Честь семьи Лоренцони - Донна Леон

Брунетти вошел. На стенах висели гравюры, которые, судя по жутким сценам, изображенным на них, скорее всего, принадлежали Гойе. Три окна выходили во внутренний дворик, который был так мал, что окна практически упирались в противоположную стену. Усевшись посредине низенького дивана, она скрестила ноги, открыв взору Брунетти гораздо больше, чем он мог ожидать от юной матери. Указав ему на стул, стоявший прямо напротив дивана, она осведомилась:

— Что еще вы хотите знать?

Брунетти, подражая ей, постарался принять такой же бесстрастный вид, но поймал себя на мысли, что бессознательно ждет проявления хотя бы тени волнения с ее стороны. Но не чувствовал ничего, кроме раздражения.

— Я хотел бы знать, как долго вы были знакомы с Роберто Лоренцони.

Девушка резким движением руки откинула со лба непослушную прядь. Возможно, она и не догадывалась, какое нетерпение сквозит в каждом ее жесте.

— Я ведь уже все рассказала другому полицейскому.

— Знаю, синьора. Я читал протокол допроса, но предпочел бы, чтобы вы еще раз рассказали мне об этом своими словами.

— Хотелось бы верить, что в протокол занесены именно мои слова, — сухо проговорила она.

— Безусловно. И все-таки мне очень хотелось бы самому услышать, что вы можете о нем сказать. Это помогло бы мне понять, каким человеком он был.

— А вы уже поймали тех, кто его похитил? — спросила она. На этот раз в ее голосе впервые прозвучало неподдельное любопытство.

— Нет. Пока нет.

Явно разочарованная его ответом, она ничего не сказала.

— Так вы можете сказать мне, как долго вы были знакомы?

— Я встречалась с ним около года, что-то около того. Перед тем, как это случилось, вот так.

— Каким человеком он был?

— Что это значит: «Каким человеком он был?» Мы вместе ходили в школу. У нас было много общего. И еще… Он был забавный. Любил прикалываться.

— Потому-то, когда произошло похищение, вы и подумали, что это шутка?

— Я — что? — недоуменно переспросила она.

— Так, по крайней мере, записано с ваших слов в протоколе допроса с места происшествия, — пояснил Брунетти, — что сначала вы подумали, что это розыгрыш, чья-то злая шутка. Прикол, как вы говорите.

Она отвернулась, сделав вид, что слушает музыку, звуки которой едва доносились из соседней комнаты.

— Я так и сказала?

Брунетти кивнул.

После продолжительной паузы она наконец выдавила из себя:

— Ну, значит, так оно и есть. У Роберто были странные друзья…

— Какие друзья?

— Ну, вы знаете, эти… Студенты из университета.

— Простите, но я не очень понимаю, почему студенты из университета казались вам странными.

— Ну, во-первых, никто из них не работал, но у всех было полно денег. — И, словно догадавшись о том, насколько неубедительно прозвучал ее аргумент, она поспешно добавила: — Но дело, конечно, не в этом. Они все время говорили такие странные вещи: они, дескать, сами себе хозяева, могут делать все что хотят, в том числе и с собственными жизнями. Что-то в этом роде. Ну, вы же понимаете, студенты, одним словом. — Заметив выражение вежливого недоумения на лице Брунетти, она продолжала: — Еще они все были помешаны на ужасах.

— На ужасах?

— Ну да, читали о всяких ужасах, в кино ходили на фильмы, где сплошное насилие, кровь и тому подобное…

Брунетти кивнул и издал неопределенный звук.

— Если по правде, я хотела расстаться с Роберто не только из-за его друзей. Но когда это произошло, все получилось само собой.

Она произнесла эти слова с явным облегчением. Или ему так показалось?

Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла женщина средних лет с ребенком на руках. Ротик ребенка был открыт; казалось, он вот-вот заплачет. Увидев Брунетти, женщина остановилась. Ребенок это почувствовал и, закрыв рот, обернулся, чтобы посмотреть, чем же вызвано ее удивление.

Брунетти поднялся со стула.

— Это полицейский, мама, — представила его девушка, не обращая на ребенка никакого внимания. — Вы что-то хотели?

— Нет-нет, Франческа. Просто малыша пора кормить.

— Я думаю, ему придется немного подождать, не правда ли? — отозвалась она не без сарказма, взглянув сначала на Брунетти, а затем на женщину, которую называла «мамой». — Если вы, конечно, не хотите, чтобы я кормила его грудью при нем.

