Солнечное эхо - Александр Колупаев

Не понимаю, зачем они оба хотели заручиться моей поддержкой? Сами уже все решили и, как говорится, сидели на чемоданах!

Обжились мы на новом месте быстро, да и обживаться было просто. Выдали нам квартиру, а в ней все есть, только полотенца и зубные щётки с собой принести. Жить можно было, да что там! Наша жизнь изменилась как по мановению волшебной палочки. В магазинах всего в достатке, цены низкие, зарплата у моих мужчин ого – го! Три года были самые счастливые в моей жизни! А затем все рухнуло в одночасье…..

Я не интересовалась работой мужа и сына, так изредка слышала обрывки разговора. Записи так же было запрещено делать и тем более хранить дома. Знала только, что не все идет гладко, и опыты заканчиваются часто неудачей.

Однажды утром моего Коленьку увезли в больницу с острой головной болью. Беда обрушилась оттуда, откуда её не ждали. У него обнаружили опухоль мозга, совершенно неоперабельную.

Болезнь прогрессировала, и нам оставалось только ждать неизбежного конца. В тот день мне показалось, что сыну стало значительно легче. Он позвал отца, и они довольно долго беседовали на свои научные темы. Я никогда не видела своего мужа таким возбужденно – окрыленным: «Ты знаешь, мы в своей работе шли неверным путем, мы старались привить свойства растения человеку, а наш сын предложил сделать наоборот. Сначала передать растению код человека, а затем трансмутировать свойства этого измененного растения человеку. Наш сын – гений!». Вот только через час нашего гения не стало, умер он тихо, как заснул. Я даже не знала, что перед смертью попросил он отца взять у него кровь для опытов. После похорон сына мой муж стал пропадать на работе, почти год не было у него положительных результатов. Только однажды, открывая банку маринованных болгарских огурчиков, продавали такие в магазинах, он обмолвился: «Вот эти счастливчики благосклонно восприняли наш код, теперь осталось перенести его назад, в человека»….

Дело вот видно у него застопорилось. Поздно вечером, когда я уже лежала в кровати, он подсел ко мне, погладил по волосам и сказал: «Ты была хорошей матерью нашему сыну и хорошей женой мне, знай, что выполнял я бесчеловечные приказы, проводил опыты на людях. Нет, это были не добровольцы, это были приговоренные к смертной казни. Мы прививали им биокоды от растений, почти все они погибли. Сегодня я нарушил все правила секретности и принес домой биоматериал. Этот материал приготовлен из клеток нашего сына. Точно такой же я привил себе. Если мне станет плохо, прошу тебя, да что там прошу – умоляю, сохрани нашу работу, привей это на любое растение, ты медсестра, тебе обращаться со шприцами да с системами привычно. Надо будет всего-то раз в месяц вводить в растение немного свежей крови. А там наши последователи исправят все ошибки, и человечество получит неограниченные возможности» Переживать за судьбу человечества за пять минут до смерти это, Ирочка, скажу я вам, удел настоящего ученого….

Евгения Николаевна ненадолго замолчала, уставившись в одну точку, пригладила свои желто-соломенные волосы и продолжила:

– Я перепуганная свалившейся бедой, вызвала неотложку, металась от окна к мужу, который в конвульсиях умирал на диване и, когда вместо машины с красным крестом подъехала черная «Волга», все поняла. У меня ещё хватило сил и мужества открыть контейнер с биоматериалом, схватить шприц, наполненный зеленоватой жидкостью, и ввести его содержимое в стволик алоэ. Подъехавшие люди быстро нашли контейнер со шприцом, только и спросили у меня, видела ли я, как он себе делал укол, или это сделала ему я, и увезли бездыханное тело моего мужа. После пышных похорон, на которые не поскупилось начальство института, мне предложили съехать с квартиры. Десяток молодых солдат из охраны под бдительным руководством людей в штатском погрузили мои немногие вещи в кузов грузовичка.

– Представляете, Ирочка, не дали взять ни одной книги, ни одной бумажки, даже туалетную бумагу и ту отложили в сторону. Вот только этот альбом и разрешили взять, да и то просмотрели все до одной фотографии и там, где были видны хотя бы какие-то институтские строения, отложили в сторону!

Меня привезли в районный центр неподалеку от нашего города, сразу дали и работу, и квартиру, хорошо денег у меня на сберкнижке было много. Когда вышла на пенсию, купила я в городе кооперативную квартиру и вот живу в ней.

– Кооперативная квартира, сберегательная книжка, – откликнулась я, – это когда же было? Сколько сейчас вам лет?

– Ой, да было это в конце семидесятых, страной еще Брежнев правил, в год его смерти я и вышла на пенсию…. Так что лет мне много – восемьдесят девятый год как минул.

