Отец моей малышки (СИ) - фон Беренготт Лючия

– Что? – закашлявшись, чуть не пропускаю момент, когда он придвигается ко мне ближе – якобы, чтобы похлопать по спине. Ускользаю из-под его руки, но неудачно – оказываюсь вжатой в угол между двумя смыкающимися стенами. И понимаю, что если он захочет, то свободно может продвинуться вперед и, как это называли у нас в школе, «зажать» меня в углу.

Пару секунд я пытаюсь понять, хочу этого или боюсь. Но, к моему облегчению, он и не думает «зажимать» меня ни в каком в углу. Вместо этого он повторяет то, что сказал ранее:

– Мне все равно, Лиля. Мне неважно, мой это ребенок или нет. Я хочу, чтобы ты была со мной в любом случае. И если ты родила ребенка от другого, я все равно приму его, как своего.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Весь мой мир переворачивается в этот момент с ног на голову.

У меня кончаются все слова, мысли и даже чувства – разбредаются кто куда, словно пьяные матросы. Хочется плакать и истерически смеяться одновременно.

Он… хочет… меня… независимо от того, его ли это ребенок?! Стоп. Тут даже не это главное. Он здесь не ради Маши, а ради… меня?! Он… хочет… МЕНЯ?!

Я проглатываю огромный ком в горле и наконец могу говорить. В некотором роде.

– Погоди-погоди… Что?!

– Я люблю тебя и хочу тебя рядом со мной, моя Лилия. Вместе с Машей, – терпеливо повторяет, и глаза его так лучатся, словно он уже предчувствует, что я соглашусь. Празднует победу. Уже забрал меня со всеми пожитками и везет к себе домой.

А зря. Его самоуверенность возвращает меня на землю – я вспоминаю, что когда-то он уже «хотел меня рядом с ним».

В неверии я мотаю головой.

– Ты с ума сошел. У нас уже давно своя жизнь. У меня – парень… у тебя невеста…

– Любовница, – поправляет он. – С которой я расстанусь уже сегодня.

Я сощуриваюсь.

– Она не смотрела на тебя, как на любовника. Она тебя давно… присвоила. Если ты не в курсе.

– Это ее проблемы. Я никогда ничего не обещал ей и не делал предложения. Алла – просто коллега, с которой у нас… постельные отношения. И больше ничего.

Признаться, я настолько шокирована, что совершенно не знаю, как на все это реагировать. Хочется зажмуриться и ущипнуть себя за руку, но я боюсь, что если закрою глаза, он этим воспользуется и снова полезет целоваться…

Меня спасает звонок телефона. Но как только я отвечаю, не глядя выхватывая его из сумки, оказывается, что это не спасение, а наоборот – затягивание меня еще глубже во всю эту неразбериху.

– Мама, ты звонила дяде Сасе? – требовательным голосом спрашивает у меня Масюня. – Он в поядке?

По лицу «дяди Сасы» я понимаю, что он все слышит.

– Да… – медленно отвечаю, не сводя с него глаз. – Он порядке.

– А где он? – настаивает доча. – Он плидет к нам в гости?

Я молчу – снова ком в горле. А потом так же медленно киваю, проглатывая этот чертов ком. Для него киваю – не для Маши, которая меня не видит.

– Придет… – отвечаю, мысленно умоляя небеса, чтобы не позволили мне больше совершать ошибок. – Если будет… хорошо себя вести.

Глава 8

Александр

С самого субботнего утра я хожу, не чуя под собой ног. Даже не счастливый, а какой-то… пришибленный. Пришибленный счастьем – что заметно сказывается на моих умственных способностях. Новую монографию, над которой я обычно работаю по выходным, приходится отложить до лучших времен.

А больше делать-то и нечего – только мерить ногами квартиру, тоскливо поглядывая то в сторону мобильника, то в сторону бара с недопитым вчера коньяком.

В понедельник, она сказала. Мы встретимся в понедельник, не раньше. После того, как она «подумает», сходит на свою первую пару, а Машенька заценит свой новый детский сад.

«Нет, я не уверена, что простила тебя» – заявила она.

И в том, что останется в моем отделении Вышки, она тоже не была уверена. «Посмотрим», «пока не знаю», «там будет видно» – вот и всё, что мне вчера отмерили. Скупо, конечно, но справедливо.

