Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори

Прислали ко мне личного доктора короля, доктора Бата. Приходит каждый день, садится в кресло и наблюдает за мной из-под густых бровей, будто я зверь какой. Он должен решить, сумасшедшая я или нет. Мне становится смешно, и я хохочу уже без всякого притворства.

Если бы этот доктор и впрямь умел различать, кто сумасшедший, а кто нет, он давным-давно, еще шесть лет тому назад, до казни моего мужа, запер бы короля подальше от людей. Я делаю реверанс, танцую вокруг доктора, хихикаю, когда он спрашивает, как меня зовут и из какой я семьи. Он глядит на меня с жалостью, значит, я его убедила. Конечно же, он доложит королю, что я совсем спятила, и им придется меня выпустить.

Слушайте! Слушайте! Стук топоров и визжание пил. Выглядываю в окно, в полном восторге хлопаю в ладоши, словно нет большей радости, чем видеть, как строят эшафот, на котором казнят Екатерину. Ей отрубят голову прямо под моим окном. Если хватит решимости, смогу все, от начала до конца, увидеть. Из моего окна хорошо видно. А когда с ней покончат, меня, наверно, отошлют домой, к родным в Бликлинг, я там затаюсь и постепенно войду обратно в разум. Торопиться не буду, пусть все обо мне позабудут. Потанцую маленько, попою песенки, поразговариваю с облаками, а когда на трон сядет новый король, король Эдуард, и старые сплетни улягутся, смогу вернуться ко двору, чтобы верой и правдой служить новой королеве.

Какая-то доска с громким стуком падает, уронившего ее парнишку ругают за небрежность. Положу подушку на подоконник, устроюсь поудобнее и буду смотреть весь день. Они отмеряют доски, пилят, строгают — придворный театр, да и только. Зачем столько времени строить сцену, к чему все эти хлопоты — представление-то продлится всего пару минут. Приносят обед, я снова хлопаю в ладоши, тыкаю пальцем в окно. Тюремщик качает головой, ставит тарелку на стол и тихонько выходит.

ЕКАТЕРИНА

Сионское аббатство, февраль 1542 года

Обычное утро, ничем от других не отличается, тихо, скучно, нечем заняться, ни развлечений, ни компании хорошей, ни забав никаких. Я просто умираю со скуки в полном одиночестве, даже звук шагов на дорожке под окном приводит меня в полный восторг. Хоть что-нибудь бы новенькое — мне уже совершенно все равно. Как любопытное дитя, бегу к высокому окну, выглядываю — через сад от реки вышагивает королевский эскорт. Прибыли на барке, над которой развевается штандарт герцога, моего дядюшки. Слуги одеты в цвета дома Говардов, а вот и он сам, впереди всех, горделиво оглядывает все вокруг и, как всегда, чем-то недоволен. А за ним толпится десяток членов Тайного совета.

Наконец-то! Наконец-то! Я так счастлива, что при виде их просто разрыдаться готова. Дядюшка ко мне вернулся! Он научит, что делать. Теперь меня отсюда выпустят. Я снова буду на свободе. Пусть бы он меня забрал в одно из своих поместий, развлечений там тоже не слишком много, но все лучше, чем тут. А вдруг меня ушлют во Францию? Там, конечно, чудесно, только я совсем не говорю по-французски, разве что voilà! сказать умею. Но они наверняка все знают английский. А не знают, так научатся.

Старший слуга приоткрывает дверь, в глазах почему-то слезы.

— Мадам, — начинает он, — за вами пришли.

— Знаю! — Я не скрываю своего восторга. — Вам не надо паковать мои платья, незачем. Я накуплю новых. Куда меня отправляют?

Дверь распахивается, на пороге стоит дядюшка собственной персоной, глядит, как ему положено, сурово, значит, настала торжественная минута.

— Ваша милость, — здороваюсь я, а сама только что ему не подмигиваю.

Значит, все в порядке, не так ли, дядюшка? Мы опять вместе. Он такой суровый, и я, как обычно, жду приказаний. У него, наверно, уже план готов — месяца не пройдет, как меня простят и посадят обратно в королевы. Я-то думала, дядюшка меня покинул, бросил в трудную минуту, а он тут, и если он рядом — все будет хорошо. Я вглядываюсь в дядюшкино лицо, но реверанс сделать не забываю. До чего же он серьезный, надо и мне перестать улыбаться. Опускаю глаза, мне удивительно хорошо удается покаянная поза. Я и так уже бледненькая от вечного сидения взаперти, остается только опустить глазки долу и губки надуть — этакое невинное создание.

— Ваша милость, — повторяю я тихим, унылым голосом.

— Я прибыл сообщить вам приговор, — объявляет он.

Я жду.

— После совещания королевский парламент принял в отношении вас Акт о государственной измене и лишении прав состояния.

Если бы я лучше понимала, о чем он толкует, то и ответить бы смогла. А так остается только пошире раскрыть глаза и сделать вид, что я со всем согласна. Наверно, это как-то связано с прощением.

— Король дал свое согласие.

— Да, конечно, но что же будет со мной?

— Вас отвезут в Тауэр и немедленно казнят в Зеленой башне. Вас лишат прав состояния, а земли и имущество будут конфискованы в пользу короны.

Просто в толк не возьму, о чем это он. Не осталось у меня ни земель, ни имущества, а все по его вине. Даже драгоценности утащил Томас Сеймур, словно они все еще принадлежат его сестре-покойнице.

Герцог удивлен моим молчанием.

— Вы поняли, что я сейчас сказал?

Я молчу, чистый ангелочек, да и только.

— Екатерина! Вы поняли мои слова?

— Я не знаю, что такое «лишение прав отстояния», — смешное слово, право, как будто что-то отваливается.

Он взглянул на меня, будто я совсем с ума спятила.

— Состояния! — поправил он. — Не отстояния, а состояния!

Я пожала плечами. Какая разница? Мне что — теперь можно обратно ко двору?

— Сие означает, что парламент приговорил вас к смерти, а король одобрил это решение, — продолжал дядюшка тихим голосом. — И никакого суда не будет. Вы умрете, Екатерина. Вам отрубят голову в Тауэре.

— Умру?

— Да!

— Я?

— Да.

Гляжу на дядюшку, у него уже, конечно, наготове новый план.

— И что мне теперь делать? — шепчу я.

— Каяться в грехах и просить прощения.

От облегчения я чуть не плачу. Конечно же, меня простят, как только я покаюсь.

— И что мне надо говорить? Научите меня, что сказать.

Он вытаскивает из кармана накидки бумажный свиток. У дядюшки всегда есть план. Благодарение Богу, у него всегда есть план. Я разворачиваю свиток. До чего же длинно, просто ужас. Дядюшка кивает, значит, придется читать. Я принимаюсь читать вслух.

В первом абзаце говорится, что я совершила чудовищное преступление против короля, против самого Господа Бога и против всего английского народа. Мне кажется, это преувеличение. Ничего я такого не сделала. Молодые жены так себя ведут каждый день, особенно когда у них мужья старые и противные. А со мной к тому же совсем неласково обращались. Но я продолжаю читать вслух, а дядюшка кивает, и члены совета тоже кивают. Значит, это правильно, так и надо, все мною довольны, лучше не придумаешь. Жаль, он мне не дал этот свиток заранее, я бы потренировалась. Люблю все делать правильно, когда на меня люди смотрят. Постепенно разворачиваю свиток, добираюсь до второго абзаца. Там написано, что я заклинаю его королевское величество не обвинять семью и родных в моих преступлениях, молю, чтоб простер он на них свое безмерное милосердие, не дал пострадать по моей вине.