Остров Романтики - Эдуард Асадов

ВСЕ РАВНО Я ПРИДУ

Если град зашумит с дождем,Если грохнет шрапнелью гром,Все равно я приду на свиданье,Будь хоть сто непогод кругом!

Если зло затрещит морозИ завоет метель, как пес,Все равно я приду на свиданье,Хоть меня застуди до слез!

Если станет сердиться матьИ отец не будет пускать,Все равно я приду на свиданье,Что бы ни было — можешь ждать!

Если сплетня хлестнет, ну что ж,Не швырнет меня подлость в дрожь,Все равно я приду на свиданье,Не поверя в навет и ложь!

Если я попаду в беду,Если буду почти в бреду,Все равно я приду. Ты слышишь?Добреду, доползу… дойду!

Ну, а если пропал мой следИ пришел без меня рассвет,Я прошу: не сердись, не надо!Знай, что просто меня уже нет…

ТРУСИХА

Шар луны под звездным абажуромОзарял уснувший городок.Шли, смеясь, по набережной хмуройПарень со спортивною фигуройИ девчонка — хрупкий стебелек.

Видно, распалясь от разговора,Парень, между прочим, рассказал,Как однажды в бурю ради спораОн морской залив переплывал,

Как боролся с дьявольским теченьем,Как швыряла молнии гроза.И она смотрела с восхищеньемВ смелые, горячие глаза…

А потом, вздохнув, сказала тихо:— Я бы там от страха умерла.Знаешь, я ужасная трусиха,Ни за что б в грозу не поплыла!

Парень улыбнулся снисходительно,Притянул девчонку не спешаИ сказал:- Ты просто восхитительна,Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнялИ поцеловал. Качался мост,Ветер пел… И для нее сегодняМир был сплошь из музыки и звезд!

Так в ночи по набережной хмуройШли вдвоем сквозь спящий городокПарень со спортивною фигуройИ девчонка — хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света,В тень акаций дремлющих вошли,Два плечистых темных силуэтаВыросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул:- Стоп, цыпленки!Путь закрыт, и никаких гвоздей!Кольца, серьги, часики, деньжонки —Все, что есть, — на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы,Наблюдал, как, от волненья бурый,Парень со спортивною фигуройСтал спеша отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом,Рыжеусый хмыкнул: — Эй, коза!Что надулась?! — И берет со смехомНатянул девчонке на глаза.

Дальше было все как взрыв гранаты:Девушка беретик сорвалаИ словами:- Мразь! Фашист проклятый! —Как огнем детину обожгла.

— Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь! —Голос рвется, яростен и звонок:— Нож в кармане? Мне плевать на нож!

За убийство — стенка ожидает.Ну, а коль от раны упаду,То запомни: выживу, узнаю!Где б ты ни был, все равно найду!

И глаза в глаза взглянула твердо.Тот смешался:- Ладно… тише, гром…А второй промямлил:- Ну их к черту!И фигуры скрылись за углом.

Лунный диск, на млечную дорогуВыбравшись, шагал наискосокИ смотрел задумчиво и строгоСверху вниз на спящий городок,

Где без слов по набережной хмуройШли, чуть слышно гравием шурша,Парень со спортивною фигуройИ девчонка — слабая натура,«Трус» и «воробьиная душа».

НА ПОРОГЕ ДВАДЦАТОЙ ВЕСНЫ

На пороге двадцатой весныСнятся людям хорошие сны.Снятся грозы, и летний день,И застенчивая сирень.

Снятся фильм и ночная звезда,И целинные поезда,Пальма снится, и горный грот,Снится легкий, как пух, зачет.

Снится все: и свиданья час,И смешинки любимых глаз,Снятся матчи и гул ракет,Даже дети, которых нет.

На пороге двадцатой весныМне не снились такие сны.В эту пору в тугих бинтахЯ валялся в госпиталях.

Снов не видел тогда ни я,Ни гвардейцы — мои друзья.Потому, что под тяжкий громСпали люди чугунным сном.

Но хотя мы там не моглиВидеть этих хороших снов,Мы их все для вас сберегли,Пронеся сквозь огни боев.

Донесли в вещевых мешкахВместе с кладью простой своей.Вот вам вздох и сирень в цветахВам по двадцать и вам нужней!

Далеко позади война.Нынче мир над страной и весна…В переулках садов аромат,Спят ребята, девчата спят.

Спят под звездами всей страны,Им хорошие снятся сны.Спите! Добрый привет вам шлю,Я вас очень сейчас люблю!

За отсутствие пошлых драм,За мечты и любовь к стихам,За дела, что для вас легкиТам, где ежатся старики.

Да за то, что я вижу в вас,Будто в зеркале давних дней,Крылья, битвы, горячность фразКомсомольской души моей!

Кружит ветер вдоль всей страныПаутинками ваши сны.Как дневальный в полночный час,Я незримо пройду средь вас.

Друг ваш добрый и старший брат,Я поглажу чубы ребят,И у девушек в головахЯ поставлю сады в цветах.

С неба сыплется звездопад…Спят девчата, ребята спят…На пороге двадцатой весныПусть красивые снятся сны!

Спите! Добрый привет вам шлю.Я вас очень сейчас люблю!

«САТАНА»

Ей было двенадцать, тринадцать — ему.Им бы дружить всегда.Но люди понять не могли: почемуТакая у них вражда?!

Он звал ее Бомбою и веснойОбстреливал снегом талым.Она в ответ его Сатаной,Скелетом и Зубоскалом.

Когда он стекло мячом разбивал,Она его уличала.А он ей на косы жуков сажал,Совал ей лягушек и хохотал,Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему,Но он не менялся никак.И все уже знали давно, почемуОн ей не сосед, а враг.

Он Бомбой ее по-прежнему звал,Вгонял насмешками в дрожь.И только снегом уже не швырялИ диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,Привычно глянет на крышу,Где свист, где турманов кружит волна,И даже сморщится:- У, Сатана!Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,Она нет-нет и шепнет за столом:— Ах, как это славно, право, что онК нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,Скажет дочке своей:— Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,Зачем нам твои враги?!

Ей девятнадцать. Двадцать — ему.Они студенты уже.Но тот же холод на их этаже,Недругам мир ни к чему.

Теперь он Бомбой ее не звал,Не корчил, как в детстве, рожи,А тетей Химией величал,И тетей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна,Привычкам не изменяла:И так же сердилась:- У, Сатана!И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.Дрожала звезда, мигая…Шел паренек с девчонкой одной,Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,Просто шумел карнавал,Просто было им по пути,Девчонка боялась домой идти,И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,Свистя, возвращался назад.И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?Значит, встречаешься с ней?!С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему!Сердито шагнула ближеИ вдруг, заплакав, прижалась к нему:— Мой! Не отдам, не отдам никому!Как я тебя ненавижу!

ПЕЛИКАН