И теме не менее, проснувшись в воскресенье утром, я чувствую, что не выдержу еще одних суток тупого зависания в ожидании хоть какой-нибудь весточки от нее. В надежде, что сама не выдержит и решит приблизить нашу встречу.

– Черт возьми, Лиля, ты ведь сама не против! – рычу на молчащий телефон, чувствуя себя полнейшим идиотом и стокером – так кажется называют тех, у кого поехала крыша на фоне безответной любви. Очень жаль, что у нее нет профиля в соцсетях, иначе бы мне точно было чем сегодня заняться.

Часам к двум вспоминаю, что кроме Лилии Печерской существует еще и остальной мир, в частности вверенный мне университет. И даже тут умудряюсь свести все к ней, к моей Лиле и к Машеньке. Подрываюсь и еду на кампус, проверить все ли в порядке в тех местах, где завтра они обе будут ходить, сидеть, обедать и дышать воздухом в перерывах.

Убеждаюсь, что с воздухом, как и полагается в центре мегаполиса, так себе, но в остальном вполне себе соответствует моим высоким стандартам – в детском саду все вылизано, кроватки красиво застелены в ожидании первых «клиентов», меню на завтра довольно привлекательное – если вы любите рыбные котлеты и пареные овощи, разумеется.

С помещением, где будет учиться Лиля, тоже все неплохо, однако в аудитории стоит сыровато-затхлый запах, и я немедленно вызываю техническую службу, чтобы все проветрили, установили освежители воздуха и провели влажную уборку. А в самом ближайшем будущем составили смету на центральное кондиционирование всего Восточного крыла.

Лиле и так непросто будет учиться с ребенком, не хватало еще чтобы ей было жарко и душно.

Оставшиеся полдня занимаюсь составлением программы академической помощи молодым матерям, которую собираюсь проспонсировать из собственных средств, а позже подключить учредителей, под предлогом благотворительности. Заодно набрасываю план интернатуры в фирме, которую возглавляет мой хороший друг – с весьма привлекательной зарплатой. Как бы быстро или медленно не складывались наши с Лилей отношения, из-под крыла этого пижона в модной куртке надо ее забирать.

И, наконец, сам пижон.

Я откидываюсь в кресле, разглядывая его наглую физиономию, открыв во весь экран фотографию из ВК – уж этот-то говнюк ведет ОЧЕНЬ активную социальную жизнь.

Может, ты еще не в курсе, моя Лилия, но такие типы обычно… не очень верные. Не может у мужика быть шестьсот подписчиц без того, что кто-нибудь из них не начал присылать ему сиськи. А где сиськи там и… все остальное. Так мужчины устроены. И чем скорее Лиля это поймет, тем меньше нервов для нас обоих. На нервы этого молодого мажора мне было как-то наплевать.

Уже на взводе, копаюсь в фотографиях поклонниц Андрея Баламова, листаю одну за другой страницы его бурной столичной жизни, постепенно понимая, что этого типа надо от нее убирать, и чем скорее, тем лучше. Потому что по паре специфических, распространенных в «узких кругах» мемов и фразочек, можно без сомнения заключить, что парень давно и плотно на коксе.

А если и она тоже? – ошпаривает ужасная мысль. Безбашенная, рок-н-рольная Лиля из моего прошлого вполне могла стать клиенткой (а точнее жертвой) закладочного бизнеса. Конечно, сейчас она не выглядит безбашенной, даже пирсинги поснимала, и все же… Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты – так, кажется, говорят.

От таких мыслей мне почти нестерпимо хочется выпить, и я уже почти сдаюсь… как вдруг замираю в ошеломлении.

В списке подписчиц Андрея Баламова, чуть ли не во главе его по дате пополнения, я замечаю… Аллу! Мою любовницу Аллу, с которой обещался расстаться еще вчера, но так и не дозвонился до нее. Махнул рукой и отложил тяжелый разговор на потом, решив, что все равно увижу ее послезавтра в университете.

Некоторое время я просто таращусь на ее профильную фотографию, не веря своим глазам.

– Что ты замышляешь, хитрая лиса? – бормочу, сощурившись в подозрении. – Ты ведь явно что-то замышляешь…

Хотя, вполне возможно, это просто совпадение. Увидела парня в рекомендациях, потому что я, ее «друг», вот уже полчаса роюсь в его фотографиях? Есть такой шанс, успокаиваю себя. Может, он ей просто понравился? Хорошо бы – решим сразу две проблемы…