Бывшие любовницы - Кайли Адамс

Слушая остроумные комментарии Бейб и наблюдая за Ларой, пытающейся утопить тоску в шампанском, Габриэль внезапно поняла, как сильно скучает по ним. Ведь на свете нет ничего лучше глубокой, эмоциональной и шумной женской дружбы. Ей это было прекрасно известно, поскольку она уже много лет жила без нее…

Никто не знал, что произошло в ту ночь, когда Дин Пол порвал с ней, и Габриэль это вполне устраивало. Все осталось между ней, Господом и человеком, который открыл ей глаза на порочность этого мира.

Окончание университета стало почти освобождением. Слишком много потерь было с ним связано. Дружба с Ларой и Бейб. Отношения с Дином Полом. Наивные представления о расовой проблеме в Америке. Пришла пора найти место, откуда можно начать все сначала.

Нью-Йорк. Переехать туда было безумием. Работа на студенческой радиостанции могла бы помочь завести связи в музыкальном бизнесе. Здесь было полно бывших питомцев Брауна, начиная с художников, вроде Мэри Чапен Карпентер, Дункана Шейка и Лизы Лосб, и кончая множеством продюсеров.

Габриэль устроилась на Эм-ти-ви ассистентом вице-президента по музыке и поиску талантливых исполнителей. Это означало полный рабочий день, паршивый крошечный кабинет и дерьмовую зарплату, из чего она, однако, извлекла максимальную пользу, научившись всему, чему могла. И сейчас, как и в свой первый рабочий день, она твердо знала, что работа за кулисами не для нее. Габриэль хотела быть главной фигурой на сцене.

Она искала новые сюжеты для пилотных серий передачи «Все, кроме дела» – о музыкантах, талантливых, утонченных, готовых к большому будущему, но пока не имеющих контрактов с крупными студиями. Однажды вечером эти поиски привели ее в «Флюидологию» – эклектичный клуб, известный в среде музыкантов как место, где можно встретить талантливых чернокожих исполнителей. Габриэль прикинула, что неплохо бы устроить вечер «открытого микрофона» с участием тех, кто видит себя будущими Бейбифейс или Трейси Чэпмен.

Но все оказалось иначе. Никакой музыки. Только слова. Пылкие, страстные, дерзкие слова. Один за другим к микрофону выходили поэты, провозглашали каждый свою истину, возбуждая толпу и вдохновляя Габриэль. Казалось, что мир распахнулся и указал путь к убежищу, эмоциональному спасению. В глубине души она сознавала, что этот ренессанс черной поэзии андеграунда и есть ее выигрышный билет. Она не собиралась пассивно слушать, в то время как могла активно читать сама. Свои стихи. У нее были причины заполнять блокноты и тетради своими самыми сокровенными мыслями. С той ночи это стало для нее своего рода психотерапией. А сейчас могло стать неплохим началом публичных выступлений. Габриэль не боялась эмоциональной откровенности, именно в ней и была вся соль. Как ни странно, микрофон в данной обстановке давал ей ощущение безопасности, уверенности в том, что ее услышат и поймут.

Габриэль попыталась поделиться своим восторгом по поводу этого открытия с руководством Эм-ти-ви. Каждую неделю в «Флюидологии» появлялись блестящие мастера, вполне достойные общенационального внимания. Но чистая поэзия вызвала у публики слабый интерес. «Найди богемного рэпера с классным ритмом», – заявил ее непосредственный начальник. «Это звучит, конечно, круто. Но нам нужен будущий Пафф Дэдди», – сказал другой продюсер.

Габриэль вернулась в «Флюидологию», преследуя собственные интересы. Ее первое выступление значилось в программе пятым, и представил ее публике Теори, обаятельный сексуальный ведущий.

– Могу ли я заинтересовать вас притоком свежей крови? – воскликнул Теори.

В ответ зал взорвался воплями одобрения.

– Не знаю, как вы, но я хочу послушать, что скажет эта сестренка. И должен признаться, я уже покорен ее зелеными глазами.

