Сожжение - Мегха Маджумдар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда придут, – говорит мне позже матушка Арджуни, – держись с ними поосторожнее. Может, тебе лучше вообще уклониться.
Все мы знаем, что бывает с хиджрами, которые не угодили полицейским. Ладду, наша юная сестра-хиджра, ходила в полицию пожаловаться на приставания констебля, и ее закрыли. Закрыли на очень много-много дней. Когда-то давно я бы удивилась: как такое может быть? Но сейчас я знаю, что вопросы эти бесполезны. В жизни многое происходит совершенно без всяких причин. Можешь просить милостыню в поезде и получить кислотой в лицо. Можешь спрятаться в женском купе для безопасности, и дамы тебя оттуда вышибут.
Меня тоже один раз чуть не арестовали. Констебль по фамилии Четтерджи поймал меня, когда я просила милостыню возле светофора:
– Теперь ты собралась на моем участке этой фигней заниматься?
А я ему так с вызовом:
– А что такого? Уже на улице нельзя постоять?
Как героиня говорила. Просто я была новенькая и не знала, что все могло плохо кончиться. Но он был человек разумный и отпустил меня, когда я купила ему сигарету и поднесла зажигалку.
· Дживан ·
Главное занятие в тюрьме – ждать. Я жду, чтобы Американди получила подтверждение от журналиста и чтобы мадам Ума смотрела при этом в другую сторону. В непроглядно черной ночи я прикидываю, что еще можно сделать. Если бы у меня вместо рук были лопаты, я бы выкопала подземный ход – за стену, где мчатся автобусы, шляются нищие, где женщины в темных очках покупают на ужин отбивные.
Утром я стою в очереди за завтраком. Прошел слух, что Сонали Хан, знаменитая женщина-кинопродюсер, которую знают в каждом доме, была замечена в приемном. Все радуются. Интересно, что она сделала? – гадаем мы. Сбила кого-то машиной? Припрятала деньги в Швейцарии?
– Ничего вы не понимаете, – говорит Американди (она стоит передо мной в очереди). – Это из-за того носорога.
Однажды Сонали Хан прямо из окна автомобиля подстрелила носорога – угрожаемый вид. Вот призрак этого носорога ее и догнал, сейчас она будет за него наказана. Будет жить здесь с нами и рассказывать нам про кино.
– Теперь мы точно получим новый телевизор! – говорит Яшви.
– А этот чем плох? – рявкает на нее Американди. – Если он тебе не нравится, попробуй добыть новый для себя лично.
– Да нет, я…
Яшви опускает глаза к земле. Я знаю: она мечтает о телевизоре, где картинка не прыгает и пульт работает.
Комла, которая ограбила целую семью и отходила железным прутом мать семейства, оставшуюся парализованной, пускает слюну, гадая, какие блюда появятся теперь в тюремном меню.
– Куриное карри! – восклицает она, оглядывая всю очередь от начала к концу. – Точно теперь будет карри из курицы. – Она сует палец в ухо и безуспешно пытается достать там, где чешется. – А может, и баранина… Кто знает?
Я слушаю, но при этом я где-то не здесь.
Мы возвращаемся в камеры, мадам Ума совершает обход, я ловлю ее взгляд.
– Вы моего брата включили в список? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня пустыми глазами и идет дальше, позвякивая ключами на поясе. Но Американди, уже считающая своими те двести тысяч рупий, что «Дейли бикон» обещала за интервью со мной, вскакивает и бросается к решетке.
– Ума! – кричит она. – Иди-ка сюда!
Стихает вечный шум и лязг тюрьмы. Мадам Ума идет обратно в полной тишине.
– Ты как сказала? – ласково интересуется она. – Я тебе что, подружка? А ну-ка, говори учтиво!
В соседней камере кто-то присвистнул:
– Прям как по телевизору!
– Окей, мадам Ума, – говорит моя соседка. – Эта бедная девочка, – говорит она со слезой в голосе, но в то же время громко, чтобы ее слышно было в коридоре, – выпросила у матери гхи, чтобы приготовить для вас лепешку. И вы ей не дадите увидеться с братом? Стыд и срам! Каково будет ее бедной матери?
– Да пусть повидается с хахалем, ради бога! – смеется кто-то из соседок.
Мадам Ума стоит неподвижно. Я выглядываю из-за спины Американди.
– Никогда больше не прерывай мой обход, – тихо говорит мадам Ума.
И уходит.
* * *Идут недели, но ничего не меняется. Сонали Хан во дворе так и не появилась. В телевизорной – все тот же старый ящик. Каждую неделю женщины возлагают свои надежды на какой-то день: ее точно сюда переведут в воскресенье или в следующий вторник. А потом до нас доходит весть, что Сонали Хан сидит под домашним арестом – то есть живет в своем доме, как прежде. Для богатых даже слово «тюрьма» имеет иное значение. Так можно ли меня осудить за желание стать даже не богатой, а всего лишь из среднего класса?
· Физрук ·
На втором митинге партии Джана Кальян Физрук оказывается близко к сцене.
– Вы своими глазами видите, – продолжает речь Бимала Пал, – что наша партия…
Микрофон начинает хрипеть. Бимала Пал делает шаг назад, публика ревет и размахивает флажками. Физрук тоже машет флажком, сохранившимся с прошлого митинга.
– Вот что наша партия дает всем округам штата, – говорит Бимала Пал. – Завод автозапчастей…
Микрофон вновь срывается в хрип. Кто-то в публике закрывает уши ладонями.
– На заводе найдут работу три! тысячи!..
Снова хрип. Госпожа Бимала со строгим лицом оглядывается в поисках техника. У нее за спиной снуют помощники, ищут звуковика, который, наверное, отошел покурить. Публика начинает скучать, перетаптываться.
В безумии решительности Физрук идет вперед, подняв руку.
– В сторону! – кричит он. – В сторону!
Взбегает через две ступеньки, заверяя телохранителей Бималы Пал, что хочет всего лишь починить микрофон. Дергает провод, проверяет разъем, отодвигает микрофон чуть подальше от оратора. Говорит в него:
– Раз, два, три. Раз, два, три.
Голос звенит над толпой чисто и резко.
Сердце у Физрука успокаивается, стучит медленнее.
Бимала Пал продолжает свою речь, а Физрук, сидя на пластиковом стуле, который ему дал кто-то в глубине сцены, смотрит на огромное количество собравшихся. Их тут несколько стадионов, головы как муравьи. Это тебе не избалованные ленивые ученицы, занимающие его дни, не тетки-училки, после работы ордой бросающиеся смотреть бенгальские детективы и есть китайскую лапшу. Разве был он хоть когда-нибудь среди такого огромного числа патриотов, людей, которые работают на развитие страны, которые сейчас слушают на улице умного оратора, а не дрыхнут дома под одеялом?
Закончив свою речь, Бимала Пал идет в глубину сцены благодарить Физрука. Он вскакивает, складывает руки в приветствии.
– Я всего лишь учитель. – Физрук зачем-то показывает в сторону дороги. – В школе для девочек С. Д. Гхоша.
Бимала Пал заинтересована:
– В той самой школе?
– Да, в той самой, – отвечает Физрук. В школе, где училась террористка. – Мне в школе приходится настраивать микрофоны, вот я и…
Они оба поворачиваются к микрофону. Он
