Апозиопезис - Анджей Савицкий

— Кто пы тепя не наслал, шпик вонючий, он стелал польшую ошипку, — на несколько ломаном русском языке отозвался знакомый женский голос. — Никогда еще я не видела столь бездарной попытки слежения. Это все и гроша не стоило. А теперь говори, кто ты такая, или готовься к смерти.

Данил перевернулся на спину и нервным жестом опер лицо от грязи, гравия и крови.

— Это всего лишь я, панна фон Кирххайм, — сказал он, после чего подложил руки под голову и вытянул ноги, ну совершенно так, словно лежал на удобном диване, но никак не на больничном дворе.

— Ох! — Генриетта даже подскочила на месте и заслонила рот ладонью. — И что должен означать этот маскарад, герр инженер?

— Да вот, вышел прогуляться, сегодня такая замечательная погода, — он указал пальцем в мрачное, свинцовое небо. — Иногда я переодеваюсь нищенкой и выхожу пройтись, чтобы не возбуждать излишнего возбуждения своей особой. Вот, хотел заскочить в больницу к знакомой, но тут на меня грубо напали.

Генриетта присела на корточки рядом с инженером и схватила его за плечо, чтобы помочь подняться. Но тот даже не шевельнулся. Тогда девушка со злостью выпустила его и сунула руку в муфточку. При этом она подняла голову, направив нос к небу.

— Прошу прощения за мою резкость, но я была уверена в том, что вы террорист. Но, раз вы прилегли отдохнуть, не стану мешать. Прощайте!

Не успела она отойти на пару шагов, как Данил уже был на ногах. Он стиснул зубы и чуть не взвыл от боли. Удар у девушки был крепким, опять же, она знала, куда следует бить.

— Геня, погоди же, не уходи! — простонал Довнар. — Мне известно, что ты меня знать не желаешь, но я не могу тебя так оставить. Скажи, пожалуйста, что у тебя болит. Не отталкивай меня, я готов принять тебя и дарить чувствами, несмотря на все преграды. Мне не страшны какие-либо твои болезни или недомогания. Вместе мы справимся с ними… Я…

Генриетта остановилась и, не говоря ни слова, глядела на пошатывающегося и что-то лепечущего Данила. Спиртным от него не пахло, но бредил так, словно выпил бочку токайского. Какую еще болезнь он придумал? Какие недомогания?

Больница Святого Духа (Szpital Świętego Ducha), основана в 1442 году как приют для беднейших людей. В 1859–61 году была переведена по адресу: ул. Электоральна 12, где размешалась каретная мастерская. Вплоть до 1939 была одним из самых прогрессивных и лучших медицинских заведений города. Разрушена в 1944 году в ходе Варшавского восстания. После восстановления здесь размещалась начальная школа № 220.

Ей пришлось прекратить ухаживания и усмирить роман, пока тот не набрал полной силы, поскольку сама она возвращалась на службу. Только того, но и не меньше. Вновь она становилась солдатом, к тому же — выполняющим сложное и опасное задание. Она не могла позволить себе быть слабой, иметь чувства к мужчине. Необходимо было сделаться твердой и холодной, словно сабельный клинок. В настоящее время основным были только служба и суровая прусская дисциплина. И конец с удовольствиями обычных людей.

Только ведь он был таким прелестным… Даже в одеянии этой нищенки, даже с поцарапанным лицом. Пускай он и лепетал какую-то бессмыслицу, сообщение было четким и ясным — он желает ее и не может согласиться с разрывом. Ну, и что теперь с ним делать? Как от него избавиться? Генриетта почувствовала нарастающий ком в горле, пронзительную печаль, выжимающую слезы из глаз. Ну почему она не могла быть обычной девушкой? Ну почему это именно ей следовало выполнить обязательства прусского юнкера и записаться в армию? Ее две младшие сестры наверняка сейчас трахаются с соседскими красавчиками, а вот она не имеет права ну хотя бы чуточку влюбиться в скромного джентльмена. Ах, мир такой несправедливый!

— Ты плохо себя чувствуешь? — Данил приковылял к ней, охая и держась за бедро, как будто забыл, что притворяться старухой уже не надо. — Ты, вроде, побледнела. Это, видно, твоя болезнь, правда? Возьми меня под руку, пожалуйста.

По больничной лестнице, перескакивая через несколько ступенек, сбежало двое жандармов. У одного в руке был пистолет, второй уже обнажил саблю.

— Стой! Не двигайся! — визжал тот, что с револьвером. — Лапы прочь, лахудра старая!

