Тимошина проза (сборник) - Олег Зайончковский

Завидя вдали троллейбус, Тимоша успел еще выкурить сигарету. Прежде он справился в навигаторе, как добраться до центра города. Получалось не очень скоро, но зато и без пересадок. А кроме того, познавательно. Билеты в троллейбусе продавала живая кондукторша с сумкой на животе. Ехали они не прямо, а постоянно что-нибудь объезжая, но всё равно то и дело троллейбус с дребезгом падал в дорожные ямы. Кондукторша приседала и даже немного припрыгивала, но она была крепконогая, как все бобровчанки.

В центре города было еще интереснее. Главная площадь в Бобрах оказалась ожидаемо широка. По ее четырем сторонам находились купеческие ряды, драмтеатр, собор и здание администрации. Последнее строилось, очевидно, в советские времена, по этажу в пятилетку, но времена закончились, и его подвели под крышу. Территория площади на удивление была аккуратно вымощена – должно быть, на это ушли все силы бобровских дорожных служб. Но и недаром. Площадь, как ей и положено, предназначалась для важных общественных мероприятий. Тимоша увидел рабочих, свинчивавших конструкции и устанавливавших акустические системы. Он догадался, что это шли приготовления к митингу, о котором говорил бомбила. Но почему-то всё делалось в двух экземплярах – справа, напротив здания администрации, соорудили подиум и такой же построили слева, у драмтеатра. Площадь посередине была разгорожена леером с вымпелами цветов российского триколора. Устроители с двух сторон пробовали звучание:

– Раз! Раз! Раз! – хрипело в системе слева.

– Педераст! – откликалось в правой.

Акустической пикировкой дело и ограничивалось. Вдоль леера с вымпелами похаживал неулыбчивый полицейский.

Тимоша обследовал площадь с прилегающими строениями и решил, что успеет еще прогуляться к Девичьему монастырю, который, по мнению Википедии, очень стоило посмотреть. Навигатор повел Тимошу уютными улочками, не такими широкими, как на окраине, но тоже безлюдными и безмашинными. Здесь у него сбылась давняя его фантазия: он увидел живую козу, объедавшую палисадник.

Монастырь объявил о себе колокольным звоном, а потом уже и предстал в камне. Его окружала высокая крепостная стена с башнями и бойницами. Всё самое интересное находилось за этой стеной внутри – древние фрески и девичьи живые души, укрывшиеся здесь от мира. Чтобы пройти вовнутрь, надо было купить билетик у монахини в деревянной будке. Можно было насладиться фресками, но к девичьим душам билетик доступа не давал. Возле будки Тимоша увидел архитектурных туристов, с которыми ехал в поезде. Они купили уже билеты, но в монастырь не шли, потому что допивали пиво, а женщина еще и повязывала косынку.

Эта компания у Тимоши отбила весь интерес к фрескам. Он решил обойти монастырь вокруг. Вдоль стены он прошел до угольной башни, завернул за нее и увидел такую же длинную стену, только глядевшую на реку. Тимоша, конечно, знал, что в Бобрах протекает река, и поэтому не удивился. Между стеной и рекой пролегала набережная: асфальтовая истрескавшаяся тропа, ряд скамей и фонарный ряд. На скамьях были вырезаны имена – много имен, и мужских и женских. Поколения бобровчан приходили сюда целоваться, а за стеной поколения дев прятались от страстей.

Тимоша присел на скамью, чтобы выкурить сигарету. А будь он с Аленой, кто знает, без поцелуев, возможно, не обошлось бы. Вспомнив о девушке, он не мог не вспомнить о кролике и о времени. Пора было возвращаться.

Приехав обратно, Тимоша застал Алену в тревоге.

– Я думала, вы заблудились, – сказала она. – Или уехали назад в Москву.

– Как я мог, – возразил Тимоша. – Вы же видели, я оставил вещи.

За время его отсутствия в бабушкиной квартире добавился запах кухни. Тимоша, который с утра не ел, понял, что очень проголодался. И не он один: несколько возбужденных мух носились из комнаты в комнату.

В лучшей из комнат, которую Алена называла залой, стол был накрыт уже для обеда. Его украшала ваза с Тимошиными герберами. Как бы кому ни хотелось есть, обед начался с небольшой церемонии.

– Давайте, – предложила Алена, – выпьем на брудершафт.

– Это идея, – ответил Тимоша.

Они через стол потянулись друг к другу, так что едва не свалили герберы. Теперь и Тимоша к Алене, и она к нему могли обращаться на «ты», но они не воспользовались этим правом, а принялись закусывать. Заговорили только после холодных блюд, непосредственно перед кроликом.

– Как погулял? – спросила Алена.

– Неплохо, – ответил Тимоша. – Видел козу, монастырь. Кстати, у вас на площади что-то, кажется, намечается.

– Митинги, что же еще. – Алена махнула рукой. – Даже артистов не пригласили.

