Развращение - Михаил Харитонов

Рэв, шипя, свился в клубок и перекатился под защиту стены.

— Добей дурака, только быстро, — сказал профессор. — и займёмся этой шлюхой по-настоящему.

В эту секунду дверь в подвал, сорванная с петель, с грохотом полетела вниз. Застучали сапоги.

Варлека не могла оторвать глаз от того, как Гор Стояновский медленно оседает под пулями.

— Для меня это и в самом деле неожиданность — сказал Рэв. — Чтобы вы не подумали чего-нибудь лишнего: операция была санкционирована земными властями.

Полицейский участок выглядел как самый обычный офис: жалюзи на окнах, стеллажи до потолка, забитые разноцветными папками с бумажными наклейками, серые казённые столы, компьютеры и прочая канцелярская хрень. Кондиционера не было — вместо него к столу был придвинут вентилятор, лениво жужжащий в спёртом воздухе.

Варлека полулежала в глубоком кресле, прикрытая простынёй. Рядом на столе лежал пустой шприц, ампулы с противоядием и обезболивающим и окровавленная ватка.

— Вам всё ещё больно? — заботливо спросил наг. — Этот негодяй вколол вам очень сильное средство. Может, ещё анестетик?

— Хватит, — госпожа Бурлеска нашла в себе силы растянуть губы в улыбке. — Вам больше досталось. Вы ранены.

— Это моя работа, — дипломатично заметил Рэв, осторожно устраиваясь на полу так, чтобы не сбить повязку. — Как я уже говорил, я определяю правомерность действий. В переводе на ваши представления, я — страж правопорядка. Комиссар полиции, если угодно.

— Наверное, на Шссунхе это редкая профессия, — сказала Варлека.

— Очень редкая. У нас практически не бывает преступлений. Что касается меня, я занимаюсь иными планетами. Когда меня попросили помочь расследовать дело на Земле, я, разумеется, сразу же согласился. Во-первых, как террафил: я люблю Землю и людей. Во-вторых, речь шла о злоупотреблении шшунхскими обычаями в преступных целях, а это ужасно…

— Почему Стояновский начал стрелять? — спросила госпожа Бурлеска. — Они же не делали ничего незаконного, — последнее слово она произнесла с отвращением.

— Все их жертвы так думали, — печально ответил наг. — Эти два мерзавца были… как вы это называете?.. маньяки. Им нравилось мучить женщин. Но им не хотелось умирать после этого. Они придумали хитрость. Профессор Рейке заманивал к себе женщину, потом подавал на неё заявку от своего имени и получал разрешение. Господин Стояновский, работая в полиции и имея доступ к базам данных, изобрёл остроумный способ вмешательства в полицейскую базу по таким делам. Не буду утомлять вас деталями. Короче говоря, он заменял в ней данные на заявителя.

— Зачем? — Варлека всё ещё не понимала.

— Ну как же, — змей осторожно пошевелился. — Получалось, что заявка сделана от имени другого человека. Не профессора Рейке, а кого-то ещё.

— Бессмыслица какая-то, — начала соображать Варлека. — Наблюдатели должны присутствовать при обряде и докладывать в полицию, что ничего выходящего за рамки закона не происходит. К тому же они должны засвидетельствовать смерть мучителя, не так ли?

— Всё правильно. Но одним из наблюдателей обычно был Стояновский. А второй, как правило, ничего не подозревал до самого конца. Дальше его вызывали в полицию и принуждали засвидетельствовать успешную казнь истязателя…

— То есть как принуждали? — Варлека прикусила язык, сообразив, что вопрос глупый.

— Пытками, — всё же ответил наг. — Потом убивали, а Стояновский объяснял полиции, что коллега срочно отбыл — куда-нибудь за пределы Солнечной системы. Полиция заочно штрафовала уехавшего свидетеля за несоблюдение формальностей, и на этом всё заканчивалось.

— А как же тот человек, на которого переписывали заявку?

— Они убивали его тоже.

— На кого была переписана я? В качестве жертвы? — у Варлеки перехватило дыхание: ей пришла в голову догадка достаточно отвратительная, чтобы оказаться правдоподобной.

— На некоего Густава Водичку. Вы его знали? Кстати, они перевезли вас в его дом.

— Да, я знала его, — прошептала Варлека, запоздало соображая, почему подвал показался ей знакомым. — Что они с ним сделали?

— Убили. Позвольте мне умолчать о деталях. Кажется, этот Рейке за что-то его ненавидел. Отвратительные извращенцы, — позволил себе наг моральную оценку.

— Сколько у них было… скольких они? — спросила Варлека.

— Мы ещё не знаем всех. Самой первой была некая Августа Торранс. Они её… давайте без подробностей. Без подробностей. Подробностей. Подробностей, — зачастил почему-то змей, его тело стало вытягиваться и расплываться.

