Лучшие подруги - Гитти Данешвари

Водяная женщина, чей профиль при близком рассмотрении напоминал перегруженную мусорную корзину, неуклюже вскочила со стула, размахивая руками. Если она засиживалась слишком долго, это приводило к подтоплению, а иногда даже и к наводнению. Когда тролль с обрюзглым лицом убрал со стола ее поднос, мисс Сью Нами принялась энергично отряхиваться, от кончиков пальцев на ногах до волос. К несчастью для мистера Д’Охлика, его обеда и тролля-официанта, эти движения породили настоящий душ — надо заметить, мисс Сью Нами никак не признала своей роли в произошедшем, не говоря уже об извинениях.

— Согласно параграфу седьмому, пункту девятому Этического кодекса горгулий, как только горгулья решит оказать помощь, действия должны быть стремительными и целенаправленными, — провозгласила Рошель, прежде чем бросить на стол салфетку и направиться к мистеру Д’Ох-лику.

И хотя это не была самая изящная на свете походка, поскольку, когда Рошель волновалась, поступь ее делалась тяжелой, она определенно передавала всю силу чувств, которые молодая горгулья испытывала к этому погруженному в уныние монстру.

— Бонжур, месье Д’Охлик. Меня зовут Рошель Гойл, я новая ученица, из Скари-жа.

— Скариж? Я всегда мечтал съездить туда — побродить вдоль реки, поесть пахучий сыр, быть может, даже надеть берет.

— Не уверена, что вам пошел бы берет, но, думаю, пахучий сыр вам бы наверняка понравился, — заметила Рошель со свойственной ей прозаичностью.

— Это не имеет значения. Я никогда не поеду в Скариж. Думаю, это можно прямо сейчас добавить в список, — со вздохом произнес мистер Д’Охлик.

— Пардоне муа? О каком списке вы говорите? — спросила Рошель.

— О списке сожалений. Это подробный перечень всего того, о чем я планирую как следует посожалеть, прежде чем умру. Надеюсь лишь, что моя смерть не будет внезапной — мне многое нужно успеть.

— Простите, если я покажусь невежливой, — но мне казалось, что вы уже мертвы.

— Технически это верно. Но я говорю о смерти моей души.

— Как это печально, месье Д’Охлик.

— Я часто печалюсь, — проворчал мистер Д’Охлик.

— На самом деле я тоже, но по другим причинам, — призналась Рошель, взглянув на свое стройное, но увесистое тело. — Месье Д’Охлик, я тут подумала — может, я могла бы помочь вам обновить ваш гардероб, немного оживить его. Конечно, ваши коричневые брюки в пятнах и коричневый свалявшийся свитер тоже неплохи…

— Ученикам не разрешается вмешиваться в личную жизнь преподавателей.

— Это реальное правило или скорее предположение? — поинтересовалась Рошель.

— Технически это не правило, но так принято. Теперь же прошу меня извинить, но мне пора снова предаться жалости к себе, я еще не выполнил сегодняшнюю норму.

— Я отношусь к правилам с глубочайшим уважением и потому четко разграничиваю подлинные правила и предположения. А потому я настаиваю, чтобы мы принялись за дело.

— Ну ладно, — проворчал мистер Д’Охлик, — но нам придется прекратить, если мой пессимизм начнет сказываться на вас. В конце концов, молодость и невзгоды чужды друг другу.

— Как мало вы знаете о молодости! — пробормотала себе под нос Рошель, прежде чем протянуть маленькую серую руку мистеру Д’Охлику для рукопожатия. — И, пожалуйста, извините меня за холодную кожу. Причина в том, что я из гранита.

— А вы, пожалуйста, извините за особенности моего характера. Причина в том, что я это я.

Глава восьмая

На Школу монстров опустилась ночь, и летучие мыши проснулись. Им не терпелось поохотиться. После целого дня отдыха они желали лишь одного — до отвала наесться пауков и насекомых. Навострив уши и разинув рты, они помчались по коридорам, энергично работая крыльями.

На втором этаже восточного крыла ученики-пансионеры готовились ко сну. Бланш и Роза ван Сангре, верные своим цыганским корням, стащили с кроватей простыни и устроили бивак под сосной на лужайке за школой. Тыквенные головы, утомленные после целого дня пения и сплетничанья, уже уснули, и их лягушки-быки похрапывали рядом. Трехголовый Фредди кивал, читая одновременно три разных издания бестселлера «Кризис на Бредневостоке». Вуди-бой, как обычно, созерцал фотографии Фрэнки Штейн и вертел в руках свои булавки. Генри Горбун лежал в постели и анализировал необычайную крастоту мисс Сильвии Подлётыш, а Ки предавался воспоминаниям о некой склонной исторгать пар девушке.

— Сегодня было клево! Честно, дня лучше я даже и вспомнить не могу! Ну, не считая истории с позабытой Пенни, — произнесла Робекка, взглянув на пингвиниху в пижамке, спящую рядом с ней. — Хорошо, что она не имеет привычки долго дуться!

— А я уверена, что имеет. Я думаю, она именно потому всегда выглядит такой сердитой, — перебила ее Рошель. — Или, быть может, она мне просто кажется сердитой, потому что по сравнению с Ру сердитым покажется кто угодно.

— Ой, Чю! Следите за пальцами! — вскрикнула Венера. — Кстати, не помню, говорила ли я уже об этом, но я бы не советовала оставлять никаких украшений на виду. Чю уже проглотил пару сережек. Но не волнуйтесь — они были недорогие. Кажется, он предпочитает позолоченные вещи. Думаю, они легче перевариваются.

— Кстати, о еде. Я слыхала, что тролли — вегетарианцы! Так что можно не бояться, что они сожрут нас за опоздание, — сообщила Робекка, подавив зевок.

— У меня получилась крайне странная беседа с тем троллем, ну, во время урока Вустреца.

— Я до сих пор поверить не могу, что он не оставил тебя в наказание после уроков, — заметила Робекка.

— Он был крайне взволнован, но я так и не поняла ни единого слова из того, что он говорил, — сказала Венера, восстанавливая в памяти эту беседу.

— Ну, они весьма почтенные тролли. Или, возможно, у них до сих пор не на современном уровне поставлена вакцинация от бешенства; бессвязное бормотание — очень распространенный признак инфекции. Определенно нужно будет исследовать этот вопрос, — решительно заявила Рошель и тут же уснула.

Солнце только-только встало, когда Робекка вскочила с кровати как ужаленная. Из ее ушей и носа повалил пар, отчего волосы Робекки тут же закурчавились, пока она металась по комнате. Под мышкой она крепко сжимала спящую Пенни в пижаме.

— Ну и ну, антилопа гну! Который час? Что я пропустила? Где Пенни? — лепетала Робекка, и ясно было, что ее рассудок все еще пребывает в полусне.

— Робекка! Qu’est-ce que tu fais?[4] Сейчас половина седьмого утра!

— Неужели? Я проснулась с абсолютной уверенностью, что я проспала половину дня.