Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт

Дела пошли немного по-другому после моего несостоявшегося «вознесения на небеса». По совету фельдфебеля Хейнца Захсенберга, имевшего прозвище Нытик, я оставил в кассе офицерской столовой 200 марок с инструкцией, что их надо будет потратить на покупку спиртного, если я не вернусь из полета, чтобы моя душа могла отправиться на небеса, как положено летчику-истребителю. Да, традиции строго соблюдались! Поскольку Хейнц неоднократно заявлял, что я продержусь недолго, то я, чтобы досадить ему, увеличил этот фонд до 250 марок. Фактически Хейнц мог оказаться прав, если бы мне еще раз неправдоподобно не повезло.

В ходе воздушного боя около Крымской меня в первый раз смогла подбить одна из «Аэрокобр». Русский приближался ко мне точно спереди. Я очень не любил этого, потому что, с одной стороны, «сто девятый» было легко повредить спереди, а с другой стороны, обзор был чрезвычайно затруднен сверкавшими вражескими пушками. На сей раз не было никакой возможности избежать этого, поскольку позади меня также был самолет противника.

Так что я нажал на кнопки спуска и начал стрелять из всего, что у меня было. За несколько мгновений до того, как мы должны были столкнуться, русский внезапно пошел вверх. В тот же самый момент раздался удар, и лобовое стекло моей кабины залило масло.

Вражеский самолет все еще был позади меня. Я перевернул свой самолет на спину и потянул ручку управления на себя. Это был успешный маневр, но я понятия не имел, где я был и в каком направлении летел. Стрелка компаса еще не стабилизировалась, а я не мог видеть землю. Если русский все еще был позади меня, то до небес было недалеко. Я открыл боковую створку фонаря, чтобы сориентироваться, и увидел трассеры, летевшие назад и вверх, и понял, что нахожусь над линией фронта. У меня больше не было выбора, поскольку лобовое стекло теперь было полностью покрыто толстым слоем масла, самолет был явно никуда не годен, и его трясло настолько сильно, что я едва мог удерживать его под контролем. Поэтому я не стал медлить и направил свой «Мессершмит» вниз в виноградник. Это была моя посадка «на живот» номер три.

Мне повезло, что привязные ремни были затянуты, потому что машина взбрыкивала и подпрыгивала, словно взбесилась. Наконец это неистовое движение прекратилось, но не прежде, чем я несколько раз ударился головой о свой прицел. Я быстро выбрался наружу и осмотрелся вокруг. Я действительно был на немецкой территории? Да, я должен был быть на ней, по крайней мере, согласно отметкам на карте.

Затем появилось полдюжины немецких солдат, которые помогли мне сбить огонь в моторном отсеке.

С их помощью я снял рацию, часы с приборной доски и аккумулятор. Зажав свой парашют и карту под мышкой, я поспешил с ними в направлении ближайшего командного пункта. Там я до вечера прождал автомобиль, который должен был забрать меня.

Я вошел в нашу офицерскую столовую в Анапе приблизительно в два часа ночи. А теперь главное! Там были все пилоты эскадрильи, которые под руководством Захсенберга пили за мой упокой. Ни один из них не мог поверить в то, что я снова вернусь назад. 150 из 250 марок уже были потрачены, но я не хотел показаться занудой. Надо было все забыть и извлечь лучшее даже из плохого. Так что я пропраздновал с ними до раннего утра. Только вместо моего вознесения на небеса мы отмечали мое спасение.

Для меня в Анапе был еще один знаменательный момент. В один день я был награжден Железными крестами 1-го и 2-го класса. Некогда я дал твердое обещание не использовать отпуск, пока не получу эти награды. Теперь, когда я добился этого, меня больше ничего не удерживало на фронте, и я начал готовиться к поездке домой. Но сначала была еще одна вечеринка с «пивной бомбой», и еще раз ее зачинщиком стал Хейнц Захсенберг.

Обширные запасы шампанского, сделанные в Анапе, наконец закончились. Поэтому при помощи хозяина нашего дома, умудренного жизнью русского, мы попробовали приготовить из отстоявшегося вина шнапс. Но полученный продукт был ужасным, он страшно вонял и обжигал рот. И когда один из пилотов пережил приступ временной слепоты, мы зареклись употреблять этот продукт, предпочитая терпеть свою жажду.

Но, в конце концов, подобная жажда тоже не очень приятное состояние, так что Хейнц пообещал решить эту проблему. Он должен был вылететь в Николаев и вскоре сообщил оттуда, что вернется во второй половине дня и привезет с собой достаточное количество пива. Естественно, все пунктуально собрались на командном пункте. Немного спустя над аэродромом пронесся «сто девятый». Под его животом была огромная бомба или, по крайней мере, то, что напоминало ее.