– Из людей института, кто работал на проект «Солнечное эхо», я не встречала никого, да и сам проект существует ли? А вот растение, то, что находилось у нас на квартире, этот алоэ, в который я ввела код с клетками нашего сыночки Коленьки, я вывезла и сберегла. Поначалу чуть не погубила бедняжку: это уже было не совсем растение и ему необходимо было получать небольшую дозу крови. Когда стал мой цветочек болеть да засыхать, вот тут я и вспомнила наказ моего мужа. Приносить небольшую порцию крови из больницы мне не составляло труда, а приладить капельницу уж тем более!

– Вот, посмотрите, – Евгения Николаевна встала из за стола, подошла ко мне, разогнула правую руку. От локтевого изгиба тянулся зеленоватый пластиковый жгут капельницы, толстая игла, торчащая в вене, была прижата серым пластырем.

– Когда заразилась я от Коленьки и сама стала растением, не знаю, вот только как кожа у меня стала зеленой, так и кушать я стала меньше и самочувствие мое улучшилось …. Ночью вроде как ещё хочется поесть, а днем, когда на свету нисколечко. Люди на меня стали оглядываться да сторониться. Я почти перестала выходить из дома, продуктов мне почти не надо, в аптеку сходить – так болеть перестала…. Передам соседке денег для уплаты за квартиру и всё. Сижу себе с Коленькой на балконе, ему солнышко надо и мне рядышком хорошо.

– Только беда пришла к нам, у меня кровь поменялась, а ему надо свеженькой да молоденькой …

С этими словами Евгения Николаевна отлепила пластырь, как мне показалось, с хрустом выдернула буро-ржавую иглу из своей вены и, наклонившись ко мне, вкрадчивым голосом тихонько произнесла:

– Ты, Ирочка, и покормишь моего сыночка, моего Коленьку, ему немного надо, всего стаканчик свеженькой, тепленькой кровушки.

Я в ужасе рванулась в сторону, но эта зеленая ведьма проворно схватила меня за руку и вывернула кисть. От резкой боли и неожиданности, я вскрикнула и опрокинулась спиной на стол. Откуда столько силы у этой косматой старухи?

Свободой рукой я толкала её в нависшее надо мной лицо. Но она не обращла внимания на мои слабые удары. Перехватив мою руку, другой рукой вцепилась в волосы и поволокла меня на балкон.

Я цеплялась за все, что попадало под руку, но что толку? С таким же успехом можно было противостоять волокущему меня трактору. Балконная занавеска с треском слетела на голову этой сумасшедшей медсестры Евгении Николаевны и на секунды ослабила её хватку. В пылу борьбы мы опрокинули на бок стул, на котором она сидела на балконе, принимая солнечные ванны, и мне удалось освободить свою голову из её тисков.

Одной рукой она все еще держала меня, а другой подтягивала трубку медицинской системы с ржавой иглой на конце. Ужас от происходящего немного притупился, и я вспомнила наставления своего тренера по гимнастике: «Девочки, гибкость и только гибкость приведет к победе!». Не чувствуя боли от ножек стула, к которому я была прижата спиной, зацепилась ногой за подбородок хозяйки квартиры и, выгибая это зеленое чудовище, бросила её тело к перилам балкона. Моё сердечко почти выпрыгивало из груди от усилий, каким-то шестым чувством я все же догадалась привлечь на помощь вторую ногу. Меня даже подбросило от толчка, когда эта бестия с коротким воплем, перегнувшись через перила, полетела вниз. В последний момент она успела схватиться за цветок, наверное, хотела удержаться от падения, а может, спасала его от нашей борьбы, но только оба они оказались внизу, на земле.

Когда я вскочила на ноги и посмотрела вниз, то чуть не закричала от ужаса. Евгения Николаевна лежала, нелепо раскинув руки, густо-зеленая жидкость заливала край бетонного бордюра, о который она разбила голову при падении. Цветок от удара о землю вылетел из пластмассового вазона и валялся рядом. Вне себя от ужаса я рванулась из квартиры. Выбежав на лестничную площадку, резко остановилась: меня будут искать и обвинят в убийстве. Почти бегом вернулась назад, выдвинула ящик комода, схватила какую-то тряпку, кажется, это было махровое полотенце, быстро протерла ручку комода, перебирая в памяти все места, где могли остаться отпечатки моих пальцев, и протерла все. Так, теперь на кухню. Накинув на руку полотенце, открыла шкаф. То, что мне надо! Бутылочка уксусной эссенции и пакетик с перцем. Осторожно, чтобы не забрызгаться, залила эссенцией те места, где я сидела за столом, где барахталась, пытаясь вырваться из цепких лап этой бестии. Все. Рассыпав перец по полу, торопливо засунула в сумочку и полотенце, и бутылочку и пустой пакетик от перца. Прислушалась, вроде все тихо. Выглянула за дверь и, сдерживая дыхание, спустилась по лестнице.