Дознаватель - Наталия Кабакова

Так власти Загарасити сами подготовили плодородную почву, на которой пышно цвела коррупция, где увязло множество ни в чем не повинных людей, а полиция получила право на законных основаниях очищать город от любых «асоциальных элементов».

Dura lex, sed lex

Закон суров, но это закон. Поправка номер 137/8 к Уголовному кодексу от 2хх1 года стала продолжением законодательного абсурда. Её суть и содержание были тем более несправедливы, поскольку не имели сколько-нибудь значимых положительных последствий. В этом беда всех уложений, не обладающих решительной поддержкой со стороны общественности. Новая поправка не нашла широкого отклика, её не обсуждали газеты, а утверждение прошло общим порядком. Отныне даже единичный приём наркотика приравнивался к действиям, влекущим за собой предумышленное нанесение вреда социальному благополучию мегалополиса и злостному попранию общественных устоев. Преступление (только вслушайтесь в это жуткое, режущее слух, звучащее как приговор слово!) каравшееся теперь смертной казнью. С того момента суды стали походить на театр абсурда.

Правосудие изначально было вынуждено опираться исключительно на власть, а общество демонстрировало полнейшее свое равнодушие. Таким образом, ровным счетом ничего не изменилось. Оздоровления не произошло.

Мотивы Greedy Medicine Pharmaceutical были вполне рассудочны и объяснимы. Фармацевты защищали свой проект и вложенные в него деньги. Совет директоров публично давил на власти, открыто лоббируя законопроект. Правительство Загарасити сочло, что неплохо бы пойти на уступки и сделать подарок всем сторонникам твердой руки, которых в любом обществе отыщется немало. Прикрываясь насущной необходимостью защитить порядочных граждан, политики настойчиво вбивали в сознание обывателя новое, удобное для власти мировоззрение. Наркоманы представали не просто в роли отщепенцев, но превратились в источник потенциальной опасности, как будущие преступники и носители заразных и трудноизлечимых заболеваний.

Совсем не удивительно, что бизнес и обычные граждане мечтают о сильной, стабильной, жизнеспособной власти. Она гарантирует долговременные предсказуемые правила игры, обеспечивая возможность поступательного развития и устойчивость уже достигнутого прогресса. Собственно о чем это я? Никто даже не думал противиться или протестовать. Времена, когда правосудие по ошибке отправляло в тюрьмы давно прошли. Подобные оплошности исключены с тех пор, как стало возможно общее сканирование памяти. С момента введения в действие первого «Дознавателя» – модуля BMS [0.04].

Я немного упомяну о «Дознавателе». Всего пару слов. Каждый школьник знает принцип его работы, устройство и внешний вид. Технология уже давно перестала быть тайной. Как и многие другие, она родилась в военных лабораториях.

Я хочу порассуждать о моральной стороне дела. Заранее прошу у читателя прощения за грубую попытку передать мои невнятные переживания. Отвлеченные идеи удел философов и ученых, я же привыкла иметь дело с суровой реальностью.

Когда речь заходит о [Модуле BMS] в целом, мы привыкли рассматривать исключительно положительные аспекты его существования. Новый метод ведения расследования оказался перспективным. Он полностью перевернул основы правоохранительной системы. Судебные ошибки исключались, не оставляя преступнику лазеек, чтобы избежать наказания. Процедуру мог санкционировать только суд, также как арест или обыск.

Казалось бы, все права и свободы личности учтены. Отнюдь! Во-первых, вышеописанное касалось только свидетелей. Во вторых, в законе намеренно или нет, оставалась лазейка, позволявшая при необходимости избегать ненужных формальностей. Беззаконие оправдывалось необходимостью ускорения следственных мероприятий. Упор делался на скорейшее исключение из списка подозреваемых невинных людей. Поразительное двуличие, если учесть, что согласно правилам, человека, попавшего под подозрение, подвергали сканированию в установленном порядке, без разрешения суда.

