Апозиопезис - Анджей Савицкий

Совершенно без каких-либо помех инженер добрался до перекрестка улиц Берга и Владимировской, где в четырехэтажном каменном доме проживала Генриетта. Он остановился перед воротами соседнего дома и задрал голову, чтобы поглядеть в окна квартиры девушки. Но при том он не заметил какого-либо движения или огней, которые могли бы свидетельствовать о ее присутствии. Прохожие проходили мимо, не удостаивая хотя бы взглядом, что было весьма типичным для варшавян. Горожане прекрасно умели пользоваться выборочным зрением: наиболее богобоязненные и религиозно настроенные абсолютно не замечали стоявших чуть ли не на каждом углу проституток; более обеспеченные — в свою очередь — не замечали стоявших с протянутой рукой инвалидов, кошчарок и нищих всяческого покроя. Это позволяло им сохранять совесть в полнейшем покое.

Неожиданно двери в воротах доходного дома открылись, и изнутри быстрым шагом вышла Генриетта. Как обычно: в темном платье, с ладонями, спрятанными в серой муфте. Кроме того, на ней была небольшая, задиристо сдвинутая на бок шляпка — в последнее время, весьма модный головной убор. Энергично стуча каблучками, девушка направилась в сторону улицы Мазовецкой.

— А ты шо забыла тут, баба приблудная! — громовым голосом рявкнул кто-то за спиной Данила.

Инженер обернулся, инстинктивно заслоняясь клюкой с крюком. За ним стоял худой мужичок в грязном пальто, зато в шапке с блестящей бляшкой, свидетельствующей о том, что ее хозяин занимал официальную функцию дворника. Мужичок, на первый взгляд, казался недавно прибывшим из деревни, зато чрезмерно гордым своей городской должностью.

Явно он не знал еще здешних обычаев, и ему казалось, что он самый главный на выделенном ему куске тротуара.

— Иди-ка к черту, мужик, — ответил Данил, но из подворотни послушно вышел.

Мужик явно почувствовал себя оскорбленным, потому что он схватил метлу и начал наступать, похоже, собираясь приложить бабке этой же метлой по шее. Понятное дело, тут же, как из под земли появилась троица жаждущих развлечений уличных мальчишек.

— А ну, дед, приложи ей! — визжал один из оборванцев.

— Защищайся, бабка! — подначивал другой. — Врежь ему крюком по яйцам!

Того и гляди, сейчас появятся городовые, ведь на улице Берга высилось несколько сияющих новизной банковских зданий. Это вам не какая-то вонючая улочка, а столичный финансовый центр. Сейчас полицейские сцапают инженера за нарушение общественного покоя, после чего его бросят в клоповник. Алоизий со смеху лопнет.

Данил стиснул зубы, пытаясь активировать биоподдержку. Вмонтированный во внутренности инженера механизм не только позволял попадать в параллельные реальности, но и в общем увеличивал возможности организма. Как по заказу, шестеренки и передачи в груди инженера затрещали, резко увеличивая скорость. Тем не менее, Данил не успел. Метла упала и больно треснула по сгорбленной спине. Разохоченный мальчишками дворник замахнулся, чтобы ударить еще раз. Данилу показалось, что мужичок начинает двигаться, как вдруг он погрузился в густую смолу. Для ушей инженера все звуки вытянулись и понизились В глазах у него потемнело, но то был всего лишь незначительный побочный эффект ускорения организма. Данил выпрямился и одним скачком очутился за спиной дворника, после чего хорошенько пнул его. Затем развернулся на месте и громадными шагами поспешил за исчезающей вдалеке Генриеттой.

Для наблюдавших столкновение мальчишек все это выглядело так, как будто бы рассыпающаяся от старости нищенка в одно мгновение превратилась в черную молнию. Дворник с воплем грохнулся на землю, а кошчарка бесследно исчезла. Беспризорники перестали хохотать. Один из них даже перекрестился, пугливо оглядываясь по сторонам, зато другой презрительно сплюнул.

— Как пить дать, ведьма, — сказал он. — И чего тебе, селу дурному, было бить ведьму? А теперь, это и к бабке не ходи, корешок твой запаршивеет.

Данил не слышал дальнейшего обмена замечаниями между перепуганным дворником и мальчишками. Он догнал фроляйн фон Кирххайм и шаркал ногами за ней на безопасном расстоянии, а поскольку девушка маршировала очень даже живенько, иногда ему приходилось закатывать юбку и какой-то отрезок пути бежать. Все время он старался оставаться незаметной, сгорбившейся и сливающейся с окружением кошчаркой. Словно мантру он постоянно бормотал себе под нос: «Ой, мамочки. Ой, Божечки мои! Та шоб тебя…», чтобы войти в роль и придать ритм своей все более панической и шатающейся хромоте. По шее у него стекали крупные капли пота, дышал он все тяжелее. По сравнению с прусским прогулочным шагом фроляйн фон Кирххайм весь его мехаборгизм ничего не стоил. Механизм в груди хрипел и трещал, так что Данил начал размышлять над тем, а когда он его в последний раз заводил.