Женщина, неопределенно хмыкнув, крепко прижала к себе ребенка. Дитя (Брунетти так до сих пор и не смог определить, мальчик это или девочка, все малыши были для него на одно лицо) продолжало внимательно его рассматривать, затем повернулось к бабушке и рассмеялось, пуская слюни.

— Думаю, мы вполне можем подождать минут десять, — сказала женщина и с этими словами покинула комнату, сопровождаемая заливистым смехом малыша.

— Это ваша мать? — спросил Брунетти, хотя совершенно не был в этом уверен.

— Свекровь, — бросила она, — так что еще вы хотели узнать о Роберто?

— Не приходило ли вам тогда в голову, что кто-то из его друзей мог замыслить нечто подобное, а затем осуществить свой план?

Прежде чем ответить, она снова откинула со лба прядь непослушных волос.

— А вы мне скажете, зачем вам все это нужно? — спросила она, забыв о своих прежних манерах и став на миг похожей на обыкновенную девчонку, которой нет еще и двадцати.

— Скажу, если вы ответите на мой вопрос.

— Ну, не знаю. Я до сих пор встречаюсь со многими из его прежних знакомых и не хочу говорить ничего такого, что могло бы… — Не закончив фразу, она многозначительно взглянула на Брунетти: догадайтесь, мол, сами, что я хотела сказать.

— Мы нашли тело, которое вполне может оказаться телом Роберто, — сообщил Брунетти, намеренно воздерживаясь от комментариев.

— Тогда… это едва ли похоже на розыгрыш, — заметила она.

Брунетти улыбнулся и кивнул, давая ей понять, что он полностью с ней согласен. Он подумал, что не стоит говорить ей о том, как часто подобного рода шутки приводят к непредсказуемым, катастрофическим последствиям, свидетелем которых ему не раз приходилось бывать.

Опустив глаза, она принялась внимательно изучать ноготь на указательном пальце правой руки, левой рукой отрывая заусеницы.

— Роберто всегда говорил, что его отец больше любит его двоюродного брата, Маурицио. Потому-то он так себя и вел — он просто хотел, чтобы отец обратил на него внимание.

— А как он себя вел?

— Ну, то и дело ввязывался во всякие неприятности в школе, грубил учителям, в общем, ничего особенного. Но однажды он подговорил приятелей завести машину без ключа, замкнув нужные провода, и угнать ее. Все было продумано: Роберто в это время находился в машине; они как раз остановились перед одним из его офисов в Местре. Роберто сидел на пассажирском сиденье и отвлекал отца разговорами, — все было задумано так, чтобы тот не подумал, что забыл оставить ключи в замке зажигания или кому-то их одолжил.

— Что же произошло дальше?

— Они прокатились до Вероны, оставили машину на одной из платных стоянок и вернулись домой на поезде. Машину нашли только через несколько месяцев, и пришлось вернуть деньги, выплаченные по страховке, да еще заплатить за стоянку.

— А как вы узнали об этом, синьора?

Слегка помедлив, она наконец произнесла:

— Роберто мне сказал.

Брунетти с трудом поборол в себе желание спросить, когда он ей это сказал. Вместо этого он задал другой вопрос, куда более важный:

— Это были те самые приятели, любители приколов?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду инсценировку похищения.

Она снова принялась изучать свой ноготь.

— Я этого не говорила. И если нашли тело, о чем тут говорить? Тут уж не до приколов.

Брунетти оставил ее слова без внимания и, немного погодя, спросил:

— А вы не могли бы назвать мне их имена?

— Зачем?

— Мне хотелось бы с ними поговорить.

Сначала Брунетти подумал, что девчонка откажется ему отвечать, но она вдруг выпалила:

— Карло Пианон и Марко Сальво.

Имена были знакомы ему из материалов дела. В полиции полагали, что похитители имели в виду именно их, говоря, что свяжутся по телефону с кем-то из близких Роберто, ведь Карло и Марко считались его лучшими друзьями. В момент похищения оба находились в Лондоне, посещали курсы английского языка.

Поблагодарив Франческу за предоставленные имена, Брунетти спросил:

— Вот вы сказали, что решили расстаться с Роберто, потому что у него были странные друзья. А другие причины были?

— Ой, да полно, — уклончиво ответила она.

Брунетти выдержал паузу; он хотел, чтобы она сама догадалась, насколько неубедительно прозвучал ее ответ. Наконец она выдавила:

— Ну, с ним было уже не так весело, по крайней мере в последнее время. Он был какой-то вялый, говорил, что плохо себя чувствует. Дошло до того, что он только и делал, что жаловался, как ему плохо, как он устал. В конце концов мне надоело слушать его нытье или наблюдать, как он начинает клевать носом прямо в машине; так что вот…