Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

При этом принято считать, что женщина способна проявить агрессию, только будучи загнанной в тупик, только в ответ на мужское насилие. Но вот другое свидетельство: «Вопреки радикально-феминистскому предположению о ведущем мотиве самозащиты у женщин и мотиве доминирования у мужчин в совершении межличностного насилия, нами обнаружена относительная схожесть в мотивации совершения насилия в добрачных отношениях мужчинами и женщинами»[569].

Однако общественного осуждения женского насилия нет. Полицейская и судебная статистика со всей наглядностью показывает, что за одни и те же преступления мужчина и женщина получают абсолютно несоразмерные наказания. Более того, даже в случае достоверно установленного факта его причиной признается поведение мужчины («довел женщину»). Большей же частью насилие по отношению к нему вызывает насмешку и в иске отказывается. Словом, доверять существующим статистическим данным следует с большой осторожностью. Официальная статистика сильно искажена целым рядом факторов:

1) в обществе доминируют культурные стереотипы, принимающие невозможность проявления любых форм агрессии со стороны женщины как представительницы «слабого пола»;

2) информация по инцидентам супружеского насилия собирается на основании данных, полученных, как правило, от женщин, что дает искаженную картину ситуации, произошедшей в семье;

3) последствия мужского супружеского насилия гораздо серьезнее и опаснее, чем женского вследствие большей физической силы мужчин;

4) женское супружеское насилие трактуется исключительно как самооборона, а не «возмездие за прошлые обиды» или целенаправленное нанесение вреда здоровью;

5) в отличие от женщин, мужчины, пострадавшие от злоупотреблений своей жены, реже обращаются за помощью в правоохранительные органы и соответствующие социальные учреждения;

6) на стороне женщин общественное мнение местных сообществ и средств массовой коммуникации, отношение которых к проблеме супружеского насилия гендерно зависимо[570].

Но даже там, где агрессивность «слабого пола» невозможно отрицать, стереотипы общественного мнения находят ей оправдания, которые почти никогда не применяются к мужчине: «Женское супружеское насилие обусловливается следующими причинами:

1) <…> реакция на насилие со стороны мужа <…>

2) <…> реакция на распределение семейных ролей <…>;

3) <…> реакция на общие условия жизни (например, безработица обоих или одного члена семьи, малый семейный доход и, как следствие этого, низкий уровень и качество жизни; девиантное поведение супруга (пьянство, бродяжничество и др.); супружеская измена; наличие больных детей или родственников, требующих постоянного ухода, ослабление культуры семейного общения, пренебрежение правилами уважительного тона, манипулирование во взаимоотношениях и т. п.)»[571]. Другими словами, женщина – это всегда страдательная величина, женское насилие – это во всех случаях ответ на чужую несправедливость, на стороннюю агрессию, тяжесть которой нередко усугубляется действием неблагоприятных обстоятельств, не контролируемых ею. Именно это положение выносится на защиту. То обстоятельство, что агрессия по отношению к ней может быть спровоцированной если не самой женщиной, то действием всей системы воспитания полов, вообще не рассматривается. Поэтому вина во всех обстоятельствах ложится на мужчину или, в крайнем случае, на им же управляемое общество. Заметим, что положения, выносимые на защиту, рассматриваются как собственный вклад диссертанта в науку, вследствие чего выводы (во всяком случае, на взгляд диссертанта) приобретают значение безусловных истин, которые уже не вправе ставиться под сомнение.

Тот факт, что мужчина a priori признается виновным во всех проявлениях насилия, а женщина – почти исключительно его жертвой, является не только моральным, но и юридическим, закрепляемым всей системой права, унижением мужчины, ибо предусматривает более тяжелые наказания за одни и те же действия именно для него. Строго говоря, женщина лишь в крайних случаях подвергается юридическому преследованию: в числе одного миллиона заключенных подавляющее большинство мужчин.

