Остров Романтики - Эдуард Асадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВСЕ РАВНО Я ПРИДУ
Если град зашумит с дождем,Если грохнет шрапнелью гром,Все равно я приду на свиданье,Будь хоть сто непогод кругом!
Если зло затрещит морозИ завоет метель, как пес,Все равно я приду на свиданье,Хоть меня застуди до слез!
Если станет сердиться матьИ отец не будет пускать,Все равно я приду на свиданье,Что бы ни было — можешь ждать!
Если сплетня хлестнет, ну что ж,Не швырнет меня подлость в дрожь,Все равно я приду на свиданье,Не поверя в навет и ложь!
Если я попаду в беду,Если буду почти в бреду,Все равно я приду. Ты слышишь?Добреду, доползу… дойду!
Ну, а если пропал мой следИ пришел без меня рассвет,Я прошу: не сердись, не надо!Знай, что просто меня уже нет…
ТРУСИХА
Шар луны под звездным абажуромОзарял уснувший городок.Шли, смеясь, по набережной хмуройПарень со спортивною фигуройИ девчонка — хрупкий стебелек.
Видно, распалясь от разговора,Парень, между прочим, рассказал,Как однажды в бурю ради спораОн морской залив переплывал,
Как боролся с дьявольским теченьем,Как швыряла молнии гроза.И она смотрела с восхищеньемВ смелые, горячие глаза…
А потом, вздохнув, сказала тихо:— Я бы там от страха умерла.Знаешь, я ужасная трусиха,Ни за что б в грозу не поплыла!
Парень улыбнулся снисходительно,Притянул девчонку не спешаИ сказал:- Ты просто восхитительна,Ах ты, воробьиная душа!
Подбородок пальцем ей приподнялИ поцеловал. Качался мост,Ветер пел… И для нее сегодняМир был сплошь из музыки и звезд!
Так в ночи по набережной хмуройШли вдвоем сквозь спящий городокПарень со спортивною фигуройИ девчонка — хрупкий стебелек.
А когда, пройдя полоску света,В тень акаций дремлющих вошли,Два плечистых темных силуэтаВыросли вдруг как из-под земли.
Первый хрипло буркнул:- Стоп, цыпленки!Путь закрыт, и никаких гвоздей!Кольца, серьги, часики, деньжонки —Все, что есть, — на бочку, и живей!
А второй, пуская дым в усы,Наблюдал, как, от волненья бурый,Парень со спортивною фигуройСтал спеша отстегивать часы.
И, довольный, видимо, успехом,Рыжеусый хмыкнул: — Эй, коза!Что надулась?! — И берет со смехомНатянул девчонке на глаза.
Дальше было все как взрыв гранаты:Девушка беретик сорвалаИ словами:- Мразь! Фашист проклятый! —Как огнем детину обожгла.
— Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь! —Голос рвется, яростен и звонок:— Нож в кармане? Мне плевать на нож!
За убийство — стенка ожидает.Ну, а коль от раны упаду,То запомни: выживу, узнаю!Где б ты ни был, все равно найду!
И глаза в глаза взглянула твердо.Тот смешался:- Ладно… тише, гром…А второй промямлил:- Ну их к черту!И фигуры скрылись за углом.
Лунный диск, на млечную дорогуВыбравшись, шагал наискосокИ смотрел задумчиво и строгоСверху вниз на спящий городок,
Где без слов по набережной хмуройШли, чуть слышно гравием шурша,Парень со спортивною фигуройИ девчонка — слабая натура,«Трус» и «воробьиная душа».
НА ПОРОГЕ ДВАДЦАТОЙ ВЕСНЫ
На пороге двадцатой весныСнятся людям хорошие сны.Снятся грозы, и летний день,И застенчивая сирень.
Снятся фильм и ночная звезда,И целинные поезда,Пальма снится, и горный грот,Снится легкий, как пух, зачет.
Снится все: и свиданья час,И смешинки любимых глаз,Снятся матчи и гул ракет,Даже дети, которых нет.
На пороге двадцатой весныМне не снились такие сны.В эту пору в тугих бинтахЯ валялся в госпиталях.
Снов не видел тогда ни я,Ни гвардейцы — мои друзья.Потому, что под тяжкий громСпали люди чугунным сном.
Но хотя мы там не моглиВидеть этих хороших снов,Мы их все для вас сберегли,Пронеся сквозь огни боев.
Донесли в вещевых мешкахВместе с кладью простой своей.Вот вам вздох и сирень в цветахВам по двадцать и вам нужней!
Далеко позади война.Нынче мир над страной и весна…В переулках садов аромат,Спят ребята, девчата спят.
Спят под звездами всей страны,Им хорошие снятся сны.Спите! Добрый привет вам шлю,Я вас очень сейчас люблю!
За отсутствие пошлых драм,За мечты и любовь к стихам,За дела, что для вас легкиТам, где ежатся старики.
Да за то, что я вижу в вас,Будто в зеркале давних дней,Крылья, битвы, горячность фразКомсомольской души моей!
Кружит ветер вдоль всей страныПаутинками ваши сны.Как дневальный в полночный час,Я незримо пройду средь вас.
Друг ваш добрый и старший брат,Я поглажу чубы ребят,И у девушек в головахЯ поставлю сады в цветах.
С неба сыплется звездопад…Спят девчата, ребята спят…На пороге двадцатой весныПусть красивые снятся сны!
Спите! Добрый привет вам шлю.Я вас очень сейчас люблю!
«САТАНА»
Ей было двенадцать, тринадцать — ему.Им бы дружить всегда.Но люди понять не могли: почемуТакая у них вражда?!
Он звал ее Бомбою и веснойОбстреливал снегом талым.Она в ответ его Сатаной,Скелетом и Зубоскалом.
Когда он стекло мячом разбивал,Она его уличала.А он ей на косы жуков сажал,Совал ей лягушек и хохотал,Когда она верещала.
Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему,Но он не менялся никак.И все уже знали давно, почемуОн ей не сосед, а враг.
Он Бомбой ее по-прежнему звал,Вгонял насмешками в дрожь.И только снегом уже не швырялИ диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,Привычно глянет на крышу,Где свист, где турманов кружит волна,И даже сморщится:- У, Сатана!Как я тебя ненавижу!
А если праздник приходит в дом,Она нет-нет и шепнет за столом:— Ах, как это славно, право, что онК нам в гости не приглашен!
И мама, ставя на стол пироги,Скажет дочке своей:— Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,Зачем нам твои враги?!
Ей девятнадцать. Двадцать — ему.Они студенты уже.Но тот же холод на их этаже,Недругам мир ни к чему.
Теперь он Бомбой ее не звал,Не корчил, как в детстве, рожи,А тетей Химией величал,И тетей Колбою тоже.
Она же, гневом своим полна,Привычкам не изменяла:И так же сердилась:- У, Сатана!И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной.Дрожала звезда, мигая…Шел паренек с девчонкой одной,Домой ее провожая.
Он не был с ней даже знаком почти,Просто шумел карнавал,Просто было им по пути,Девчонка боялась домой идти,И он ее провожал.
Потом, когда в полночь взошла луна,Свистя, возвращался назад.И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!Стой, тебе говорят!
Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?Значит, встречаешься с ней?!С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!Не смей! Ты слышишь? Не смей!
Даже не спрашивай почему!Сердито шагнула ближеИ вдруг, заплакав, прижалась к нему:— Мой! Не отдам, не отдам никому!Как я тебя ненавижу!
ПЕЛИКАН