Alma Matrix или Служение игумена Траяна - Александр Кукушкин

Парни сняли башмаки и повесили их на шею, связав шнурки. Настоящий попытался устроить трогательное прощание, но от него отмахнулись, взяли слеги и пошли. Болото при каждом шаге пускало волны на много метров вокруг. После пятнадцати шагов Сковороду одолели сомнения, и он остановился, сразу услышав за своей спиной крик Настоящего:

– Глупцы! Куда вы идете? Впереди нет ничего, кроме смерти, и она ждет вас с широкой улыбкой на своем страшном лице! Леша, Леша, одумайся, вернись, ты же мудрый человек!

Сковорода собрал волю в кулак и уже шагнул нагонять друзей, как шедший первым Макс ухнул в трясину по пояс, успев, впрочем, кинуть слегу плашмя и удержаться на ней. «Не подходи к нему близко, близко не подходи! – Настоящий орал с берега бросившемуся на помощь Гайде. – Идиот, сам потонешь! Палку ему свою дай, слышишь, и вытягивай!..» Тяжелый Задубицкий, опираясь на свою слегу изо всех сил, пытался выбраться из тягучей болотной каши. Настоящий метался по берегу и сыпал советами, Гайда со Сковородой их не слушали, но все равно умудрились вытащить Макса живым. Без приключений они вернулись обратно, и с улыбками в пол-лица сообщили испереживавшемуся Настоящему, что «тут брода нет».

Во время небольшого привала, пока Задубицкий выжимал свою одежду, было принято решение возвращаться к лодкам и на них плыть до озера, «чтобы они не стояли без дела», как выразился Гайда. Сковорода протестовал и никак не мог смириться с тем, что рыбачить ему придется с ворованной лодки, но слушал его только Настоящий. И, как оказалось, только для того, чтобы разразиться пространной и туманной речью о месте частной собственности в человеческой истории, в то время как Задубицкий широким ножом перерубал ствол куста, за который была закреплена цепь. Освободив две плоскодонки и найдя припрятанные неподалеку весла, парни решили сперва переправиться на другой берег, чтобы утешить Макса и покорить-таки Рубикон. Сковорода начал подозревать, что его товарищам плевать на рыбалку. Переубеждать его никто не стал.

Экскурсия по лесу на противоположном берегу реки была насыщенной и короткой. Преодолев сотню метров страшного бурелома, они выбрались на маленькую тропу и через некоторое время убедились, что попали в охотничьи угодья. Всюду были кабаньи и лосиные следы и укрытия охотников, затянутые маскировочной сеткой, которые Настоящий называл «лежками», хотя Сковорода пытался ему объяснить, что лежки бывают только у зверя, а не у охотника. Потом Сковорода вспомнил, как отец говорил ему, что в лесу самое страшное животное – это кабан, и Настоящий тут же предложил убираться восвояси. Гайда с Задубицким сбавили шаг и стали прислушиваться к разговору. Тогда Сковорода добавил, что спастись от кабана можно только на дереве. Задубицкий с Гайдой задумчиво остановились. Необходимость в дальнейших аргументах в пользу возвращения устранил шорох в кустах неподалеку. Задубицкий с Гайдой, не разбирая дороги, ломанулись обратно к лодкам с такой прытью, что Настоящий и Сковорода почти сразу потеряли их из виду и бежали вслед, ориентируясь только по шуму ломаемых веток.

Вечерело. Друзья медленно плыли по причудливо петляющей реке к озеру. От воды веяло холодом.

– Как тут тихо, – прошептал Задубицкий.

– Да, дивные места, – согласился Сковорода и посмотрел на лодку Гайды с Настоящим. Те вертели головами, разинув от восхищения рты.

Наконец они добрались до озера. Это было огромное, на несколько километров, болото, сквозь которое вилась река, причем ее русло предусмотрительные охотники пометили шестами с красными тряпками.

– Где-то тут, – Гайда развел руками, – где-то тут, друзья мои, в изобилии водится, цитирую: «окунь и щука, а по заводям крупный карась».

Сковорода бросился смотреть карту, но вскоре печально согласился, что это и есть искомое озеро. Гайда развеселился от его понурого вида и направил плоскодонку с сидящим впереди Настоящим на таран. Задубицкий взревел, что раненый бизон, и стал остервенело отбиваться веслом – завязался бой, решительный и беспощадный. Из камышей, испуганные неожиданным появлением орущей компании, стали шумно подниматься, срываясь с воды, огромные стаи уток. «Ружье, дайте мне ружье, – кричал Настоящий, – смотрите сколько их! Стада, целые стада!» Вскоре семинаристы устали размахивать веслами и, все мокрые и в нитях зеленых подводных трав, заключили перемирие, а утки все еще кружили в небе, напрасно ожидая оружейного выстрела.

