Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт

Мы на большой скорости пронеслись над железнодорожной линией, Барникель — слева от колеи, а я — справа, при этом оба ниже телеграфных проводов. Не осознавая никакой опасности, я увидел, что вдали передо мной появилась точка, а вслед за ней через секунду — вторая. Они обе стремительно выросли и оказались двумя самолетами. Они были, возможно, на 300 метрах и приближались к нам.

Но что это были за самолеты? Должно быть, русские. Барникель также увидел их. Мы еще снизились, чтобы не дать себя заметить и позволить им пролететь над нами мимо. Действительно, это были два русских, вероятно, связных или учебно-тренировочных самолета.

«Horrido!»[45] — и за ними. Набирая высоту, мы поняли, что они заметили нас. Они отвернули от железнодорожной линии вправо и снижались. Это выглядело так, словно они собирались приземлиться. Мы не могли поверить своим глазам, но русские действительно искали место для посадки.

Мы приблизились к ним прежде, чем они смогли оказаться в безопасности. Барникель первым вышел на дистанцию огня. Он прицелился в ведущий самолет и открыл огонь. Держась почти рядом со своим ведущим, я теперь оказался позади другого самолета и обстрелял его, в то время как он был, возможно, в пяти метрах над землей. Для вражеского пилота это было еще высоко. Он, очевидно, хотел достичь земли максимально быстрее. Русский резко направил нос своей машины вниз, после чего она разбилась на части.

Самолет, атакованный Барникелем, смог совершить плавную посадку. Его экипаж, состоящий из трех человек, так спешил, что выпрыгнул из машины, когда та еще катилась по земле, и оставил ее на произвол судьбы. Еще до того, как слегка дымившийся русский самолет остановился, Барникель обстрелял его, и тот сразу же загорелся.

Мы сделали еще два круга и помахали пилотам, которые отчаянно пытались укрыться позади стога сена. Затем мы взяли курс домой. Мы поздравили друг друга и радовались оттого, что каждый одержал победу.

Мы взлетели рано утром, и тем временем погода несколько ухудшилась. Видимость теперь была приблизительно полтора километра. Затем произошло то, что еще раз доказало, что я действительно был более удачлив, чем многие другие пилоты.

Я находился, возможно, в 50 метрах позади Барникеля, когда увидел тень, приближавшуюся ко мне спереди справа. Я понял, что это вражеский самолет, немного довернул и почти мгновенно нажал на спуск. Русский взорвался прямо перед моими глазами, и горящие обломки упали на землю. Унтер-офицер Барникель ничего не видел и повернулся, только когда я закричал «Horrido!». Он покачал головой и должен был признать, что я еще раз победил его.

Мы радостные прилетели домой и покачали нашими крыльями над аэродромом. Все мои товарищи поздравили меня с двойным успехом. Лишь фельдфебель Захсенберг[46], который позднее стал моим самым близким другом и товарищем, не смог сдержать высказывание: «Он не сможет долго продолжать так!»

Но «он смог»! И как «долго»! Мои дни в качестве ведомого закончились, мне позволили стать ведущим пары, и я получил новый Bf-109. Затем наступил скучный период, и ни одной «туши», как мы называли самолеты противника на пилотском жаргоне, нельзя было найти в воздухе. Я использовал это время, чтобы научиться летать должным образом, лучше узнать свой новый «Мессершмит» и освоиться с окружающим ландшафтом. Я также упорно трудился над изучением типов вражеских самолетов, потому что больше не хотел сообщать о своих победах, не зная о том, какой именно самолет я сбил.

В Керчи пилоты занимали две комнаты, которые называли «офицерской столовой». В задней комнате стояло восемь двухъярусных металлических кроватей. Они занимали почти все пространство, оставляя небольшое место для личных вещей. Так или иначе, большинство летчиков-истребителей имели при себе лишь небольшой багаж, но даже его надо было где-то хранить. Обычно он более или менее живописно лежал на нижней кровати или висел на спинках кроватей.

Несмотря на это, жилье было обычно сравнительно чистым. Помимо повара, у всех пилотов были ординарцы которые помогали содержать личные вещи в опрятном виде. Что за беспорядок царил бы в 6-й эскадрилье без этих двух обер-ефрейторов, Тварди и Клингеля! Сам я очень хорошо ладил с Тварди. Время от времени он даже наводил глянец на мои ботинки, чего никогда не делал или крайне редко делал для других офицеров.