Согласитесь, моральная сторона устоявшегося порядка слишком неоднозначна и требует пересмотра. Сканирование памяти дело пределикатнейшее. Устройство пока не способно самостоятельно отсеивать и стирать ненужную следствию информацию. Зато ученые научились считывать данные, накопившиеся в отделах мозга, отвечающих за процесс запоминания, превращая их в обычный, доступный пониманию не специалиста видеоряд. Сканер просто фиксирует все подряд, не только то, что человек запомнил осознано, но и то, что было отмечено бессознательно. Теперь ни одно обвинение не может идти в суд без экспертизы памяти. Это больше чем признание – это окончательный вердикт. Самое железное из доказательств. Обмануть человека можно, сканер – никогда. Хотя мне доводилось слышать, о неудачных попытках подкупа операторов «Дознавателя». Думаю – обычные слухи. Не более.

Это «стриптиз» даже не столько душевный, а почти что физический. Люди, прошедшие процедуру, предпочитают не обсуждать подробностей пережитого. Детальные результаты сканирования конфиденциальны, но сама мысль, что кто-то посторонний имеет доступ к самым сокровенным тайнам и мыслям, что он, так сказать, «побывал» в твоей постели, знаком с интимными привычками, знает обо всех дурных поступках, которые хотелось бы забыть, повергает испытуемого в трепет, вызывает отторжение, тошноту, страх оказаться на скамье подсудимых за мелкий проступок, совершенный, быть может, очень давно.

Мы больше не можем доверять самим себе. Память превратилась в предателя. Доносчик, хотя бы самыми жалкими крупицами своей совести, способен понимать, что поступает гадко. Клеткам вашего мозга все равно. Он, носитель разума, способный различать добро и зло, внезапно оказался бездушнее механизма с его грубыми шестеренками. Это противоречие привело к глубочайшему кризису веры у тех, кто вольно или невольно столкнулся с работой «Дознавателя» или стал его прямой «жертвой». Многих пугал также тот факт, что человек, хоть и наделенный разумом, оказался не в силах им управлять.

Осень 2хх5 года

Я вернулась в палату. Не оглядываясь, шаркающим шагом проследовала к кровати, уселась и, только тогда, посмотрев на свою соседку, мрачно бросила:

– Даже не начинай!

Больничные шлепанцы полетели на пол. Вера побледнела, вздрогнула, то ли напуганная моим видом, то ли от обиды. Разбираться было недосуг. Она встревожено смотрела на меня, не отводя глаз. Ей было любопытно и, несомненно, стоило только подать ей надежду, она накинулась бы на меня с расспросами. Приготовившись, Вера даже открыла рот, скорее по инерции присущей болтливым и общительным людям, но так и не решилась заговорить.

Я тоже молчала, целиком погрузившись в свои заботы. Решиться рассказать чужому человеку хотя бы часть правды о только что состоявшемся разговоре с врачом было бы верхом неосторожности.

В палате воцарилась гнетущая тишина. Вера, вся пунцовая, отвернулась, перелистывая совсем новенький дамский журнал и делая вид, что ей вовсе неинтересно, что со мной происходит. Я улеглась, растянувшись во весь рост, и уставилась в потолок. Меня колотила нервная дрожь. Я как могла сдерживала ее. Тщетно. Кожа покрылась холодной испариной. Мысли путались, появлялись яркие тревожные образы, но тут же сменялись другими, моментально стираясь из памяти. Впрочем, довольно скоро я поняла, что таким образом ничего не добьюсь. Передышка. Нужен отдых. Мои губы беззвучно повторили эти слова. Я глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Мои размышления неуклонно сводились к единственно возможному неутешительному выводу. Мне не удастся избежать обязательной в таких случаях процедуры сканирования памяти.

Косвенные и даже прямые улики могут быть обманчивы. До изобретения [Модуля BMS-0.04] человека могли подвергнуть наказанию за несовершенное им преступление, основываясь только на одной прямой улике или на совокупности косвенных. Следствие и суд ошибались, несмотря на внушительный арсенал криминалистики. Опыт, интуиция и знание человеческой природы далеко не всегда позволяли делать по-настоящему квалифицированные выводы.

По установленному порядку, касательно применения [Модуля BMS] в следственных мероприятиях, подозреваемый обязан пройти сканирование памяти. К сожалению, в моей крови нашли наркотики. По законам мегалополиса их прием приравнивался к тяжкому преступлению. Так что судья не понадобится. Все произойдет в рамках обычного следственного процесса. Желаю я того или нет, меня продаст собственная память. Я довольно ясно представляла себе все возможные последствия, а разум, словно поддакивая, принялся услужливо рисовать жуткую перспективу: тюрьма, суд, строгий приговор, отклоненные одна за другой апелляции…