Из зала раздались свист и мяуканье. Теори одарил ее улыбкой – безупречно белые, как альпийский снег, зубы ослепительно сверкнули на фоне темно-шоколадной кожи. Одет он был в белую крестьянскую блузу навыпуск и винтажные джинсы. Короткие дреды на голове прикрывала пестрая растаманская шапочка, а на ногах красовались грязные сандалии. Не прилагая к этому никаких усилий, Теори умудрялся выглядеть крайне эффектно: эдакий Блэр Андервуд антиистеблишмента.

– Если мне позволят высказать собственное мнение, то она просто прекрасна, – проворковал он, обращаясь к залу. – И это ее первое выступление перед микрофоном, так что сестренка ко всему еще и отважна. Приветствуйте… Габриэль.

Со странной смесью страха и восторга она ступила в освещенный круг на крошечной сцене и заняла место перед микрофоном. Посмотрев по сторонам, Габриэль обнаружила целое море лиц, более темных, более светлых, различного типа и выдававших различное происхождение. Но все собравшиеся в этом зале имели между собой нечто общее: они были темнокожими.

И это поразило Габриэль, как удар молнии. Никогда в жизни она не бывала в зале, где было бы так много своих. Она выросла в Гросс-Пойнте, штат Мичиган, расположенном в пятнадцати минутах езды от Детройта. Это был респектабельный пригород богачей, протянувшийся вдоль берегов озера Сент-Клер. Дом, в котором родилась Габриэль, представлял собой особняк в колониальном стиле площадью пять тысяч футов, с пятью спальнями, пятью ванными комнатами, цокольным этажом, который использовался как зона отдыха, и двумя гаражами – все это для семьи из трех человек. Ее отец был топ-менеджером в автомобильной компании, а мать занималась общественной деятельностью, являясь председателем правления Дома Эдсела и Элеанор Форд – величественного особняка начала двадцатого века, превращенного в общественный культурный центр.

В детстве она никогда не думала о себе как о черной. Она была просто Габриэль, а ее дом был местом игр для всех соседских ребят. У Фостеров был бассейн с горкой и трамплином для прыжков. В их комнате отдыха имелись видеоигры, бильярд, настольный теннис. В кухне всегда было полно лакомств, телефон пиццерии «Мама Роза» был занесен в автоматическую записную книжку, а в специальном ящичке лежала мелочь для чаевых посыльному. Друзья Габриэль считали дом Фостеров своим вторым родным домом.

Сейчас, оглядываясь назад, Габриэль понимала, что ее родители чуждались черной культуры. Все подруги матери были белыми. Отец достиг таких высот в карьере, каких не смог достичь до него ни один темнокожий за всю историю корпорации Форда. И это было не результатом ассимиляции, а просто следствием их положения в этом мире. Ее родители, Мэтью и Дайана Фостер, целиком и полностью принадлежали к миру белых людей. Просто по чистой случайности они родились с темной кожей.

Габриэль никогда не задавалась подобными вопросами, да для этого и не было повода. Ее детство напоминало большой воздушный шар, в котором любящие руки создали атмосферу безопасности и надежности, где она жила среди друзей и постоянного веселья. То же можно было сказать и о юности. Габриэль была одной из самых популярных личностей в частной средней школе Гросс-Пойнта, участвовала во всех мероприятиях и была для многих объектом зависти, как девочка, у которой есть все, в том числе и один из лучших парней. В течение трех лет ее бойфрендом был Морган Этвуд. Белый, блестящий ученик и спортсмен, из старого известного семейства. И расовой проблемы никогда не возникало. Союз Моргана и Габриэль не рассматривали как межрасовый. Для всех они были просто великолепной парой. А после окончания школы, уже поступив в колледж, они просто дружески расстались. Он отправился в Стэнфорд, в Калифорнию; она – в Браун, Род-Айленд. Они были молоды, а расстояние – огромно. Так что их разрыв был хотя и печален, но неизбежен.