Когда друзья пригнали лодки к тому месту, откуда они их взяли, наступил вечер. Сковорода с детской обидой на лице жаловался на несправедливость судьбы и на ложь интернета. Настоящий изо всех сил пытался его утешать, да так успешно, что к тому времени, когда они выбрались из леса, сутулая фигура Сковороды ссутулилась в два раза сильнее,а Задубицкий с Гайдой плакали и икали от смеха.

Подойдя к деревне, они увидели, как на небольшом огороде около своего дома, копается какая-то бабулька. Сковорода повернул к ней.

– Бабушка, добрый вечер. А не подскажете, где-то тут в лесу должно быть озеро.

– С рыбой, – громко подсказал Гайда.

– Ну, да, с рыбой. Мы ходили-ходили, но ничего не нашли. Только болота одни.

– Так конечно, не нашли! И не найдете, – бабулька оторвалась от своей картошки и повернулась к ним. – Было озеро. Давно. Лет двенадцать тому назад еще было. А как плотину сломали, так и все. Болота там теперь одни, и рыбы почти нет. Местные правда ходят туда, но вам лучше не надо. Потеряетесь или утопните. А по вечерам там в лесу кабанчики шалят, приходят даже ко мне картошку копать. Не ходите туда. Ну ее, эту рыбу.

– Кабанчики шалят, – Настоящий шел по деревне и медленно повторял эту фразу на все лады, то ли осмысливая ее, то ли восхищаясь собственной везучести, ведь с кабанчиками они так и не встретились.

– О, абориген, – восхищенно выдохнул Гайда. Из калитки неподалеку вышел пузатый мужик в камуфляжной форме. – Точно вам говорю, это мы на его лодках так весело катались.

– Добрый вечер, – поздоровался, проходя мимо, воспитанный Сковорода. Мужик слегка кивнул и долго провожал их подозрительным и неприветливым взглядом.

– Он думает сейчас, пойти ли за берданкой или нет, – вполголоса рассуждал Гайда. – Он ведь охотник и сразу определил, откуда грязь на ботинках Задубицкого, и что за ряска запуталась в волосах Настоящего. А когда он придет к своим лодкам, и пусть даже не к своим, а от соседа узнает, что какие-то залетные брали лодки, то все станет ему ясно. Какие залетные? Ясное дело, что Сковорода. На воре и шапка горит – вон, даже поздоровался. Так что руку даю на отсечение, что при следующей встрече он свернет нашему рыбаку голову справа налево, а потом слева направо. Или наоборот. Не принципиально. Эй, Сковорода. Места хорошие. Когда ты сюда снова на рыбалку?

– Иди ты в ЦАК.

– Холодно, – подал голос Настоящий.

– Миша, – обернулся Задубицкий, – где твой тихий ясный закат с мигающей звездой?

– Сейчас, одну минуту, – Гайда остановился, значительно посмотрел в небо и щелкнул пальцем, – вуаля!

Налетел порыв сильного ветра.

– Копперфильд, брат! – завопил Сковорода.

Ветер усиливался, сверкнула молния, стали падать крупные капли дождя, и вскоре дождь хлынул ручьями.

– Гайда, – простонал Настоящий.

Бежать не было смысла – все четверо почти сразу промокли до нитки. Весь оставшийся путь до остановки Задубицкий, Настоящий и Сковорода занимались тем, что придумывали проклятия в адрес Гайды и призывали ему на голову кары небесные.

В маршрутке кроме них никого не оказалось. Сковорода непослушными руками протянул водителю мокрые деньги и потом долго и бестолково извинялся. Настоящий громко стучал зубами. Задубицкий, устроившись на сиденье поудобнее, залез в свою сумку и под восхищенные возгласы Гайды достал бутылку кагора.

Они пропустили вечерние молитвы и опаздывали на отбой, но все это было не важно. Они пили кагор, согревались, вспоминали прекрасный день, смеялись и были счастливы.

Отец Траян стоял у калитки в Семинарский корпус и укрывался от дождя огромным черным зонтом. Он предчувствовал.Он ждал.

КУЛАЧНЫЕ БОИ ИГУМЕНА ТРАЯНА

Храмом оказался бывший магазин. Отапливался он от большой печи, для которой постоянно приходилось таскать уголь. Два раза в день с кайлом, лопатой и тачкой Андрей отправлялся на улицу пополнять запасы угля. Когда погода не позволяла осуществлять подобные вылазки, приходилось экономить, и тогда температура в храме падала ниже десяти градусов.

На всем, что находилось в помещении бывшего магазина, лежал тонкий слой черной угольной пыли: в комнате отдыха священника, в спальне Андрея, даже в самом храме каждый день приходилось стирать с икон грязный иней. Давно было пора устроить масштабную уборку, но на это просто не хватало сил. Настоятель храма мало интересовался тем, как Андрей ведет хозяйство, он был только рад, что появился человек, на которого можно переложить часть своих обязанностей. Горячей воды не было, да и холодную привозили нерегулярно. Через какое-то время Андрей привык к несмывающейся черноте на руках и лице. Одежда, которую не было возможности постирать по-человечески, приняла неопрятный серый оттенок.