Чужая - Владимир Нестеренко

Шустрый достает из сумки бутылку «Абсолюта».

ЧУЖАЯ: Стаканов нет, да и хуй с ними… Садись поближе (показывает на диван рядом с собой):, хоть облокочусь об мужчину, два месяца одни мрази вокруг.

Микроавтобус выезжает с лесной дороги на шоссе. За рулем машины Малыш.

Лес, следы волочения какого-то предмета, заканчивающиеся сугробом. Из сугроба виден ботинок. Идет снег, заметает следы.

Малыш останавливается на заправке, заправляет микроавтобус. Покупает гамбургер и уносит с собой.

На площадке отдыха, рядом с заправкой. Включив в кабине свет, Малыш ножом аккуратно срезает с водительских прав (старого образца, книжечкой) и паспорта свои фотографии. Так же поступает с паспортом и правами одного из барыг, после чего бросает фотографии в мыльницу, наполненную водой.

Малыш разбирает гамбургер, выбрасывает псу начинку, после чего начинает жевать булку. Разжевав хлеб – сплевывает в платок, закручивает платок, получается шарик.

Снимает ножом протертый через платок клейстер, вытирает нож об лист бумаги, клейстер остается на бумаге…

Купе поезда, Шустрый и Чужая целуются, в бутылке «Абсолюта» осталась половина.

Малыш кончиком ножа, нож держит в руке, как перо или скальпель, за лезвие, аккуратно, с напряжением, течет пот – снимает с размокших фотографий верхнюю глянцевую пленку, с печатями. После чего переклеивает эту пленку на свои фотографии. Протерев лобовое стекло изнутри рукавом, приклеивает фотографии изнутри, чтобы они высохли.

Вид снаружи, через лобовое стекло – две фотографии Малыша, большая и поменьше, на правах он моложе, в форме лейтенанта. Выражения лица на фото разные, более поздняя, паспортная фотография – лицо угрюмое, безжизненное, взгляд недобрый.

Сексуальная сцена в купе поезда.

Здесь – на усмотрение режиссера, но никакого орального секса!

Малыш вклеивает клейстером из хлеба свои фотографии в права, в паспорт убитого Барыги.

МАЛЫШ (рассматривая паспорт, потом права, поднося их к лампочке): Так, товарищ Гладких, попробуем доехать с тобой до Венгрии. Хуево, конечно, получилось, пожадничали вы… Кто-то и меня так же, в безвыходняке…

Рассмотрев на свет документы, Малыш выходит из автобуса, ест снег, брызгает водой изо рта на раскрытый паспорт и на права, как на белье при глажении, кладет документы в карман.

Карасик, осунувшийся, постаревший за два дня на несколько лет, ставший из респектабельного иностранца простым стариком, идет по улице. Заглядывает в витрины, проверяет, нет ли за ним слежки. Слежка есть, он ее обнаруживает, ходит по магазинам, заходит в парадные, проходит через проходные дворы. В конце концов, оторвавшись от слежки в крупном универмаге, смешавшись с толпой, – идет на почту. Купив телефонную карточку, звонит по телефону.

КАРАСИК: Рашпиль, привет!.. Тут пацаны натворили делов. Два барана, ну и по мелочам там, еще двоих рванули… Да, эта у них… Не знаю как, но мусора почти все знают. Один из пацанов в торбе, он и заложил… Ну все, имей в виду – через границу они не пройдут, дело на самом верху было, на контроле… Все, удачи, буду держать в курсе… У меня все нормально, мусора на меня наехали – но ни хуя, я ж не фраер, доебаться им не к чему было… Ну все, давай, брат, держись там.

Закончив разговор, Карасик набирает другой номер, дождавшись ответа, говорит в трубку: «Простите, не туда попал. Иди на хуй, короче!»

Купе поезда. Чужая и Шустрый сидят рядом, голова Чужой лежит на плече Шустрого, он приобнял ее за плечи.

ЧУЖАЯ: И ты тогда прибился к рашпилевцам, понял, что лоховская жизнь – это стойло.

ШУСТРЫЙ: Ну да. Да и вообще – лавэ надо, а вкалывать понту нет никакого. Вон родыки всю жизнь въябывали – и хули?

ЧУЖАЯ: А барыговать не пробовал?

ШУСТРЫЙ: Да не было капитала, с чего начать. И не по мне эта житуха – выдрачивать каждую копейку, труситься за грош.

ЧУЖАЯ: Та же хуйня. Знаешь, как говорят: «Не жил хорошо – нехуй и начинать».

ШУСТРЫЙ (говорит голосом и с интонациями Малыша): Да ну на хуй, прорвемся, Анжела.

ЧУЖАЯ: А как же, Шустрый… (Протягивает руку, берет бутылку, дает Шустрому глотнуть, потом пьет сама.):

ЧУЖАЯ: Женя, а ты знаешь, мы вот едем, едем – это вы меня на смерть везете.

ШУСТРЫЙ (смотрит в упор на Чужую, с недоумением): Чего? Ты что, прикалываешься?

ЧУЖАЯ: Нет. Пизда мне дома будет. Закопает меня Рашпиль.

