Отец лжи - Володя Злобин

здесь, на бело-голубом фоне, нежели начнут возмещать в школе. По той же причине нельзя сменить профиль. У Пальцев должен быть громоотвод, который заземлит молнии.

Нужно не отвечать – самим надоест.

Не надоело.

Снова всплывает приглашение в группу "Папкин дом". На аватаре – роскошные усы, уютно обрамляющие родные окна. Внутри много мата, фотографий. Есть те, что сделаны сзади – вот идёт по коридору, вот ест в столовой. Ни одной из самого класса, и это помогает сохранить достоинство – нет, это не они, это кто-то иной и издалека, а как только враг подойдёт, как только сфотографирует прямо в лицо, тут же по нему и получит.

Среди редких комментариев встречается одноклассница:

– Фе, как гадко(

Но подписана.

От другого, свежего комментария, сразу же прошибает пот.

– Зачем вы так? Что вам сделали?

Ей отвечают обстоятельно, в ошибочно подробном письме, и, хотя никаких причин, как и имён не называется, становится ясно, что ситуация уже долго обсуждается в конференциях класса и школы. Притворяться бессмысленно. Те взгляды от подоконника не случайны... И этот смех, как пройдёшь...

Все всё знают.

Телефон загорается. Это Фурса звонит на ежевечерний моцион. С началом травли Толя потерялся, стал ходить ещё медленнее и чаще оглядываться, а потом напустил умудрённый вид и принялся поучать. Голос его звучал уставши, будто звонил наработавшийся функционер, который целый день перебирал государственные бумаги.

– Здарова... – по телефону Толя, как и Шамшиков, ещё здоровался, – когда Чайке всечёшь?

– Зачем?

– Всё делаешь вид, что не понимаешь? Блин, если бы моего батю так поносили, я...

– И что бы ты сделал!? – на Фурсу хочется наорать, – Ну что!? Раскидал бы всех? Убил? – и уже без слов шепчется личное, выстраданное: "Ты не был, не ощутил, не знаешь! Не знаешь как это! Замолчи!".

Толе приятно, что на него кричат вот так, издали. Можно повертеться на кресле, поковыряться в ухе, а затем с расстановкой зачитать нотацию. Дабы упредить её, приходится спрашивать:

– Ладно, что там опять?

– Точно хочешь знать? Они до такого договорились...

– До чего!?

– Как бы получше объяснить... Нельзя быть слабым. Нужно уметь постоять за себя. Если не отвечать – будут гнобить. Так устроена жизнь, – покормленный мамой Фурса довольно заворочался в кресле, – короче, если не всечёшь Чайке, вообще опустят. Я когда с ними до дома иду, там такое обсуждается... Как обоссать, куртку поджечь. Но с Папиком... ой, ну... эээ, понял в общем, у них реально помешательство. Они озабоченные, Фил с Чайкой так вообще... Хотят узнать, где он работает, чтобы туда прийти. Думают на машине краской что-нибудь написать. Прикинь, да? Ну мы с Вованом в этом не участвуем, если что.

– Спасибо, – в голосе нездоровая дрожь.

– Да ладно, – Фурса честен, – мы просто не любим, когда вот так. Да и... Кхм...

– Что...?

– Точно хочешь знать?

Ясно лишь, что Фурсе точно хочется рассказать.

– Короче, они игру делают.

– Игру?

– Ага. Про Папу.

– Они совсем что ли...!?

Соглашаясь, Фурса сам подбирает крепкое слово.

– Наглухо. Там Вован в основном прогит. Ну, ничего сложного в целом. Взяли фотку, анимировали её, нарезали шаблонов...

– Каких ещё шаблонов!?

– Эээ... – Толе правда неловко, и это располагает к нему, – биту там, полотенце, веник, эээ..., – помявшись, Фурса называет то, из чего хотели обоссать, – и всем этим типа можно тыкать, хлестать по лицу, эээ... животу. Жигой можно усы поджечь.