– Я так понимаю, митингов будет два?

– А как же. Один либеральный, другой за Россию.

Тимоша вспомнил давешнего бомбилу:

– А на котором будут орать про дороги?

– Дак на обоих, – пожала она плечами. – Им про что ни орать… Я, например, в Доме быта работаю, дак у нас все сапожники за Россию, а парикмахеры за либералов.

О том, что Алена работала в Доме быта, Тимоша, конечно, знал, но ему не хотелось подробностей. Он обратил ее мысли к кролику. Впрочем, она и сама далеко еще не наелась. Ненадолго оставив Тимошу, Алена ушла на кухню, но он постоянно слышал скрип половиц под ее ногами.

Горячего блюда Тимоша ждал с сомнением и надеждой. Он где-то читал, что крольчатину часто едят в провинции, сам же ни разу ее не пробовал. Алена потушила кролика в соусе бешамель. Тимоша взял для начала небольшой кусок, отделил от него совсем маленький и попробовал. Оказалось довольно вкусно. Он похвалил Алену. Алена сказала, что готовить кролика ее научила бабушка.

– Выпьем за твою бабушку, – предложил Тимоша. – А также за тебя и за кролика.

– Тогда и за папу, – сказала Алена. – Он же его зарезал.

– Твой папа?

– Ну да. Кролик сам себя не зарежет.

Прибавили папу в список тостуемых. Из услышанного Тимошей следовало два вывода. Во-первых, кролик был свой, а не купленный, а во-вторых, папа Алены был жив.

– Но ты не волнуйся, – сказала она, – он тут почти не бывает. Он с Нинкой сошелся, с нашей приемщицей, а у нее свой дом.

Постепенно Тимоша узнал много важного об Алене, такого, о чем в резюме девушка не напишет. Кроликов она держала единственная в своем дворе, потому что другие соседи выращивали поросят. «Я такая оригиналка», – пояснила она не без гордости. Проблема заключалась в том, что кроликов нужно было периодически резать, но это не женское дело. Папа, конечно, решал вопрос, однако за его услуги приходилось расплачиваться шкурками, а шкурка у кролика ценнее тушки. В результате папина Нинка ходила в мехах, а Алена только тратилась на комбикорм.

Тимоша давно был сыт; кроличья тема ему наскучила; он позволил себе зевнуть. Алена захлопотала, приготовляя чай. На столе появился торт, и тема беседы переменилась. Алена вдруг принялась рассказывать, как ездила в город Прагу с подружками из пошивочного.

– Дома там такие хорошенькие и стоят впритык, будто склеенные меж собой. Улочки такие узенькие, дворики такие махонькие. Уточки в речке плавают не для еды, а так. Я гуляла, гуляла, аж балетки протерла.

Неожиданно она смутилась:

– Что это я про Прагу заговорила? Извини, я сегодня сама не своя… Вот уже ты смеешься.

Он представил себе ее в балетках.

Тимоша уже опасался, что в обмен на свою откровенность она захочет узнать, какая у него зарплата. Но Алена его ни о чем не спрашивала то ли из деликатности, то ли она и правда была сама не своя. После обеда Тимоша хотел помочь ей с посудой, но Алена ему не позволила, сказав, что это не мужское занятие.

– Что же мне делать? – спросил Тимоша. – Может быть, надо зарезать кролика?

– Иди покури, – сказала Алена. Она принесла ему пепельницу и отправила на балкон.

В ее доме балкон был совсем не такой, как в Тимошиной многоэтажке. Он нависал низко над тротуаром, и улица с него просматривалась в обе стороны. Тимоша на этом балконе тоже был отовсюду виден. Он и минуты не простоял, как услышал, что снизу кто-то с ним поздоровался. Перегнувшись через перила, Тимоша увидел немолодую женщину.

– Простите, я обозналась, – сказала женщина.

Деревянный балкон ощутимо пошатывался. Вряд ли бы он обрушился, но Тимоша инстинктивно присел на какой-то ящик. Солнце тоже присело, спряталось за трубой на крыше. Дым сигареты вспыхивал, выплывая из тени. На Бобры опускался вечер, придавая фасадам домов теплый цитрусовый оттенок. Остывающий воздух был тих и чист. Ждать или нет этой ночью тумана – почем было знать Тимоше. Но у него самого после кролика и вина словно туманом затягивало сознание. В этом тумане предметы прятались от анализа. А главный предмет на сегодня, конечно, была Алена, это же к ней он сюда приехал. «Вот эта улица, вот этот дом, – пошутил сам с собой Тимоша. – А вон эта девушка, моет посуду». Он не мог для себя решить – она ему нравится или нет. Алена ему представлялась то в окружении кроликов, то с ее хитроватым папой и остальными усопшими и живыми родственниками, которых, наверное, пол-бобров. Тимоша попался на собственной же теории о провинциальных девушках. Теперь он увидел живую провинцию, но девушку вычленить никак не мог.