Мир как-то странно перекосился и перед глазами Варлеки всё поплыло. На секунду ей показалось, что она видит красные своды, но всё затянуло слезами.

Внизу живота проснулась боль. Она шевелилась внутри тела, как бы раздумывая — улечься спать или снова попытаться вырваться наружу.

— Сделай погорячее, — услышала она, прежде чем провалиться в беспамятство.

II. День: вторник

Варлека Бурлеска очнулась от жары. Её тело плавало в потной луже. На реснице висела капля пота и она попыталась её стереть. Но поднять руку не получилось — что-то мешало.

— Ос-сторожнее, — просвистело над ухом. — Вы ещё слишком с-слабы, чтобы двигатьс-ся.

Женщина с трудом разлепила один глаз, но ничего не увидела — перед глазами плыл какой-то туман.

— Где я? — попыталась спросить она, но из горла вышло только глухое сипение. Тем не менее, невидимая собеседница поняла.

— В гос-спитале. Меня з-зовут Оффь, я нагиня. Вы были очень с-серьёз-зно больны, но с-сейчас-с опас-снос-сти нет. Вы что-нибудь помните?

— Смочите ей рот, — распорядился другой голос: низкий, мужской. — И понизьте немного температуру в камере. Этак вы её заживо сварите.

Во рту Варлеки оказалась прохладная влажная губка. Женщина с благодарностью сжала её зубами, высасывая капли драгоценной влаги.

— Теперь вы можете говорить? — это был снова мужчина. Голос был немолодой, но сильный и приятный. Варлека где-то его слышала, но не могла вспомнить где.

— Да… — она мучительно соображала: надо было сказать что-то важное. Наконец, она вспомнила. — Меня пытали… Стояновский… — она попыталась изменить положение тела, но не смогла.

— Ус-спокойтес-сь, это прос-сто галлюцинации, — ласково зашелестел голос нагини. — Вы ничего не помните? С-совс-сем? Я хотела вам с-сказ-зать, что в с-суде предс-ставители нагов нас-стаивают на ус-словном приговоре…

— Какой суд? Над кем? — не поняла госпожа Бурлеска.

— Прос-стите, я с-скажу неприятное… С-суд над вами, Ванес-са, — голос нагини дрогнул. — Вы с-стреляли в с-своего любовника, Гора С-стояновс-ского, и ранили нага Рэва, его… его друга. Когда вы уз-знали, что он з-зараз-зил вас-с шшунхс-ским червём… — в голосе змейки послышалось осуждение. — Помните?

— Бред, бред, — прошептала Варлека, пытаясь отогнать чёрные видения, поднявшиеся из глубин памяти.

Вот Гор даёт ей опасную бритву и требует, чтобы она резала ему спину во время каждого оргазма. Лужа крови, в которой они плавают. Раздвоенный язык, слизывающий кровь. Наг обвивается вокруг её тела толстой упругой лентой, она пытается вырваться, но не может, и кольца свиваются всё туже, сжимают всё крепче… а Гор порет её плетью, потом засовывает рукоятку ей внутрь… или это уже не рукоятка, а змеиный хвост? Царапины, порезы, укусы. Наконец, главное: острый, как бритва, костяной полумесяц, сияюще белый. Он пронзает её выгибающееся от боли тело, крик, лезвие становится красным… Красные своды подвала. Subspace. Наслаждение, которое недостижимо без боли. Червяки в голове растут и требуют корма…

Червяки в голове. А теперь и в теле.

— Вы заразились редкой инопланетной хворью, госпожа Бурлеска, — мужской голос отзвякивал коротким эхом, как из бочки. — Такое заражение считалось практически невозможным. Потому что для этого требуется очень тесный физический контакт с аборигентом Шссунха. Ваш любовник использовал своего знакомого нага по имени Рэв как участника ваших постельных забав. Наги не знают, что такое секс, но Гор объяснил ему… Лечиться придётся ещё долго, но вы будете жить. В отличие от Гора Стояновского.

— Что с ним? — голос женщины стал чуть увереннее.

— Со Стояновским? Вы всадили в него четыре пули. И ранили нага. Это было напрасно. Он всё равно не стал бы жить дальше. После того, как ситуация прояснилась окончательно, он покончил с собой. То есть попросил, чтобы его жизнь прервали, у них это принято.

— Я это с-сделала с-сама, — печально просвистела змейка. — Ведь я его з-знала с-с детс-ства. Он был помощником владычицы нашего гнез-зда. Когда была маленькая, он учил меня говорить.

— Я помню, — прошептала Варлека. — Но почему?

— Он принимал участие в грязных извращениях и к тому же стал причиной вашей болезни. Наги в этом отношении очень щепетильны, — пояснил всё тот же мужской голос. — Теперь вы вспомнили?