Выше было замечено, что сложившееся положение вещей не создает более благоприятные условия для развития «лучшей половины». Вот свидетельство – широко растиражированные высказывания видных (мы не приводим имена, чтобы лишний раз не компрометировать женщин, но их легко найти в Интернете) представительниц феминизма: «Если жизнь на этой планете собирается сохраниться, то необходимо провести дезактивацию земли. Я думаю, это будет соответствовать целям эволюции – резкое уменьшение численности мужчин». «Численность мужчин должна быть уменьшена и сохранена на уровне 10 % от общей популяции». «Всякий секс, даже обоюдный между женатыми парами, является актом насилия мужчины над женщиной». «Мужчины, несправедливо обвиненные в изнасиловании, также получают свой урок». «Вероятно, единственное место, где мужчина мог бы чувствовать себя по-настоящему в безопасности – хорошо охраняемая тюрьма». «Назвать мужчину животным – значить льстить ему; он – машина, ходячий вибратор». «Сегодня технически возможно зачатие без помощи самцов… так же, как возможно рожать только самок. Мы должны незамедлительно приступить к делу. Самец – это ошибка природы…». «Я думаю, что демонизация, очернение мужчин в средствах массовой информации – достойный и стимулирующий политический акт, который заключается в том, что угнетенный класс имеет право на классовую ненависть к своим угнетателям». «Вот лозунги, которые я хотела бы видеть написанными на трепещущем фиолете сатина над церковью: «Власть пенису. Да здравствует голубая любовь. Пожалей дьявола. Плоть и фантазия. Бога нет. Ешьте мое тело. Верните Вавилон. Язычники объединяйтесь. Не подчиняйся авторитетам. Освободи свой ум». «В самой своей сути мужчина – это пиявка, эмоциональный паразит и, соответственно, не имеет морального права жить, поскольку никто не должен жить за счет других. Так же как люди имеют преимущественное право на существование перед собаками, в силу того, что они более развиты и обладают высшим сознанием, так и женщины имеют преимущественное право на жизнь перед мужчинами. Уничтожение любого мужчины, таким образом, является хорошим и правильным действием, весьма выгодным для женщин, равно как и актом милосердия».

Нет никаких оснований думать, что все эти высказывания – плоды «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Скорее, их авторы – такие же, возможно, и в самом деле куда более несчастные, жертвы складывающихся неблагополучий в межпоколенной и межгендерной коммуникации, как и мужчины.

9.3.2. Реакция социума

Неполноценность «женского» воспитания уже начинает вызывать подсознательную тревогу социума. Каган В.Е. пишет: «Жесткость требований к маскулинности мальчиков обрела преимущественно декларативный характер. Мальчик в ходе феминизированного воспитания переходит из одних женских рук в другие (мать-воспитательница – учительница – женщина-начальник), и, какими бы ни были призывы воспитания, сколько бы мальчик ни слышал от женщин, каким должен расти мужчина, он воспитывается прежде всего как «удобный в обращении» для женщин. Жесткость требований к маскулинности растет параллельно с социальными барьерами на путях маскулинизации, создавая мощный эмоционально-когнитивный диссонанс, способствующий либо полоролевой растерянности, либо утрированно маскулинным полоролевым ориентациям. В связи с этим требования к фемининности девочек прогрессирующе уменьшаются, в диапазон их полоролевых ориентаций все больше и больше включаются маскулинизированные стереотипы поведения взрослых женщин»[572].

Нельзя сказать, что реакция общественного мнения отсутствует. Однако можно утверждать, что в социуме, культура которого уже столетия назад отторгла то, что было органичным во времена осады Алезии, иммунитет к поражению системы межпоколенной коммуникации практически утрачен, и сегодня его, запоздалые, рефлекторные реакции лишь способствуют развитию давно запущенной болезни.

Одной из таких форм подсознательного «самолечения» является ирония мужчины по отношению к самому себе, часто насмешка над собой, едва прикрытой целью которой является подчеркивание отличий от женщины. Так, например, ему свойственно бравировать неумением справляться с традиционно «женскими» обязанностями. В своих глазах этим он демонстрирует собственную мужественность, однако результат подобной бравады оказывается прямо противоположным достигаемой цели – повышением самооценки женщины и снижением отцовского авторитета, (а с ним и авторитета мужчины вообще). В сущности, об этом свидетельствует наблюдение И.С.Кона, который приводит любопытную статистику анализа карикатур, опубликованных в период 1922–1968 гг. в журнале «Saturday Evening Post». Там мужчины представлены некомпетентными на 78,6 % и компетентными – на 21,4 % карикатур; у женщин соотношение обратное – 33,8 и 66,2 % (Mackey, 1985). Недооценку роли отца показало и исследование 23 наиболее популярных американских книг для детей, изданных после 2000 г. (Fleming, Tobin, 2005). Из общего объема текста этих книг отцы фигурируют лишь в 4,2 % абзацев, а в иллюстрациях количество женских образов втрое превышает количество мужских. При этом отцовские роли чаще всего описываются как вспомогательные по отношению к материнским и нередко выглядят необязательными. В 30,7 % случаев отцовская роль подается в негативном свете[573]. От себя заметим, что зеркальное отражение ситуации – неспособность женщины выполнить «мужскую» операцию, с которой легко справляется подросток-мальчишка, не вызывает никакой насмешки, напротив, порождает сочувствие. Не менее естественным выглядит и стандартное отправление ребенка к отцу в ответ на практически любой вопрос, выходящий за пределы домоводства.