В объятиях прошлого - Ливия Элиот

Джина вздрогнула и изогнулась, ощутив прикосновение его губ, жарких, жадных, возбуждающих, и попыталась было увернуться от них, но спасения уже не было. Он ловил губами ее соски, проводил по ним языком, осторожно покусывал, и она таяла, как льдинка под лучами весеннего солнца. Его ловкие пальцы, пальцы музыканта, тонкие и чуткие, пробежали, словно по клавишам, по ряду белых пуговиц.

– Ты такая сладкая, – снова и снова, словно во сне, повторял он бархатным, нежным голосом, и Джина ощущала на себе жар его дыхания.

Тело ее дрожало мелкой дрожью, но уже не от страха, а от желания, поднимавшегося из темных глубин ее существа. Того желания, что пробуждалось редко, как спящий веками вулкан, но извергалось со страшной силой, которой не могли противостоять ни воля, ни рассудок. Она просто не могла ему сопротивляться.

Он покорил ее с той же легкостью, с которой покорял аудиторию. Его губы словно магический смычок летали по натянутым струнам ее тела, заставляя их звучать в ритме мелодии охватившего обоих вожделения. Губы Саймона подступили к ее губам, и Джина в изумлении услышала собственный стон сладостного предчувствия. Душа ее оторвалась от тела, и она увидела себя как бы со стороны. Тело ее, раскинувшееся в мягком кресле, трепетало и распускалось как цветок. Веки опускались. Она уступала, отдавалась небывалому наслаждению, расставаясь с реальностью и переносясь в чудесную сказку. Собрав остатки воли, Джина попыталась оттолкнуть Саймона, но он уже придавил ее собой, вжав в спинку кресла.

Она падала в бездну, кружась в вихре водоворота. Поцелуй засасывал ее все глубже. Его огонь перекинулся на нее, руки обхватили Саймона, вжимая в себя, бедра задвигались, грудь терлась о его грудь. Он сорвал с нее мокрую блузку и бросил на пол. Последние заслоны пали, пружина распрямилась – и Джина, позабыв обо всем на свете, устремилась в омут наслаждения. Все темное, таившееся в глубине ее натуры, вырвалось наружу.

Саймон подхватил ее на руки и понес наверх...

Желание, постепенно нараставшее в течение последних минут, переполняло ее. Переступив порог спальни, он остановился и опустил ее, но не успела Джина сказать и слова, как ее губы тут же оказались во власти его жадных, ненасытных, горячих губ. Торопясь и путаясь, как два сгорающих от нетерпения и подгоняемых гормонами подростка, они поспешно избавились от остатков одежды, ухитрившись при этом проделать путь от двери до широкой деревянной кровати, застеленной синим покрывалом.

Сердце ее стучало, как поршень работающего на пределе двигателя, разгоняя закипающую кровь, в ушах шумело, словно где-то рядом бились о берег волны. Даже если бы ей сказали, что на их дом вот-вот упадет бомба, что в ее распоряжении несколько секунд, чтобы выпрыгнуть в окно, Джина и тогда осталась бы на кровати, вцепившись в нависшее над ней горячее, влажное от пота и напряженное, как тетива лука, мужское тело.

Его язык уже ворвался в ее рот, его пальцы стиснули ее груди, но ей было мало, и она, раздвинув и согнув в коленях ноги, подалась ему навстречу, требуя большего, требуя всего.

Она облизала внезапно пересохшие губы. Сердце глухо колотилось, и внутри у нее все сжалось. Похоже, на этот раз у нее были все шансы прийти к финишу первой.

Учитывая то обстоятельство, что еще минуту назад такое развитие событий представлялось совершенно невероятным, она была более чем приятно поражена. Просто удивительно, что ему удалось так быстро восстановиться.

Что ж, оказывается, жизнь способна преподносить еще и приятные сюрпризы.

И, надо отдать должное, Саймон знал свое дело, как будто был не скрипачом, а знатоком женской физиологии. Без спешки, не нагнетая давления, он искусно касался нужных струн, перебирая их с ловкостью виолончелиста-виртуоза и извлекая из них восхитительную мелодию древнейшего на земле танца.

Ей нравилась эта мелодия, одновременно нежная и настойчивая, тягучая и страстная, то плавная, как течение равнинной реки, то бурливая, как бег горного потока. Волны наслаждения то подбрасывали ее к вершинам блаженства, туда, где захватывало дух, а из горла рвался крик восторга, то покачивали на гребнях, позволяя перевести дыхание и приготовиться к новому взлету.

Джина не выдержала первой. Желание улететь за облака или низвергнуться с водопадом в ревущую бездну переполнило ее, вытеснив все прочие желания и мысли. Обхватив своего мучителя за ягодицы, она прижала его к себе и, одновременно согнув колени и приподняв бедра, подалась ему навстречу, чтобы продлить волшебный миг.

Ближе... еще ближе... вот так!

Она застонала, и он, услышав сигнал, быстро закончил дело двумя мастерски нанесенными ударами.

Через несколько секунд Джина приподняла ресницы и с удивлением обнаружила, что для него погоня за удовольствием еще не закончилась. Он даже не сменил инструмент, но, выражаясь языком музыкантов, добавил к струнным ударные.

Теперь главным объектом внимания стала ее грудь. Его язык прошелся по одному, потом по другому соску, неторопливо проверяя их готовность к игре, настраивая на нужное звучание, и в следующий момент Джина вздрогнула от острого, пронзительного ощущения, которое было бы болезненным, если бы не было таким прекрасным. Поглаживая ладонью левую грудь, Саймон приник к правой, как будто старался вытянуть из нее некий магический сок.

Она вскрикнула и выгнула спину, на мгновение потеряв сознание, а придя в себя, вдруг увидела над собой его горящие страстью глаза.

Да, пусть так и будет. Она была готова сгореть в этом огне. Готова на все, чтобы испытать это еще и еще раз. До бесконечности. Рисковать так до конца.

Мысли вылетели из головы, захваченные стремительным ураганом. Саймон перешел в решительное наступление, и ее вскрики вскоре слились в протяжный стон.

Однако ее палач был далек от благодушия и вовсе не был настроен на то, чтобы даровать ей легкую смерть. В самый последний момент он вдруг остановился и без особых усилий перекатился на спину, усадив ее на себя и ухитрившись сохранить полный контакт.

Учитывая то, что силы ее были уже на исходе, Джина не очень обрадовалась такому изменению диспозиции. Но и сдаться без боя она не могла себе позволить.

Опершись на его плечи, она подалась сначала вперед, потом назад. Получилось не так уж и плохо. Можно даже увеличить амплитуду – благо размеры «маятника» позволяли это сделать. Впрочем, что толку в размере, если мужчина не способен поддерживать требуемое напряжение.

Однако музыкант и тут не подкачал. Его возможности превосходили границы ее воображения.

Она чувствовала себя так, словно хлынувшая в ее отворенный шлюз огненная река раскатывается по всему телу. Откинув голову и закрыв глаза, Джина представила себя амазонкой, скачущей навстречу врагу, и сжала колени.