Развращение - Михаил Харитонов

— Поз-з-звольте, — заботливая Оффь склонилась над девушкой и обвила пострадавший пальчик розовым язычком.

— Уже не больно, — улыбнулась Райса. — Извините меня, пожалуйста, я не должна была этого делать, — сказала она Рэву, пристраивающемуся обратно на место.

— Я должен был предупредить, это очень острая штука, — вежливо сказал змей. — Член должен вспороть чешую змеи и войти внутрь. И вообще, осторожнее. Вы можете заразиться шссунхским червём.

— Это что такое? — испугалась девушка. — Люди этим болеют?

— Не беспокойтес-с-сь, — вмешалась Оффь. — Шсс-с-сунхский червь без-ззопас-ссен. Он даже полез-з-ен. Он с-стимулирует умс-ственые с-спос-собнос-сти.

— Не будем вдаваться в детали нашей биологии, это неинтересно, — вежливо, но твёрдо сказал Рэв.

— Так всё-таки, что это такое? — настаивала девушка, с тревогой глядя на пораненный палец. — Я могу заболеть какой-то гадостью?

— Нет, нет, — змей успокаивающе покачал головой. — Ничего страшного. Просто я являюсь переносчиком… определённой болезни. Она совершенно безобидна для нас. Наги даже предпочитают болеть ею — есть мнение, что шшунхский червь является своего рода нейростимулятором. Но, видите ли, она передаётся только половым путём. Наверное, человек может заразиться — хотя, конечно, для этого нужно… — он замялся, — более глубокое проникновение, — нашёл он слова, — чем просто пальчик уколоть. Но лучше не рисковать, правда?

— Что ж, спасибо за заботу, — девушка чуть надула губки, делая вид, что немного обиделась, но совсем чуть-чуть.

— А зачем эти шипы и крючья? — продолжала интересоваться девушка.

— Вы же понимаете, зачем, — змей ухитрился изобразить на мордочке нечто вроде печальной улыбки.

— Ты обещал, — укоризненно сказала Оффь, — купить для меня эти новые прис-спос-собления. Помнишь, мы о них говорили? Они почти с-совс-сем без-звредные и очень болез-зненные…

— Конечно, конечно, — успокоил её наг, — хотя, скажем честно, на Земле пыточный арсенал дороговат, и к тому же предназначен в основном для людей. Но я пойду на любые расходы, чтобы зачать и умереть в Париже, — гордо закончил он. — Приятно думать, что последние дни моей жизни пройдут здесь, в лучшем городе лучшего мира в известной нам Вселенной. А я повидал много миров.

— Вы космонавт? — слегка удивилась Варлека.

— В некотором роде… В каком-то смысле… Моей работой является определение правомерности действий. Если угодно, этический контроль. Представьте себе, я был членом того экипажа, который открыл Землю: меня назначили как раз на это направление. Скажу не хвастаясь: я стал первым нагом, который выполз на поверхность нашей прекрасной планеты…

— Как вы сказали? Нашей планеты? — госпожа Бурлеска постаралась, чтобы её голос прозвучал сухо, но не враждебно.

— Вашей планеты, конечно, — наг легко сдал назад. — Я оговорился. Впрочем, не буду лукавить: мы уже привыкли к Земле как к своему дому. Да, конечно, это прежде всего дом людей. Но мы тоже хотим стать его жильцами — о, поверьте, почтительными и благодарными. Люди живут в сущем раю и не подозревают об этом… Не то что мы. Вам когда-нибудь приходилось бывать на Шссунхе?

— Нет, — вежливо сказала Варлека. — Насколько мне известно, там нет ничего интересного.

— Вы правы, — змей издал непонятный звук, напоминающий вздох. — Шссунх отвратителен.

Родной мир нагов, Шссунх, представлял собой пустыню, днём раскалённую, ночью ледяную, и всегда смрадную: атмосфера содержала сероводород. Большая часть территории была необитаема. На севере располагалось крохотное мёрзлое море, отравленное сернистыми соединениями. Жизнь ютилась вблизи южного полюса, где была чистая вода и где наги создали свою унылую цивилизацию.

С точки зрения биологии наги, несмотря на бросающееся в глаза сходство с земными пресмыкающимися, были куда ближе к земным червям. Несмотря на то, что жизнь на Шссунхе развилась до теплокровных, эволюция предпочла сыграть злую шутку, одарив разумом довольно примитивных существ.

Предки нагов жили в песчаных норах, откуда были изгнаны обстоятельствами неодолимой силы: выбросы сероводорода отравили пески планеты, оставив пригодным для жизни только самый верхний слой почв. Переход к наземному образу жизни и освоение навыков охоты за обитателями пустыни оказался переломным в жизни вида: у нагов появились зачатки мышления.