Это всего лишь жандармы, с которыми она должна была встретиться в больнице, и которые были представлены ей в гарнизоне в качестве напарников. Данила они приняли за шпиона или террориста. Генриетта вздохнула про себя. Вот нужно позволить, чтобы инженера арестовали и сунули в каталажку. Посидел бы пару недель в Павяке, пока дело не завершится. Во всяком случае, ничего страшного бы с ним не произошло. Если, конечно, не считать неприятностей в ходе допросов, но побои и пытки, как учит прусская школа, лишь закаливают дух.

— Спокойно, это мой человек, — сообщила юнкер-девица авторитарным тоном, осадив жандармов на месте. — Информатор и эксперт в научно-технических вопросах.

— Что-то не выглядит он достойным доверия, — буркнул один из офицеров, но пистолет сунул в кобуру. — Он переодет женщиной.

— Нет, нищенкой, — не согласился с ним Данил.

— Кандидатуру этого джентльмена утвердил лично его высокопревосходительство фельдмаршал… — Можно было и не заканчивать, поскольку жандармы тут же вытянулись в струнку. — Пойдем, господа. Я хочу осмотреть жертву, а герр инженер будет нас сопровождать.

Данил выпрямился, сжимая зубы и пытаясь проигнорировать боль. Он совершенно не знал, в чем тут дело, какой фельдмаршал его утвердил и в качестве кого, но пришел к выводу, что умение приспособиться к ситуации крайне важна в работе ученого, в связи с чем его следует развивать на каждом шагу. Он улыбнулся Генриетте и предложил ей руку, та приняла приглашение с грозной миной, но продела свою руку в его и позволила себя вести. Пара направилась за жандармами, и, пользуясь близостью девушки, Данил тут же склонился к ней, чтобы тихонько потребовать объяснений. Ее тепло и запах подействовали на него словно недавний удар в спину. Инженер даже пошатнулся и чуть не утратил равновесия от полноты впечатлений.

— Я участвую в расследовании, касающемся убийства, о котором ты наверняка слышал, — шепнула юнкер-девица. — Здесь ты в качестве научного консультанта, официально завербованного на время следствия. Мне не хотелось тебя во все это вмешивать, но раз ты сам сюда за мной пришел…

— Я и не знал, что ты работаешь в жандармерии.

— Потому что я и не работаю, — прошипела Генриетта. — Не расспрашивай, сейчас на это нет времени.

Они вошли через украшенный колоннадой портал, ведущий во внутренние помещения больницы, и очутились в светлом вестибюле со стенами, побеленными по современной моде. Жандармы вели их по одному из коридоров, не обращая на заинтересованные взгляды немногочисленных пациентов и медиков. Затем все вошли в палату, перед которой стояли двое охранников с оружием. Внутри стояла только одна кровать, в которой лежала красивая, худощавая женщина. На стуле рядом с кроватью сидел явно озабоченный элегантно одетый джентльмен лет тридцати. В углу стояли пожилая женщина и бородатый доктор, который что-то тихонько объяснял собеседнице. Увидав входящих, он досадливо наморщил лоб.

— Пострадавшая — Бронислава Довяковская, дива Варшавской Оперы, — кратко пояснила Генриетта, нетерпеливым жестом отослав жандармов. — Она подозревается в том, что стала причиной смерти барона фон Лангенау. Сама я уверена, что она не имела со всем этим ничего общего, но была использована лишь в качестве запала, активизирующего взрывчатку. Черт подери, я так надеялась, что она пришла в себя, и что из нее удастся хоть что-нибудь вытянуть. Похоже, мы пришли сюда напрасно.

Данил неуверенно глянул на лежащую без сознания бледную примадонну. Сам он ее не знал, поскольку не бывал в театре, кроме того — на ухо ему наступил медведь, так что музыкой он совершенно не интересовался. Инженер хотел было подойти к кровати, но врач заступил ему дорогу, на что сидевший у изголовья панны Довяковской мужчина поднялся на ноги и незамедлительно встал рядом с медиком.

— И что это должно значить? — возмутился бородач, указывая на одежду Данила. — Я доктор Винингер, военврач в чине капитана гвардии. Здесь командую я. Как вы смеете входить в больницу в чем-то вот таком?… Вы же можете занести сюда многочисленные болезни и паразитов. Незамедлительно покиньте палату, немедленно!

— Мы агенты канцелярии наместника, представляем графа Берга и прибыли от его имени, — жестким тоном сообщила Генриетта, лишь незначительно запинаясь на польских словах. — Отойдите, пожалуйста.

— Со вчерашнего вечера нам не дают покоя функционеры самых различных учреждений, включая лейб-гвардию самого царя, — фыркнул доктор Винингер. — Мне это уже надоело. Я уже сообщал, пациентка без сознания, и ее нельзя допрашивать. Как только она придет в себя, и когда к ней возвратится сознание, а затем выразит готовность принимать посетителей, а я сам признаю это допустимым — вот тогда я и проинформирую кого следует. А теперь прочь, чучела проклятые!