ШУСТРЫЙ: Не гони. Напишешь ксиву Артуру – и всех делов.

ЧУЖАЯ: Я ж тебя недаром спрашивала – давно ты их знаешь или нет. Не рубишь ты, Женя, в серьезных людях.

ШУСТРЫЙ: Да ладно. Сама серьезная, что ли? Если б не Рашпиль да не мы, – сама же говорила, тебя цыгане со свету бы сжили.

ЧУЖАЯ: Если б не Рашпиль да не этот хуесос Карасик, – я б и не попала в такую непонятку.

ШУСТРЫЙ: То есть как? А ну приколи.

ЧУЖАЯ: Давай еще накатим немного. (Пьют водку.): Ну ладно, слушай, как было.

(Визуализация рассказа.): Гостиничный номер, в нем находятся Рашпиль, Чужая и еще два человека, это знакомые Рашпиля, Заяц и Федор.

На столе дорогие напитки, еда из ресторана. Они едят и разговаривают.

ЗАЯЦ: Так вот, Рашпиль, завтра приезжают эти два фуцана. У них будет с собой триста грамм змеиного яда.

РАШПИЛЬ: Ага. Только я бык в этом деле. Куда этот яд? Тещи у меня нет, врагов тоже никаких не осталось.

Все смеются.

ЗАЯЦ: Он стоит денег. Двести баксов за грамм. Но это не все.

ФЕДОР (перебивает): Не двести, там в зависимости от содержания протеина…

ЗАЯЦ (не глядя на Федора): Та дай сказать!

РАШПИЛЬ: Давай, Сашенька, рассказывай, не обращай внимания на всяких мух, что жужжат, вьются вокруг.

ЗАЯЦ: Яд этот пизженый, и по нему заявы не будет, если их наказать на лавэ.

РАШПИЛЬ: Ну, это совсем похуй. Будет заява – не будет заява. Это моя забота. Что по делу?

ЗАЯЦ: Это казахи. Они же привезут еще одну хуету – редкоземельные элементы.

РАШПИЛЬ: Тоже денег стоит?

ЗАЯЦ: У нас – нет. Все надо за кордон отдавать. Вот у него (показывает на Федора): есть отдача.

РАШПИЛЬ: А мы должны здесь дешевле купить, так?

ЗАЯЦ: Ну да.

РАШПИЛЬ: Хорошо. А где они остановятся?

ЗАЯЦ: В гостинице, в этой. Не знаю, будет товар с ними или нет, – но девать его им некуда. Я им наплел, что покупатель уже есть.

РАШПИЛЬ: Хорошо. (Показывает головой на Федора.): Он покупатель?

ЗАЯЦ: Нет, у него отдача есть, это наш барыга…

РАШПИЛЬ: Ну и что он тогда делает здесь? Федя, иди погуляй, спустись в бар, там телки, познакомься там… Дать тебе денег? На представительство?

Смутившийся Федор встает из-за стола, выходит. Чужая смеется, видно, что она обкуренная. Заяц вопросительно смотрит на Рашпиля. Рашпиль кивает и делает успокаивающий жест.

РАШПИЛЬ: Пусть остается, она в делюге.

ЗАЯЦ (пристально смотрит на Чужую, потом продолжает, как ни в чем не бывало): Вот, собственно, и все. Давай – твои делают, а наш набой и отдача. Лавэ пополам.

РАШПИЛЬ: Набздюм, значит. Ну, давай попробуем.

ЗАЯЦ: Только чтобы пацаны были нормальные, – а то эти казахи – тоже не вчерашние, боксеры, чемпионы там бывшие. Поднимется шум, мусора – все отметут.

РАШПИЛЬ: Не волнуйся ты так, все получится. Давай покурим.

Чужая достает пакетик с травой, быстро забивает две папиросы, Заяц, Рашпиль и Чужая курят.

Купе поезда. Чужая и Шустрый.

ШУСТРЫЙ: Так ты в этой делюге участвовала?

ЧУЖАЯ: Участвовала? Да я ее сама и сделала, делюгу эту.

ШУСТРЫЙ: Мне пацан один рассказывал, Лоб. Он тогда полштуки заработал.

ЧУЖАЯ: Дохуя ему дали, раз рассказывал. Балаболка.

ШУСТРЫЙ: Ну да, любит попиздеть по пьяни. Он говорил, что вошли в номер, чурки спали. Они обшмонали все, забрали два пакета какой-то хуйни и свалили тихо. И за это – на двоих штуку.

ЧУЖАЯ: Он не говорил, как они дверь открыли?

ШУСТРЫЙ: Нет.

(Визуализация рассказа.): Ресторан при гостинице, из него выходят, пошатываясь, два кахзаха в костюмах, без галстуков, с ними Чужая, одетая в обтягивающее короткое платье.

ЧУЖАЯ: Мужчины, возьмите еще шампанского.

Казах покупает у бара бутылку шампанского и бутылку водки, вся компания поднимается на лифте в номер. В номере, пока казахи о чем-то разговаривают на казахском, Чужая кусачками для ногтей, взяв их в платок, перекусывает шнур от холодильника, стоящего в прихожей, только один провод.