Даже Немитц[47], в то время командир нашей эскадрильи, обер-фельдфебель и кавалер Рыцарского креста и один из наших ветеранов, не имел никакого особого ухода.

Два других офицера, лейтенант Гюнтер Курц и лейтенант Классен[48], не имели ординарцев и должны были сами заботиться о собственных вещах. Мы — три лейтенанта, «патриарх» Немитц и старший унтер-офицер, обер-фельдфебель Густав Болинский, — проводили время в смежной комнате, фактически служившей столовой, в которой стояли большой стол и несколько стульев. В нелетную погоду мы постоянно находились в этой квартире.

В такие дни, после коротких визитов в секцию IVA (выдача продовольственных пайков и денежного содержания), пилоты пили, пели песни и играли в скат. Фактически не было никакого установленного порядка. Естественно, было много разговоров — о полетах и о женщинах, как обычно среди военных. Мы отыскивали любое оправдание, чтобы избежать учебных лекций, проверок или других подобных «развлечений».

Глава 3

ЗОНА БОЕВ — КАВКАЗ

13 марта мы перебазировались в Анапу, Хотя после своей пятой победы я летал ведущим и делал это со страстью и рвением, все мои усилия найти в воздухе русских оканчивались ничем. В то время я обычно совершал по три вылета в день — за исключением дней, когда погода была слишком плохой. К сожалению, было мало вылетов на «свободную охоту», вместо этого мы летали на сопровождение «Штук»[49], что являлось для нас трудным и неудобным заданием.

Мы, истребители, отвечали за «Штуки», независимо от обстоятельств. Даже если один из этих самолетов сбивался зенитной артиллерией, то вину за это все равно пытались возложить на нас. Часто возникали проблемы встречи со «Штуками» в назначенном месте. Бывали случаи, когда мы не успевали прибыть вовремя, но также правда и то, что и другая сторона часто делала то же самое. Когда это происходило, ничего не оставалось, как лишь летать по кругу, ожидая появления пикирующих бомбардировщиков.

Удобнее всего было, когда «Штуки» на пути к фронту пролетали над нашим аэродромом. В таких случаях мы просто сидели в своих самолетах, ожидая их появления, затем сразу же взлетали и вскоре догоняли более медленные пикирующие бомбардировщики. Потом мы поднимались приблизительно на 300 метров выше их и держались поблизости, как того требовали пилоты «Штук».

Еще более неудобным, особенно для малоопытных пилотов, было задание: «Полет вдоль побережья Черного моря, если возможно, до Туапсе, и проведение разведки над морем». До Туапсе было более чем 200 километров, а мы имели топлива приблизительно на 500 километров. Поэтому любой инцидент, например если вы вступили в бой с вражеским самолетом на обратном пути или, так или иначе, сбились с курса, мог стать роковым, по крайней мере для новичка.

Такие мысли всегда возникали у меня в голове, когда я возглавлял патруль над морем. Очень часто я летел над морем со сжатыми зубами, так как, пока был над водой, мог видеть землю лишь в виде неясного отблеска вдали.

Любая неровность в работе двигателя заставляла меня думать, что я чувствую какой-то подозрительный запах в кабине и что двигатель вскоре заклинит. И что тогда? Я должен в таком случае упасть в море или садиться на русской территории? Вероятность этого бросала меня в жар даже на высоте 6000 метров, на которой было очень холодно.

Однако я выполнял такие вылеты, когда получал приказ, точно так же, как и все другие.

В то время я летал в паре с лейтенантом Гюнтером Курцем. Гюнтер уже одержал три победы, и я согласился, чтобы мы по очереди выполняли функции ведущего. Но какими непосредственными мы еще были пилотами, какими «зелеными» новичками! И какую наивность мы продемонстрировали, атаковав группу из восьми «Аэрокобр» без какой-либо мысли о том, чем это для нас может закончиться. «Аэрокобра», поставляемая из США, в то время была лучшим русским истребителем.

Я летел в качестве ведущего, но Гюнтер первым увидел их. Не позаботившись занять выгодную позицию для атаки, мы спикировали на «индейцев»[50] всего лишь с немного большей высоты, радостные оттого, что снова можем участвовать в бою. В действительности противник должен был понять, с какими «зелеными» новичками имеет дело, и легко сбить нас, поскольку «Аэрокобра» была достойна нашего Bf-109. Возможно, они были поражены тем, что их группу осмелились атаковать лишь две машины.