Мы знали, что это такое, но сохраняли спокойствие и понимающе улыбались. Те же, кто был не в курсе, удивились. Самолет набрал высоту и сделал три круга, но затем Хейнц все же посадил его и остановил точно в конце посадочной полосы. Захсенберг действительно смог благополучно приземлиться с опасной штукой. Мы поспешили туда и были поражены тем, что Хейнц смог сделать. От бочки пива, а это была именно она, до земли было всего пять сантиметров, и она почти полностью занимала узкое пространство между стойками шасси. Хейнц с этой бочкой взлетел из Николаева и без каких-либо происшествий доставил ее в Анапу. Это был искусный трюк, и, естественно, он вызвал подобающее восхищение.

Я имел на своем боевом счету 17 побед и, таким образом, далеко опередил лейтенанта Курца, который в то время имел лишь девять побед, и Хейнца Захсенберга с семью победами. 167 боевых вылетов и 17 побед, теперь я мог позволить себе побывать дома. 26 июля 1943 г. я покинул фронт и отправился в свой первый отпуск на родину. Мать, как обычно, боялась за меня и больше всего хотела, чтобы я остался дома. Но какая мать не думала точно так же.

Обратный путь на фронт еще раз привел меня в Краков. Там был расположен передовой центр управления, также там находилась тыловая база снабжения, куда прибывали новые самолеты. Каждый пилот по дороге на фронт должен был попасть в Краков, чтобы выяснить, где сейчас базируется его подразделение.

Я с удовольствием сел в новый Bf-109G-4 и за два дня легко преодолел приблизительно 1500 километров. 29 августа я прибыл обратно в Анапу. Аэродром оказался мертвым, пустым и чужим, чего я совсем не ожидал.

За несколько дней до моего прибытия группа была переброшена в центральный сектор, и я нашел в Анапе только несколько человек наземного персонала. Группа, как предполагалось, должна была скоро вернуться, и я в любом случае должен был оставаться там. Но что я должен был делать в Анапе без своих товарищей? Ничто не могло удержать меня там, ни виноградники, ни изумительное море, ни Кавказ и ни перспектива приятной, беззаботной жизни.

На следующий день я сел в свой самолет, который был оснащен дополнительным баком, и поднялся в воздух. Я пролетел над Гнилым озером[58] и дальше над Сталино[59]. Под последним я подразумеваю, что я не приземлился в Сталино, хотя дважды садился в непосредственной близости от места своего назначения. После взлета из Керчи я набрал высоту 7000 метров и над облаками полетел в Мелитополь. Там я дозаправился, снова взлетел и поднялся на ту же самую высоту. Я летел по навигационному счислению, пока не оказался над Сталино и не начал снижаться сквозь тонкий слой облаков. Передо мной лежал аэродром. Я приземлился и осторожно спросил у подбежавшего механика: «Это аэродром Сталино?»

Но механик засмеялся и сообщил мне, что я приземлился приблизительно в 20 километрах от того места, которое искал. «Ну что ж, — сказал я сам себе, — это может случиться с каждым». Так или иначе, но мой самолет дозаправили и проверили. Затем я снова взлетел.

Я еще раз пропустил Сталино и сел в Макеевке, в четырех километрах от него, но в конце концов все же сумел достичь места своего назначения.

В II./JG52 было много новых лиц и отсутствовали многие старые пилоты. Война по-прежнему требовала жертв. Тем временем мои товарищи далеко обошли меня по количеству побед. Лейтенант Гюнтер Курц теперь имел их больше двадцати, а фельдфебель Хейнц Захсенберг — 38. Однако у Захсенберга после его 38-й победы случился нервный срыв. На него буквально пришлось надеть смирительную рубашку и отправить домой. Он действительно уехал наполовину безумным[60].

Одно время я мог смеяться над этим, пока та же самая вещь едва не случилась со мной. Боевые вылеты не были игрой.

Я успел выполнить лишь один вылет из Сталино и в том вылете был на волоске от гибели, но мой ведомый доставил меня обратно. О да, было и такое! На следующий день мы снова перебазировались, на сей раз в Карловку, к юго-западу от Харькова. Там была серия столкновений с противником. Четыре вылета в день стали нормой.

Первым самолетом, сбитым мною в ходе вылетов из Карловки, стал ЛаГГ-5. Обер-лейтенант Хейнц Шмидт, командовавший в то время нашей эскадрильей и имевший на своем счету 175 побед[61], подтвердил эту победу. Мы летели далеко от линии фронта в направлении Ахтырки. Там мы не обнаружили никаких рыскавших вокруг вражеских самолетов. Только когда мы снова повернули к фронту, я увидел далеко внизу два ЛаГГ-5.