Окончательно же их сформировало второе обстоятельство, предопределившее всю дальнейшую историю и культуру нагов: способ продолжения рода.

В отличие от щедрой Земли, где живым существам достаются не только страдания, но и хоть какие-то удовольствия, жестокая природа Шссунха напоминала буддистский ад. Большинство существ на планете были двуполы, но до женских половых органов эволюция почему-то не додумалась. Оплодотворение происходило так: самец ловил самку и впрыскивал ей своё семя прямо в тело, пронзая его детородным органом — твёрдой заострённой костью. Боль, испытываемая самкой при прободении тела членом, служила сигналом для выброса белков и гормонов, готовящих тело к беременности. В конце концов выношенная кладка яиц, подросших внутри тела матери, выбрасывалась наружу через клоаку, вместе с экскрементами, которые и служили им первой пищей.

Разум у нагов появился благодаря случайной мутации, а именно — ослаблению болевого инстинкта у самок песчаных червей.

Что послужило тому причиной, сказать трудно — во всяком случае, шссунхские биологи так и не смогли понять, какой именно ген и в каком именно месте поломался. Так или иначе, боль, испытываемая при прободении тела самки, стала недостаточной для того, чтобы переключить её организм в режим вынашивания. Лишь те самцы, которые проводили половой акт особенно болезненно для своей партнёрши, получали шанс на продолжение рода.

В конце концов это привело к тому, что самцы начали причинять самкам боль намеренно. Более того, возникла рефлекторная зависимость между страданиями самки и возбуждением самца. Наг, поймавший нагиню, входил в раж: ему было необходимо видеть корчи несчастной нагини, слышать её стоны и чувствовать запах боли и страдания. Правда, в пылу возбуждения он зачастую убивал или калечил оплодотворённую самку. Пришлось научиться умерять пыл, и, причиняя боль, не приносить большого вреда. Постепенно появилась изощрённая техника уколов членом в нервные узлы, пережимания сосудов, укусов и удушений, и так далее. Всё это требовало ума, сообразительности и своего рода фантазии. Извилины в головах нагов теснились всё гуще — пока, наконец, над змеиным родом не воссиял свет разума.

Неудивительно, что древнейшими орудиями, созданными цивилизацией нагов, были иглы для протыкания тела самки. С развитием цивилизации в арсенале самцов появилось множество пыточных приспособлений. Делали их из гуманных соображений — доставлять как можно больше боли, не калеча и не убивая. Даже электрические батареи были изобретены нагами для той же надобности.

Казалось бы, рождение разума из духа садизма должно было сформировать у аборигенов планеты пристрастие к жестокости. На деле всё вышло прямо наоборот.

С древнейших времён насилие и причинение боли считались на Шссунхе допустимыми исключительно в сфере размножения. В любых других обстоятельствах это воспринималось как половое извращение. Особенно это касалось самцов, пытающихся применить насилие по отношению к другим самцам — на них смотрели примерно так же, как на Земле когда-то смотрели на мужеложцев, только с гораздо большим омерзением. С ними даже не боролись — просто переставали общаться и совместно охотиться, а при первой же возможности бросали среди песков.

Поэтому система лидерства, основанная на силе, среди нагов так и не сложилась. Не было и войн: даже мелкая стычка показалась бы нормальному нагу чем-то вроде содомитской оргии, а поле сражения — просто бредом извращённого воображения… Для того, чтобы заставить змей действовать сообща, существовал один-единственный способ: убедить всех в том, что это и в самом деле необходимо. Поэтому власть на Шссунхе — точнее, её слабое подобие, если сравнивать с системами господства других цивилизаций — всегда принадлежала интеллектуалам.

При всём том сколько-нибудь интересной культуры наги так и не создали. Безрукие — в буквальном смысле слова — существа, они были лишены возможности творить для удовольствия. У них не было ни музыки, ни живописи, ни сколько-нибудь интересной архитектуры. Правда, у нагов была своя литература, в основном бесписьменная: уникальная по земным меркам память позволяла им запоминать тысячи и тысячи строчек. К сожалению, бедный язык и отсутствие интересных сюжетов не позволило развиться каким-либо жанрам, помимо хроники, а также чего-то среднего между героическим эпосом и садомазохистским триллером: речь шла об историях, как умный храбрый самец поймал скрывающуюся от него самку, каким мучениям её подверг, чтобы её оплодотворить, и как она его в конце концов убила, укусом (зубы нагинь были снабжены ядовитыми железами) или удушением.