Её несносный студент (СИ) - Победа Виктория

И тут совершенно не к месту в голове мелькает мысль.

А если Александровна опять сбежит?

— Не торопись, сколько раз говорил, жуй нормально, — дед хлопает меня по спине, пока я собственным кашлем давлюсь.

Ох нет, не надо такое представлять. Никуда она не сбежит. За столько времени не сбежала, а теперь уже подавно.

— Я ведь знаю, что тогда произошло, — после некоторой паузы продолжает дед и смотрит на меня выжидающе. — И из-за кого — тоже знаю.

Сглатываю вставший поперек горла ком из котлеты и вперяю взгляд в деда. Я ему ничего не говорил, отец бы тоже вряд ли встал вдаваться в подробности. Я тогда чудил сильно, отец только и успевал, что откупаться от кого надо и не надо.

— Дед…

— Не перебивай меня, так вот, о чем я, — он замолкает задумавшись, — ах да, Макарова…

И вот на этом моменте я конкретно так подвисаю, потому что он нихрена не должен о ней знать.

— Дед…

— Тебя уже отпустило или…

— Или, — откладываю ложку в сторону и смотрю на деда.

Разговор этот мне все меньше нравится, я вообще не привык свою личную жизнь обсуждать, даже с дедом. Он молчит некоторое время, только разглядывает меня внимательно, словно впервые видит. А меня это конкретно так напрягать начинает, потому что, если он сейчас шарманку заведет о том, что мне ее лучше забыть, я, блин, его пошлю. Я вообще всех пошлю. А потом вспоминаю, что он вообще-то ректор, блин, универа и вот этот момент я как-то упустил.

— Не трогай ее, — вырывается у меня прежде, чем я вообще что-либо сообразить пытаюсь.

Меня вообще, оказывается, клинит сильно, если ей что-то грозит, даже потенциально.

— Значит знаешь уже, — хмурится дед. — Видел?

Не отвечаю ничего, сам понять пытаюсь, что за игру он ведет.

— Перестань, сейчас пар из ушей пойдет, не трону я твою Ксюшу, не для того я ей помогал устроиться.

И вот на этом моменте у меня окончательно челюсть отпадает.

— Если не серьезно у тебя, блажь просто, — продолжает он, а потом рукой махнув, добавляет: — хотя о какой серьезности может идти речь…

— Серьезно… — цежу сквозь зубы.

Бесит просто. У меня еще с прошлого года все, блин, серьезно, как бы тупо это ни звучало. Я ее из-за собственной инфантильности только отпустил.

— Серьезно, — усмехается дед и снова качает головой, а меня уже этот жест порядком раздражать начинает. И тон дедовский, снисходительный — тоже. — Ты Егор не ершись, в восемнадцать лет кажется, что…

— Я не намерен это с тобой обсуждать и свое снисходительное «бла-бла-бла» при себе оставь, а в мою личную жизнь лезть не надо, я с ней сам разберусь.

— Ты в прошлом году уже разобрался, — справедливо замечает дед.

Прав он, а потому еще сильнее бесит.

— Я сказал, что не буду с тобой это обсуждать, значит не буду, — поднимаюсь из-за стола, собираю грязную посуду и направляюсь к мойке. Чувствую на себе пристальный взгляд, но дед молчит. Сполоснув посуду, погружаю ее в машину и оборачиваюсь к следящему за мной деду. — Я поеду.

— Сядь.

— Дед…

— Сядь, я сказал, — произносит своим фирменным тоном, и я не решаюсь перечить, возвращаюсь на место. — Не надо на меня волком смотреть, у тебя еще ветер в голове, тестостерон в крови бурлит, а она тебе не девочка-одногруппница, ты репутацию ей уже однажды чуть не подорвал. Себя спроси, как долго эта твоя «любовь» продлится? Девочка рано или поздно поддастся, я тебя знаю, ты своего добьешься. Уверен, что потом тебе скучно не станет? Добьешься своего и все, интерес пропадет, с ней что будет?

— Так все, я эту чушь слушать не буду.

Снова вскакиваю с места и иду к выходу из кухни. Не собираюсь я бред этот выслушивать и объяснять ничего не собираюсь. Скучно станет. Да я бля…

Выскакиваю в коридор, натягиваю кроссы, стремясь свалить подальше, чтобы не наговорить лишнего, потому что в этом состоянии я вообще не уверен, что смогу держать язык за зубами. И я не столько на его слова злюсь, сколько на сам факт, что он меня таким козлом считает. Что в его глазах я таким подонком быть могу.

