У нас была Великая Эпоха - Игорь Оськин

Колесову очень нравилась эта игра, он называл ее творческой работой в имя общего блага. Его старая идея фикс.

В стендовый зал пришел директор НИИ Чарин. Вероятно, срывались сроки: он орал на руководителей проекта минут двадцать подряд. Это очень долго. Ругал начальство на глазах у подчиненных. Колесов удивился, в армии это не принято. Начальство и инженеры молча слушали.

Припомнил: через проходную директор идет, расталкивая народ и поругиваясь: «Ну, чего столпились». Однако старожилы отзывались о нем хорошо. Барин строг, но справедлив.

Заглянул молодой человек, скромный и улыбчивый, послушал объяснения свиты.

— Кто это?

— Сын Хрущева, работает у Челомея. Говорят, что Хрущев и Челомей свояки, женаты на сестрах.

Слух насчет свояков оказался ложным, но работающий сын тоже неплохой канал для контактов.

Следующая работа – испытания ракет в Крыму, в Феодосии. На старой подводной лодке установили один контейнер для ракеты. Задача первого этапа: проверить старт и полет ракеты под управлением автопилота, без радиоголовки.

Формально Колесов оказался руководителем институтской группы в два десятка человек. Фактически руководил начальник автопилотного отдела Гусев. Они и по чину несравнимы, старший инженер Колесов обращался к Гусеву как к начальнику, а тот тоже делал вид, что старший здесь комплексник.

Все ведущие работники в отделе Гусева евреи.

— Почему у тебя так много евреев? — спрашивали его институтские приятели.

— Так они хорошо работают.

Эти ведущие работники держались отстраненно от других. «Что это – спесь супер-спецов? — размышлял Колесов, — или настороженность чужих? Однако в нашем отделе Яков Эфраимович, супер-математик, легко общается со всеми, да и другие евреи тоже».

При комплексной проверке ракеты на стенде и более всего на подводной лодке к Колесову переходило полное руководство работами.

Первое посещение лодки было весьма тягостным: возникло желание немедленно уйти отсюда и больше не появляться. Замкнутое пространство, маленькие люки между отсеками, низкий потолок. Со временем привык, за активной работой забывался страх.

«После армии перешел на вполне мирную работу – стрелял ракетами с подводной лодки», — ерничал он впоследствии.

В 29 лет еще можно оставаться романтиком: на подводной лодке боевая обстановка – он вел всю работу от включения системы до подачи команды «старт» самому себе, сам нажимал эту кнопку. Впрочем, добраться до этой кнопки непросто – наткнулись на отказ, на остановку системы, дальше те же игры, что и на стенде, только посложнее – прибавились смежники по стартовым двигателям, по пусковым и корабельным устройствам.

Произвели несколько запусков ракет, каждый после многократных неудач. Наибольшее возбуждение возникает при несостоявшемся старте – прошли все этапы, нажат «старт», а в ответ – молчание, стартовые двигатели не включились, ракета сидит в контейнере.

При очередном срыве старта лодка поднялась на поверхность, и он решил проверить цепи внутри ракеты. Через полуметровую кольцевую щель между ракетой и контейнером он спустился сверху на семь метров к основанию ракеты и прозвонил прибором электрические цепи при отсоединенном борт-разъеме. Выявить неисправность не удалось, так что его старания не потерять несколько дней на выгрузку ракеты, проверку на базе и повторную загрузку оказались напрасными. Впоследствии бахвалился: «От прозвонок цепей могли включиться стартовые двигатели, и я бы вылетел верхом на ракете, как Мюнхгаузен на ядре. Маловероятно, но чем черт не шутит, так ведь и случаются ЧП. Можно сказать, подвиг совершил, азарт попутал».

Когда же добились старта ракет, возникли новые неприятности: ракеты падали сразу же после выхода из-под воды. Начались длительные поиски виновных среди всех участников проекта. Позднее математик «Гранита» поведал историю о том, как Челомей проектировал ракету:

— Специалисты по аэродинамике и математическим моделям провели колоссальную работу по созданию конструкции ракеты. Принесли генеральному конструктору плоды своих теоретических и экспериментальных исследований – чертежи новой ракеты. Челомей посмотрел: «Ну, это же некрасиво» и росчерком пера уменьшил размах крыльев. Устойчивость ракеты стала критической, и она стала падать на взлете.

Эпизод красочный, но может быть анекдотический, в русле взаимных нападок смежников. Размах крыльев ограничен размерами контейнеров, а их стремились установить побольше – шестнадцать штук на атомной подводной лодке.