Тем временем, они прошли Мазовецкую и свернули в Крулевскую, прошли по тянущемуся в бесконечность, во всяком случае, на пару сотен верст, как показалось Данилу, тротуару вдоль Саского Парка. Неожиданно они очутились в путанице улочек за Маршалковской. На сей раз Довнар был просто вынужден схватить края юбки и помчаться бегом за канцеляристкой, шляпка которой мелькнула на углу дома на Птасей, где начиналась совсем коротенькая улица Зимна. Инженер мчался, сломя голову, мелькали его белые икры, Довнар же совершенно не обращал внимания на изумленные взгляды прохожей. Лишь на Электоральной он заметил Генриетту исчезавшую в портике Больницы Святого Духа.

Так вот оно что! Прекрасная панна Геня смертельно больна! Вот почему она не пожелала его больше знать. Она не хотела дарить ему надежду, чтобы тут же ранить своим уходом с этой юдоли слез. Только это могло быть объяснением. Ведь невозможно же, что она хотела избавиться от него по какой-то менее важной причине. Ведь такой человек, как он сам, не мог же наскучить интеллигентной молодой даме. Они так здорово понимали друг друга. Выходит, к этому ее склонила медицинская трагедия. Ах, что за девушка!

Тяжело дыша, инженер всхлипнул. Тем не менее, он живенько захромал к входу в больницу. Сейчас он тактично выяснит, что с ней, а затем спасет. Даже если для этой цели придется погрузиться в тысячи параллельных реальностей! Даже если придется пропустить сквозь себя миллионы электрических молний! Даже если придется остаться абсолютно трезвым до конца дней своих! Он найдет лекарство от любой болезни. И добудет сердце панны фон Кирххайм.

Довнар вошел сквозь широко раскрытые ворота, размышляя над тем, через какой вход попасть вовнутрь. Больница была выстроена как красивый неоренессансный дворец со свободно стоящими павильонами. Быть может, Генриетта направилась в один из них? Главный вход в больницу с импозантной колоннадой и лестницей казался слишком богатым, чтобы через него пихалась какая-то кошчарка. Так что Данил начал выискивать какой-нибудь боковой или задний ход. При этом он не заметил фигуры, прятавшейся за колонной, а теперь очутившейся у него за спиной.

Внезапно некто схватил переодетого инженера за платок и сильно потянул. Данил выпрямился и в тот же миг получил мощный удар кулаком в почки. Довнар лишь застонал и упал на колени, во всяком случае, попытался это сделать, поскольку нападавший держал его сзади за крепко завязанный под подбородком платок. Инженер сфокусировался на том, чтобы запустить механизм в груди и спасать свою жизнь, но, прежде чем хоть что-то удалось сделать, он полетел лицом вперед прямиком на белый гравий, покрывающий двор больницы. Нападавший протащил его несколько шагов по острым камешкам, после чего неожиданно отпустил.

— Кто пы тепя не наслал, шпик вонючий, он стелал польшую ошипку, — на несколько ломаном русском языке отозвался знакомый женский голос. — Никогда еще я не видела столь бездарной попытки слежения. Это все и гроша не стоило. А теперь говори, кто ты такая, или готовься к смерти.

Данил перевернулся на спину и нервным жестом опер лицо от грязи, гравия и крови.

— Это всего лишь я, панна фон Кирххайм, — сказал он, после чего подложил руки под голову и вытянул ноги, ну совершенно так, словно лежал на удобном диване, но никак не на больничном дворе.

— Ох! — Генриетта даже подскочила на месте и заслонила рот ладонью. — И что должен означать этот маскарад, герр инженер?

— Да вот, вышел прогуляться, сегодня такая замечательная погода, — он указал пальцем в мрачное, свинцовое небо. — Иногда я переодеваюсь нищенкой и выхожу пройтись, чтобы не возбуждать излишнего возбуждения своей особой. Вот, хотел заскочить в больницу к знакомой, но тут на меня грубо напали.

Генриетта присела на корточки рядом с инженером и схватила его за плечо, чтобы помочь подняться. Но тот даже не шевельнулся. Тогда девушка со злостью выпустила его и сунула руку в муфточку. При этом она подняла голову, направив нос к небу.

— Прошу прощения за мою резкость, но я была уверена в том, что вы террорист. Но, раз вы прилегли отдохнуть, не стану мешать. Прощайте!