Элеонора. Кровные узы - Злата Линник

Мужчина подсунул руки под крышку стола, намереваясь приподнять его и переставить без особого ущерба для ветхого предмета. Но в следующее же мгновение владелец мебельного антиквариата издал разочарованный возглас малоцензурного содержания. Крышка стола легко отделилась от остальной конструкции и осталась у него в руках. Осторожно прислонив ее к стенке сарая, он озадаченно уставился на то, что осталось от стола. Перегородки, рейки-направляющие, по которым должны двигаться ящики... задняя стенка, — надо же, какое все капитальное; умели же раньше делать... А это что такое? Никак тайник?

В самом деле, задняя стенка оказалась двойной; разглядеть это можно было, только сняв крышку. Обнаружился и механизм, открывающий потайное отделение, но он оказался полностью съеден ржавчиной и восстановлению не подлежал.

Просунув руку между досками, он извлек на свет содержимое тайника — пачку пожелтевших «катенек», писем на непонятном языке, перевязанных шелковой ленточкой, картонную коробку из-под пудры, в которой лежали несколько царских червонцев, золотые запонки и медальон с монограммой. В медальоне обнаружилась изящная миниатюра, изображающая темноволосую женщину в тюрбане. Решив, что тайник пуст, он просунул руку дальше, чтобы пошарить в самой глубине, просто для очистки совести. И тут пальцы его коснулись неровной кожаной поверхности. Это была книга; таких он не видел даже в букинистическом магазине, где несколько лет назад ремонтировал стеллажи. Переплетенная в темную кожу с вытесненными на обложке непонятными рисунками, она невольно приковывала взгляд. Попытка открыть книгу оказалась неудачной: страницы намертво склеились, должно быть от времени.

Все, что представляло ценность, он дисциплинированно отнес жене. Книгу же, сам не понимая почему, спрятал на своей личной полке за собранием сочинений Асприна. Жена фантастики не читает, а дочек все, что без картинок, не интересует по определению. Несколько месяцев он не вспоминал о странной находке.

В семье на какое-то время прекратились ссоры и выяснения отношений. На деньги, вырученные от продажи червонцев, запонок и старинных писем, они вчетвером провели месяц на Черном море, оставив кота Марсика на попечение родственников. Когда они вернулись, загорелые и посвежевшие, жена занялась подготовкой дочек к предстоящему учебному году. Он же, радуясь возможности немного передохнуть от тесного общения с этими озорными и крикливыми созданиями и от постоянного внимания жены, выражающегося в основном в замечаниях, с радостью погрузился в мелкие хозяйственные дела. В частном доме их всегда более чем достаточно, да еще соседи, зная, что здесь проживает мастер-универсал, постоянно обращаются с какими-нибудь просьбами. Не бесплатно, разумеется.

В один прекрасный день руки наконец дошли и до письменного стола, все это время так и простоявшего посреди дровяного сарая. Целиком эту махину, которая к тому же грозила окончательно развалиться в любое мгновение, поднять оказалось просто немыслимо. Поэтому он со спокойной душой разобрал все на составные элементы и поднял в комнату, на второй этаж. Когда-то суперхозяйственный тесть держал здесь в холодное время года кроликов в клетках, отчего помещение приняло несколько запущенный вид. Но все проблемы подобного рода вполне решаемы, если руки растут не из «пятой точки опоры?».

Вскоре стол был практически собран и занял место в самом уютном углу. Теперь в комнате ничего не напоминало о слое кроличьего помета, который пришлось соскребать с пола, отсыревших обоях, висевших параллельно стене как совершенно самостоятельное явление, и всех прелестях того же порядка.

Стол был почти готов и выглядел вполне достойным образом: ничего не скрипело и не шаталось; трещины были старательно замазаны смесью опилок и специального клея и заделаны так, что стали практически незаметны; несколько деталей, которые пришлось выпилить заново, смотрелись как «родные». Оставалось совсем чуть-чуть. Но, согласно правилу, принятому среди работников «интеллектуального» труда, перед завершающей фазой требовалось сделать перерыв. А перерыв в большинстве случаев означает хороший перекур.

Он достал из кармана пачку «Арктики» и с наслаждением задымил, стряхивая пепел в чайное блюдце. Как хорошо, что жены дома нет: непременно бы обломала весь кайф.

Но курить просто так было неинтересно; почему бы заодно не пробежать глазами несколько страниц любимой книги? Мужчина подошел и снял с полки томик Асприна. На освободившемся пространстве вместо некрашеной задней стенки проглянуло что-то кожаное. Ну конечно: книга из тайника! Хорошо, что у него хватило сообразительности никому о ней не говорить. Все-таки как же получилось, что страницы настолько слиплись? Может быть, это оттого, что на них пролился столярный клей или что-нибудь еще? Ну, тесть, ну, блин, рачительный хозяин, слов нет!

Взяв книгу, он расположился с ней прямо на полу, прислонившись спиной к почти готовому письменному столу, поворачивая том во все стороны и размышляя, что это за книга и как она могла дойти до такой жизни. Он выкурил сигарету, затем еще одну, но никакие дельные мысли его так и не посетили. Ничего не поделаешь, надо приниматься за работу. Скоро должна вернуться Светлана, и у нее, как всегда, окажется для него целая куча поручений, не исполнить которые немедленно просто себе дороже.

«Хочешь не хочешь, надо снова поставить книгу на полку. Где-то здесь был гвоздь, все никак руки не доходят выдернуть... Черт, напоролся, гвоздь-то ржавый, не было бы какого заражения». Но очень скоро все мысли о ржавом гвозде исчезли у мужчины из головы.

Несколько капель крови упало на старую кожаную обложку. Он попытался стереть их, но только размазал все еще больше. Странное дело: там, где кровь смочила переплет, кожа разгладилась и выглядела как новая. Конечно, он так и не удосужился хотя бы обтереть книгу. Хотя, может быть, в крови содержатся какие-то особые вещества, которые... Как жаль, что курс химии в институте он прослушал, что называется, вполуха.

Из чистого любопытства он покапал на книгу еще, — благо порез оказался достаточно глубоким, — перевернул, чтобы таким образом «почистить» корешок и заднюю обложку. Неожиданно книга раскрылась. Как будто десять минут назад он не пытался разлепить страницы с помощью строительного шпателя.

Бумага оказалась желтоватого, почти коричневого цвета, на ощупь непривычно шелковистая. Текст не был отпечатан; вне всякого сомнения, его написали от руки, пером и чернилами. Язык был ему абсолютно незнаком, очертания букв не походили ни на европейские, ни на старославянские, ни даже на арабские. Но странное дело: чем больше он всматривался в них, тем сильнее ему казалось, что еще чуть-чуть, и он легко все прочтет.