Пленительные наслаждения - Элоиза Джеймс

На нем был темный сюртук с расшитыми лацканами. Точно такой же узор украшал воротник и манжеты. А жилет! Это было что-то неописуемое. Шелк макового цвета с вышитыми на нем полевыми цветами. Тончайшее кружево манишки красиво дополнялось золотой каймой и спадающими с обеих сторон шеи шнурами, тоже золотыми. На ботинках блестели большие серебряные пряжки. Носки поражали необыкновенной белизной.

Габби даже рот открыла, но тут же опомнилась.

Сердце забилось так часто и сильно, что его удары резонансом отзывались в горле.

Ее будущий супруг не произнес ни слова. Он просто стоял и смотрел на нее, держа в руке черную шляпу. Комнату будто затопило море молчания.

Габби нервно кусала губу, но, вспомнив о хороших манерах, заставила себя улыбнуться. Только она собралась заговорить, как за ее спиной раздался грудной голос Квила:

– Как я понимаю, ты с чествования, Питер.

Питер – теперь она окончательно убедилась, что это именно он, – перевел взгляд на старшего брата.

– Сегодня второе ноября, Квил, – напомнил он, по-видимому, посчитав, что этого вполне достаточно. Затем сунул шляпу под мышку и сделал шаг вперед. – Мое почтение, – поклонился Питер, приблизившись к Габби. Затем повернулся к Люсьену, который по-прежнему держал на руках Фебу, и сделал еще один шаг. – Вам нет нужды отвечать мне, дорогой Бош. Я вижу, вам не до меня.

Габби тихонько кашлянула:

– Второе ноября?

Питер повернулся к ней и осмотрел ее снизу доверху, от носков ее запятнанных туфель до спутанных волос. В его пристальном взгляде ясно читалось осуждение.

– Второе ноября – день рождения герцога Кентского.

Она почувствовала, как внутренности ее съежились, ужавшись до маленького узелка.

Питер наконец подошел к ним.

– Что с Кодсуоллом? Надеюсь, не покушение? Он не пострадал?

Квил покачал головой:

– Кажется, нет.

– Он налетел на кресло, – произнесла Габби чуть слышно. – Видите, мое платье все в чайных пятнах. – Она старалась не смотреть на Квила.

Глаза Питера слегка потеплели.

– А вы, надо полагать, мисс Дженингем? Я все ждал, что меня представят, но мой брат манкирует своими обязанностями. Я – мистер Питер Дью…

Габби не дала ему договорить. Она устремилась к нему, едва не запутавшись в волочащемся подоле.

– Прошу вас, называйте меня Габби, – попросила она, хватая Питера за левую руку, свободную от шляпы, – так как я… так как мы…

Он поперхнулся и мягко высвободил руку, с трудом удержавшись, чтобы не проверить, не осталось ли на перчатке чайных пятен. Но он себя пересилил. В конце концов, мисс Дженингем не виновата, что ее облили чаем. Должно быть, она чувствовала себя ужасно неловко в таком положении.

– Я полагаю, – начал Питер, глядя на Квила, – мисс Дженингем желает удалиться в свою комнату, учитывая, что наш дворецкий причинил значительный ущерб ее костюму.

Впрочем, называть ее чудовищное платье «костюмом» было все равно что называть золотым кухонный чайник. Питер посторонился, чтобы Кодсуолл смог покинуть комнату.

– Я не понимаю, Квил, о чем ты вообще думаешь, – продолжал Питер. В его голосе чувствовалось напряжение, которое постепенно накалялось от абсурдности данной ситуации. – По всем канонам, братец, тебе следовало явиться на день рождения. Принни, может, и не в самых теплых отношениях с Эдуардом, но, можешь мне поверить, он всегда замечает, если кто-то пренебрегает его братом. Теперь, когда ты способен передвигаться, твои отговорки покажутся весьма неубедительными.

– Я забыл, – ответил Квил с французским прононсом.

Он шагнул вперед, заслоняя своим телом Габби.

– Ах, ты забыл! – Злость, достигшая наконец критической отметки, перелилась через край, и Питер сорвался на крик: – Ни один джентльмен не позволит себе забыть оказать честь принцу! Равно как ни один джентльмен не станет силой удерживать леди, попавшую в неловкую ситуацию. – Питер снова окинул неодобрительным взглядом свою будущую жену, стоявшую за спиной брата в испорченном платье. – Мне сейчас недосуг напрягать память, – продолжал он, наконец посмотрев ей в глаза, – но я не припомню, чтобы за Кодсуоллом замечались подобные вещи. Растяпой он никогда не был. – Он заговорил мягче, подумав о тех муках, которые должна была испытывать в этот момент его невеста. Действительно, она побледнела и вид у нее был несчастный. – Из-за ротозейства нашего дворецкого одно из кресел матери пришло в полную негодность. Хотя сломанная мебель – ничто в сравнении с оскорблением, нанесенным мисс Дженингем.

Квил повернулся к Габби. Она отвела глаза, так как у нее не хватало духа признаться, кто здесь на самом деле растяпа. Не может же она заявить об этом во всеуслышание в присутствии своего элегантного суженого! Ее будущий деверь своей ужасной ухмылкой давал ей понять, что ее трусливое молчание напоминает поведение дрянной маленькой девочки. Но она сделала вид, что не поняла намека.

Питер дернул шнур колокольчика.

– Сейчас ваша горничная проводит вас в вашу комнату, мисс Дженингем. Если вдруг вы будете слишком расстроены, чтобы выйти к ужину, не волнуйтесь из-за этого. Знайте – мои чувства с вами. Случись сей неприятный инцидент в мой первый визит в Англию – впрочем, и в любой другой тоже, – я бы приходил в себя по меньшей мере день.

Питер отвесил ей короткий поклон.

Габби судорожно глотнула воздух и присела в реверансе, обнаружив, что совершенно не знает, как на это ответить. Даже не верилось, что это Питер. Но это был он. Теперь, когда шок прошел, она уловила общее портретное сходство между мужчиной на миниатюре и этим элегантным суетным… щеголем. Еще и надушенным! Она почувствовала запах одеколона, когда схватила его за руку.

Слезы были совсем-совсем близко. Никогда еще она не казалась себе такой неотесанной и неуклюжей, хотя судьба, надо признаться, щедро дарила ей подобные ситуации.

Кто-то взял ее за руку. Сквозь слезы, застилавшие глаза, она увидела Питера. Он улыбался ей по-доброму, как на портрете.

– Мне очень жаль, мисс Дженингем, что ваш приезд в наш дом ознаменовался столь досадным недоразумением.

Габби робко улыбнулась стоящему перед ней красивому молодому мужчине.

– Вы не хотите называть меня Габби? Разве мы не собираемся пожениться? – Она непременно должна была проговорить эти слова громко и раздельно, потому что Питер, похоже, воспринимал ее как непрошеного визитера.

Питер сразу стал сама чопорность, но кивнул. Возможно, его не слишком радовал их предполагаемый брак, но она так восхищалась портретом Питера, что до сих пор не задумывалась над этим. У нее самой не возникало никаких вопросов, так как ей безумно хотелось выбраться из отцовского дома.