Фебус. Принц Вианы (СИ) - Дмитрий Старицкий

— В Сантандере, — решил я, — Подальше от моих любителей арагонского всевластия нобилитета. Так, по крайней мере, они будут у тебя в гостях. Соответственно сократятся в наглости.

Ранним утром арбалетчики подстрелили пятнистую косулю, неосторожно выскочившую прямо на наш бивуак, и все утро прошло в пожирании свежего жаркого, которое капая с рук прозрачным соком, урча от удовольствия, ели недожаренным, с кровью и сукровицей — совсем как дикие англичане. Да и что там той косули на два десятка голодных организмов в полном расцвете сил?

Удачливый стрелок мною был премирован серебряной монетой, что вызвало нездоровый ажиотаж среди остальных стрелков, кнехтов* и прочих пахоликов. Все моментом засобирались на охоту, и только дону Саншо удалось пинками восстановить порядок и какое-то подобие дисциплины. После чего он мне сделал замечание, но так, чтобы другие не слышали.

— Феб, прошу тебя, не сори деньгами. Добром это не кончится.

Так что в поход мы вышли ближе к полудню. Но после мясного разговения всем шагалось намного бодрей. И снова через мою голову полетели задорные соленые шутки. И это было хорошо.

Наплевав на секретность, обойдя лесом деревню Нуайн, вторую половину дня не напрягаясь шли по удобной торной дороге между хлебных полей, переходящими в ухоженные виноградники.

Ветер гнал багровые тучи. Солнце уже медленно ползло по верхушкам деревьев, и красные закатные лучи дробились в ряби рукотворного пруда, окрашивая сказочными оттенками каменные стены древнего замка, маячившего перед глазами.

Спросили попавшегося навстречу виллана*, гордо восседавшего на пустой двуколке запряженной большим беломордым ослом, что это за поселение и получили обстоятельный ответ вместе со снятым головным убором и поклоном.

— Шато Боже ан Анжу, Ваши милости.

— А кто в нем хозяин? — осведомился сержант о главном.

— Его милость старый барон де Меридор, который потерял ногу в битве при Форминьи. Он всегда рад гостям.

Слава Создателю! Мы уже в Анжу! Не в Турени.

Здесь — удел, а не королевский домен. Тут нет власти жандармам Паука. Зато работает закон гостеприимства между благородными людьми.

Не то чтобы нам очень хотелось попроситься на ночлег именно в этот замок, но, скорее всего, всем нам, несмотря на теплое лето просто до смерти надоело шастать по лесам аки дикие звери. А больше всего мы просто надеялись на свою удачу.

Отпустив селянина дальше катить по своим делам, дон Саншо, перекрестившись и прочитав короткую молитву, повел отряд к крепостным воротам.

— У нас хоть есть рог, продудеть хозяевам перед воротами, — громко спросил я со своего скорбного ложа, припомнив некие правила рыцарского общежития из романов Кретьена де Труа,

— Найдется, — ответил мне Саншо, подмигнув единственным глазом. — Или я не кабальеро?

Вперед кавалькады коротким галопчиком выскочил кто-то из его кнехтов, на ходу выдувая из рожка что-то похожее на рёв раненого при случке марала.

Конь трубача уже вытанцовывал копытами по доскам моста через ров, когда над воротами соизволила появиться мятая харя в кольчуге и широкополом шапеле*. Опираясь на короткий протазан*, эта фигура гнусно вопрошала трубача с высоты надвратной башни.

— Кого это дьявол сюда принес, на ночь глядя!

Высокое гостеприимство.

Глава 4. Кожаная флейта

Странные какие-то ощущения стали меня посещать. Вроде все это я видел и на видео и многое вживую. Камни и камни, вызывающие отклик только своей стариной, исторический патиной, так сказать. А тут все новье — меньше полувека прошло, как построили. А вот… Восторг какой-то в душе появился, когда проезжали воротным туннелем и надо мной висели окованные зеленой уже медью концы защитной решетки.

А когда с носилок снимали, попалась на глаза хорошенькая девчонка с озорным взглядом из-под красного чепца и все…

Поплыл.

Казалось бы с чего? От первой же молоденькой бабенки, увиденной на этом свете. Даже цвет глаз не заметил. Нет определенно гормоны моего нового тела стали давить на мои старые мозги. Хотя, если по правде, то и мозги органически у меня тоже новые, в них только сознание старое засело. Казалось бы бихевиоризм чистой воды, но тут вам не там.