— Да подожди ты, смотри какой гордый стал, слова не скажи, — дед выходит за мной в прихожую, руки на груди скрещивает.

— Я тебе все сказал.

— Сказал он, — усмехнувшись, он подходит к стоящему у стены комоду, вдвигает верхний ящик, достает из него что-то небольшое и бросает мне. Только поймав предмет, осознаю, что это ключи… От машины. На стальном брелоке красуются четыре кольца. Поднимаю на деда непонимающий взгляд, может шутит. — Чего смотришь? Не нравится? Так давай в салон верну.

— Я тебе верну, — ухмыляюсь, понимая, что мне только что вообще-то тачку подарили. — Спасибо, — все что могу сказать.

— Пошли смотреть, Ромео недоделанный, а над словами моими подумай, Егор, хорошо подумай.

Нечего там думать, я уже все надумал и придумал. Но этого я, конечно, вслух не произношу.

Выход из ситуации...

Ксюша

— Ксюш, с тобой все нормально?

Мама смотрит на меня с нескрываемым беспокойством во взгляде, а я только киваю и взгляд отвожу. Потому что еще чуть-чуть и не выдержу. Закричу, что нет, не все в порядке, вообще ничего не в порядке. Чертов Волков! Ну зачем? Зачем он на мою голову опять свалился? И что делать теперь? Опять увольняться? Как я вообще могла так проколоться? Как позволила ему добраться до моего паспорта, хотя, да кому я вру, его бы и наличие штампа не остановило, я видела, по глазам его видела, по взгляду решительному.

Мальчишка, глупый, мальчишка. И я глупая, потому что не могу ему сопротивляться, хочу, а не могу. Раньше не могла, а сейчас… сейчас подавно. Дура, какая же ты все-таки дура, Ксюша. У него же это не серьезно, так, очередная цель, которой он пока не добился, адреналин, азарт. Сколько ему сейчас? Восемнадцать? А мне.

— Ксюш, я ведь вижу, что-то случилось?

— Егор Волков случился, — не выдерживаю, и откладываю в сторону вилку.

— Тот самый?

— Тот самый, — выдыхаю громко, глядя на практически не тронутую еду в тарелке.

— Ну и что он?

— Мам, ну что он, — взмахиваю руками и понимаю, что перегибаю, — ничего, все такой же наглый и…

— И все также в тебя влюблен, — улыбаясь, продолжает за меня мама.

— Я не понимаю, что тебя так повеселило.

Не смотрю на маму, не могу просто. Она, конечно, обо всем знает, я не скрывала, да и зачем? Мне выговориться нужно было. Я же бежала тогда, год назад, действительно бежала, просто потому что не могла иначе, да и страшно было, до чертиков страшно.

С отцом Волкова я имела честь видеться дважды: в первый раз после случая в туалете, когда коллеги добрые настучали, второй — через день после поцелуя на набережной. Я даже подумать не могла, что он за сыном следит, или за мной, сложно сказать.

Мне первого столкновения с Волковым старшим было через край, помню, как потом тряслась и ног не чувствовала, как шла по дороге никого и ничего не замечая, как под колеса машины едва не попала.

Помню, в каком была ужасе, осознав, что по дурости своей погибнуть так глупо могла, и как удивилась потом, когда водитель, выйдя из машины, не матом благим меня покрыл, а лишь поинтересовался, в порядке ли я. А потом был травмпункт и знакомство с четой Деминых. Я бы на их месте такую дуру послала далеко и надолго, а они со мной еще несколько часов возились, в себя приводили. Не знаю, что на меня тогда нашло, и зачем я на незнакомых совершенно людей свои проблемы и опасения вывалила, опустив некоторые подробности, естественно, но полегчало, действительно полегчало.

Так и познакомились, с Катей у нас получились вполне себе дружеские отношения, с Максом — тоже. И, чтобы отвлечься от всего этого, от Егора, который все же выполнил данное мне обещание и не подходил даже, на пары не приходил почти, от отца его, ясно давшего понять, чтобы не думала даже в ту сторону, я приняла предложение Кати иногда помогать ей в центре для жертв домашнего насилия, который, оказывается, у нас в городе имелся, и ее матери принадлежал. Мне было не в тягость, а они любой помощи рады были. Пару раз Демина за мной водителя посылала, этого оказалось достаточно, чтобы в коллективе нашем «дружном» слухи зародились, да и у учеников зрение, когда это нужно, в порядке.