, и зритель сочувствуют именно ему. Конечно, и в старое время мужчина мог быть призван к ответу, но все же часть вины (как правило, бóльшая) падала и на женщину, ведь и для нее не являлись секретом ни действительные намерения кавалера, ни возможный их результат. Сегодня закон не останется глухим к показаниям мужчины только в том случае, если его партнерша официально зарегистрирована в департаменте полиции как представительница древнейшей профессии. Во всех остальных он обрекается на содержание ребенка. При этом ему не разрешается даже удостовериться в том, что выплачиваемое содержание идет именно на него. Другими словами, право женщины на зачатие оборачивается для мужчины обязанностью, исполнение которой обеспечивается всеми видами оружия и родами войск его государства.

9.4.3. Право на прерывание беременности

Женщина может свободно разрушить любые планы мужчины на отцовство и прервать беременность, не спрашивая ни его согласия, ни даже совета. Действующее в России законодательство определяет: «Каждая женщина имеет право самостоятельно решать вопрос о материнстве. Искусственное прерывание беременности проводится по желанию женщины при сроке беременности до 12 недель, по социальным показаниям – при сроке беременности до 22 недель, а при наличии медицинских показаний и согласии женщины – независимо от срока беременности»[580]. Согласие мужчины не требуется ни в какой форме. В принципе отвергается любая обязанность испрашивать его; «мое/ее тело – мое/ее дело» – вот главный аргумент, который приводится в опровержение любых попыток ограничить свободу женщины в принятии решения о судьбе зачатого ребенка. Решение может и должна принимать только она сама, а не мужчины, правительства или политики, ее голос перекрывает все, что звучит на дебатах по этому вопросу.

Нет сомнений в том, что сложившийся порядок вещей нарушает права мужчины. Кит Эблоу (Keith Ablow) – один из ведущих психиатров Америки пишет: «Мы игнорируем негласное послание современного положения закона в отношении абортов, в котором, обращаясь к каждому американскому мужчине, сказаны следующие слова: «Ты не можешь заявить о своем праве, и, следовательно, не несешь никакой ответственности за детей, которых ты зачал. Твои потомки выбрасываются как одноразовая посуда, по прихоти женщин, с которыми ты был близок»[581].

Нельзя сказать, что законодатели не видят здесь серьезной проблемы. Так, 1 июня 2011 г. в Комитет Государственной Думы по охране здоровья был внесен законопроект, одним из положений которого было запрещение аборта без письменного согласия супруга (для несовершеннолетних – без письменного согласия родителей). Однако уже ход обсуждения показал, что сегодня учет мнения мужчины не имеет никакой законодательной перспективы. Если простое заявление мужчины о своих правах на еще не рожденного ребенка встречает резкий отпор женщины, то принуждение ее к аборту расценивается едва ли не как преступление.

Разумеется, никто не вправе вмешаться в ее решение, когда у нее нет ни мужа, ни даже постоянного партнера. Можно объяснить и нежелание женщины обсуждать деликатные вопросы ее здоровья с мужчиной («не твое тело – не твое дело»). Но, по данным Левада-Центра, количество абортов, причиной которых было и первое обстоятельство, и медицинские показания, по каждой позиции не превышает семи процентов. Приводимая таблица показывает распределение причин[582].