Микал с Филиппом поставив мою тушку вертикально, потащили ее осторожно… Хотел сказать — в донжон, но в этом замке донжона-то и не было. Совсем. Был настоящий дворец. Не Петергоф, конечно, но и не мрачный утилитаризм сурового средневековья. Вот так вот, поменялись времена в центре Франции, хотя с конца Столетней войны прошло меньше полувека. Однако что-то подобное квадратной башне имелось, в четыре этажа пробитых окон и еще в один мансардный этаж рядом со стрельницей под острой крышей. И от этой башни длинной частью буквы «Г» шло крыло поздней постройки в два высоких этажа, каждый в полтора этажа башни, если не выше. И под высокой крышей еще фронтоны треугольные с такими же высокими застекленными окнами, как и внизу. Гляди-ко, богато тут живут и не боятся уже войны.

— Идите за мной, ваши милости, — прощебетала девушка. — О ваших людях и лошадях позаботится Гастон.

Тот, кого завали Гастон, низко поклонился нам.

А девушка, развернувшись, пошла впереди нас, крутя попкой и колыша пышные юбки.

Филипп, аж вздохнул резко носом, со свистом так, чуть меня не уронив. А вот Микал с другой стороны даже виду не подал. Умеет юный ловелас уже справляться с гормонами, несмотря на молодость. Плюсик ему на будущее. Я и сам тут, несмотря на травму, возбудился не на шутку. А вроде как запакована девочка от головы до пят в кучу материи.

Обогнавший нас дон Саншо что-то сказал девчонке вполголоса, и она тут же сменила направление, и через низкую дверь в башне мы попали во влажную атмосферу большой замковой кухни, где тусклые светильники радовали обильными золотыми зайчиками от надраенных до зеркального блеска медных поверхностей поварской утвари.

Меня усадили на грубый трехногий табурет около большого выскобленного стола и Микал, не теряя времени, стал смачивать мои повязки на голове.

На столе появились котелки с горячей водой. Цирюльник сьера Вото, встав напротив меня, демонстративно мыл свои руки с чем-то непонятным, не похожим совсем на мыло, но явно его заменяющим. Встал так, чтобы я это действие видел. Это меня порадовало откровенно. Понимают — не понимают, но сказанное исполняют. Уже хорошо. Есть база на будущее прогрессорство.

Впрочем, на самой кухне — относительно чистой, несильно так, но пованивало помоями и стухшей кровью.

Повара с поварятами раздували большую дровяную печь, щипали и разделывали каких-то пестрых птиц, ставших первыми жертвами куртуазного гостеприимства. Причем, что повара, что поварята, все были мужского полу. Ни одной женщины, кроме той пейзанки лет семнадцати, что нас сюда привела и встала около дверей, не отсвечивая, но любопытствуя. Длинные — ниже щиколоток, серые юбки, утягивающий фигуру черный шерстяной корсет со шнуровкой на небольшой груди, белая рубашка с широкими рукавами в присборку и красный чепец. Истоки цветовой гаммы коллекций кутюрье Валентино.

Помню, еще в школе, когда обсуждали музыку «Beetles», Маня Бернгольц, мечтающая после школы поступить в консерваторию, выдала неожиданное мнение.

— Хорошо им там — в Англии, у них «Могучей кучки» не было.

Удивление всей компании было безмерным. Причем тут группа классических русских композиторов и современная музыка ливерпульской четвертки? Маня пояснила.

— Музыка Битлов вся пронизана валлийскими, английскими и шотландскими народными мелодиями. А у русских все это богатство давно стибрили и стилизовали композиторы девятнадцатого века. Нам ничего не оставили.

Вот и я сейчас подумал, что Валентино нашел свой Клондайк в народных костюмах средневековья, пока все остальные дизайнеры шерстили в поисках идей сто раз перепаханные рококо с барокко.

Девушка с любопытством смотрела, как мне мочат голову, а потом отдирают повязки с моих золотистых волос, давно превратившихся в тусклую паклю.

Глаза у нее были светло-карие, ореховые. Нос пуговкой на треугольном лице и яркие красные губы, свои — без помады. Верхняя губа несколько пухлее нижней. Руки свои она держала под передником — той же материи, что и юбки, который подвязан был только на поясе.

Ну, вот… Начали отдирать повязки и мне стало совсем не до баб.

Перед этим вина плеснули. Толку с этого кислого сухаря, как анестезии, никакого: не водка даже и тем более не спирт.

Досмотрев до конца всю экзекуцию, которой тут называют смену повязки, и, насладившись тем, как я все это стоически терпел, девушка ушла.

Ужин подавали во вполне современном — для конца пятнадцатого века, естественно, банкетном зале, в котором не дуло, были в наличии остекленные окна и на полу вместо соломы на камнях был нормальный штучный паркет, натертый воском. Стены зала совсем не имели украшений в виде знамен и оружия, а были завешаны восхитительными гобеленами на тему охоты. И вот ведь какая штука — ни одного на религиозный сюжет.