Несколько месяцев стартовики искали способы подстройки двигателей и, в конце концов, ракета полетела.

Он понял, что его старания замечены, когда Лопатин, спец по корабельной аппаратуре, нахрапистый трудяга, сказал ему:

— Ну ты и молоток! Сначала-то я не понял…

А он понял, что его приняли в партию инженеров.

Первый удачный старт по его предложению отметили небольшой пьянкой. Выпили и искупались в море на запомнившейся дате – 12 декабря.

Однажды азарт подвел его. На одном из выходов в море пришлось неоднократно погружаться – старт не проходил, поднимались на поверхность, устраняли неисправность и вновь опускались под воду. Лодкой управляет военная команда. На очередном погружении работа затянулась, казалось, еще немного и всё получится. Но командир лодки приказал прервать работу, подниматься и идти на базу. Колесов заметался по отсекам, до командира не добраться, два праздно сидящих офицера посмеивались над ним. Озлился:

— Какой-то дурак приказал, а вам смешно.

На лодку его больше не пускали.

Ну что ж, с тоской подумал он, от себя не уйдешь, еще один истерический срыв добавился к перечню уже свершившихся. Можно было пойти к командиру повиниться, объясниться. Не собрался. Внешне сошло благополучно – как раз в это время в Феодосию приехал Афанасьев, ему на смену.

Нет худа без добра – уйдя с лодки, он смог теперь видеть старт ракеты. Прекрасное зрелище. Отдыхающие на южном берегу Крыма могли наблюдать за ракетой, пролетающей в полукилометре вдоль берега от Планерского до Коктебеля. Потом здесь поставили цель – судно с металлической сеткой.

После работы они жили в Феодосии дружно и весело, как обычные отдыхающие на юге. По выходным на своем автобусе ездили по берегу Крыма, чаще всего в Новый свет – бывшую царскую дачу. На обратном пути обязательные шашлыки с «сухарем» (сухим вином) в Коктебеле и песни в автобусе.[11] С Инной Соловьевой он подружился еще на совещаниях в институте. Как обычно, в технические разговоры частенько вклиниваются иронические замечания, подшучивание, подкалывания, отвлечения на посторонние темы. У Соловьевой острый, язвительный язык, он подхватил игру в пикировку, к обоюдному удовольствию. Нападки личного характера исключались, соревновались на быстрый поиск ответа остроумного, но безобидного. Это было интересно и удивительно: он не встречал раньше такого в женщине, красивой и умной.

В Феодосию он стоял у вокзала, когда вдруг кто-то сзади закрыл глаза, обернулся – Соловьева смеется. В командировочной компании она была заводилой веселого отдыха – на выездах по знаменитым курортным местам с купаньем, песнями и шашлыками, на ежевечерних посиделках в открытом ресторане с видом на море, музыкой, танцами, «сухарем». И он тоже веселился вместе со всеми – на выездах, а вот в ресторанах не задержался. Во-первых, показалось скучновато, а во-вторых, (и это самое главное) — дороговато. Хоть и понемногу, но каждый день. А он не поступался принципом «всё для семьи». Дома жена с малым дитем, здесь нужно укладываться в командировочную норму. «Скучный я человек». Удовлетворялся прогулками по набережной.

Около Соловьевой постоянно находился ее оруженосец, приятель еще по прежним командировкам, инженер из смежной фирмы, который весело расспрашивал окружающих:

— Слушай, а как у тебя с деньгами, я все время в прогаре, где денег достать?

Обаяние Соловьевой испытал и молодой капитан Казанцев. Очевидно, сын писателя-фантаста был романтиком, после очередного веселья в компании с Соловьевой он выдохнул:

— Настроение такое – хочется слушать рондо-каприччиозо.

Колесов тоже любит это рондо – сладкое томление, переходящее в оргастическое торжество.

Он отдалялся от Соловьевой, их общение практически прекратилось после инцидента со спиртом. Его помощник по хозвопросам спросил:

— Ко мне обратилась Соловьева, просит дать спирт на ее день рождения.

— Тогда всем давать придется, спиртзавод откроем.

Она обратилась к Гусеву, тот попросил помощника дать. Обошлись без Колесова, в том числе и на дне рождения.

Не романтики, равнодушные к Сен-Сансу, рассуждали просто. Его приятель так говорил о Соловьевой:

— Она очень спокойно относится к сексу – как к естественному удовольствию, без всяких обязательств. Юра ее трахал, он сам мне говорил.