Прекрасная Агония (ЛП) - Кэш Элизабет

Всякий раз, когда кто-нибудь из нас, сумасшедших, выходил из себя, персонал использовал какое-нибудь сильнодействующее лекарство, чтобы мгновенно вырубить. К счастью, мне пришлось прочувствовать это только дважды. Но смотреть, как кого-то другого накачивают наркотиком, страшно.

Твои глаза закатываются, а тело расслабляется. Выглядит так будто тебя убивают. К сожалению, этот наркотик уже убивал кого-то раньше. Они не рассчитали количество и случилась передозировка.

Она получила настоящий кайф от этого. Подпрыгивая, бедняга бился в конвульсиях с пеной у рта. Она рассказывала мне эту историю несколько раз, и каждый раз мне приходилось отгораживаться от нее, потому что это звучало ужасно. Она рассказывает эту историю с такой легкостью, словно делится подробностями семейного отдыха.

Я достаю яйца, сыр, картофель и ставлю их на стол. Вздыхаю, когда открываю морозилку и вижу, что у нас закончился бекон.

— Ну что, надеюсь, он любит простой омлет, — говорю я себе.

Мысленно делаю пометку сходить за продуктами попозже. Приготовив два омлета с сыром, посыпаю их солью и перцем, надеясь, что он не обожжет ему губу. Наливаю два стакана молока. Я ставлю одну тарелку на предплечье, а другую держу рукой, как официант. Беру стаканы с молоком и иду в комнату. Надеюсь, часа ему хватило, чтобы не бояться меня так сильно. Открываю дверь и на секунду замираю.

— Гм, предложение мира. — Я поднимаю тарелки и стаканы как можно выше.

— Я не хочу твоей еды.

— Вполне справедливо. Может, по крайней мере, молока? Твой голос скрипучий и звучит так, будто ему не помешало бы что-нибудь жидкое.

Монте смотрит на молоко и кивает:

— Ладно.

Я ставлю тарелки на комод и беру один из стаканов. Сажусь рядом с ним на кровать, и он морщит лицо.

— Ох, прости.

Я подношу бокал к его губам, и он медленно делает глоток, затем снова кладет голову на подушку.

— Уверен, что не хочешь что-нибудь поесть? Ты ничего не ел с тех пор…

— С тех пор, как ты похитила меня?

— Я хотела сказать, с нашего свидания, но и там мы почти ничего не ели.

— Отпусти меня. Пожалуйста! Мне нужно к врачу. Пожалуйста!

— Не могу, — произношу шепотом. — Я не могу, потому что в ту же секунду она придет, и никто не знает, как далеко она зайдет.

Задыхаюсь от собственных слов. Знаю, как далеко она способна зайти. И я не хочу, чтобы это случилось с Монте. Нет, пока я не найду способ безопасно освободить его и, надеюсь, спасти себя в процессе!

Я найду способ спасти нас обоих. Если вообще возможно спастись от самой себя!

Глава 14

Монте

Когда мне было двенадцать, отца уволили из армии с позором. Его арестовали за то, что он ударил мою мать, и его командир узнал об этом. Мама попыталась успокоить его, сказав, что все не так плохо, как кажется, но командир знал, что произошло, и был сыт по горло отцовским дерьмом.

Мой отец после этого так и не нашел работу и просто использовал свои льготы, чтобы пропить свою жизнь. Когда я возвращался домой из школы, он уже был пьян и зол, ожидая, что какая-нибудь мелочь подожжет его и без того короткий фитиль, чтобы он мог взорваться.

Я спросил маму, почему он такой, и она ответила, что это потому, что он видел какие-то ужасные вещи и у него помутилось в голове. Она сказала, что от выпивки эти ужасные вещи на время исчезают, но от этого его настроение немного меняется.

Что, по-моему, было преуменьшением.

Это заставляет меня задуматься, видела ли Агония в своей жизни какие-то хреновые вещи, и именно поэтому она такая, какая есть. Или, может быть, с ней сделали что-то такое, что сделало ее такой. Такая хрупкая, яростная и непредсказуемая.

Она все время выглядит такой обиженной. Сломленной и забитой. Побежденной.

Агония сладка, когда есть только она. Она напоминает мне о конфетах. Кислое, потом сладкое. В ее случае сладкое, потом кислое, потом снова сладкое. Как вращающаяся дверь настроений. Интересно, может быть, дело не в самом ее уме, а в ситуациях, с которыми ей приходилось сталкиваться в жизни?

— Можно тебя кое о чем спросить? — я наблюдаю, как Агония убирает битое стекло в ванной.

— Конечно, — говорит Агония, выбрасывая последние осколки стекла в мусорное ведро.

— Что с тобой не так?

Она наклоняет голову:

— Гм, ничего? — Я вижу, что она смущена, поэтому спрашиваю снова.

— Нет, я имею в виду, что с тобой, с твоей головой? У тебя какое-то расстройство или что-то в этом роде?

Мне стоило задать вопрос по-другому, потому что лицо Агонии вытягивается, и она выглядит обиженной после моих слов.

Она выпрямляется:

— Тебе потребовалось не так много времени, чтобы понять это, у меня биполярное и диссоциативное расстройства личности.

Черт возьми.

— Сколько тебе было, когда поставили диагноз?

— Десять.

— Родители водили тебя на обследование? — Я чувствую, что должен прекратить задавать вопросы, но я хочу знать. По какой-то непонятной причине я все еще хочу знать о ней всё.

— Нет.

— Тогда как же ты узнала?

— Ты действительно хочешь знать, Монте? — говорит Агония, прислоняясь к дверному косяку. Это все еще Агония, я вижу синеву. Но думаю, что своими вопросами могу подтолкнуть ее измениться.

Нет.

— Да. — Черт! Агония подходит к кровати и садится рядом со мной.

— Она убила моего отца, мама увидела, что мы смотрим на его безжизненное тело, вызвала полицию, и меня арестовали. Позже меня направили к психологу, который определил, что я психически больна. Меня отослали на восемь лет. Я ничего не помню о том, что она сделала, только небольшие образы из того, что она мне рассказала. — Агония трет лицо и сутулится, она выглядит раздраженной. — Она всегда все портит для меня, но еще она единственная, кто был рядом, когда я действительно нуждалась в ком-то.

Мое сердце сжимается. У этой красивой девушки всегда была только одна подруга. И ее второе «я» — чертова психопатка, которая убила ее отца и отправила ее в сумасшедший дом. Неудивительно, что Агония выглядит такой противоречивой.

— Мне жаль слышать о твоем отце. — Я действительно не знаю, что сказать.

— Не стоит. Он был жестоким сукином сыном, забившим мою сестру до смерти. Он заслужил смерть, только не от моих рук. Моя сестра заслуживала справедливости, только не такой.

Несколько минут она сидит молча, уставившись на свои руки, лежащие на коленях. Боюсь сказать что-нибудь еще, боюсь, что она может измениться. Я вздрагиваю, когда Агония встает с кровати, не понимая, кто сейчас рядом.

— Прошу прощения. — Она выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.

Тяну руку, чтобы утешить ее, но тут же вспоминаю, что мои руки привязаны к столбику кровати.

Черт, я должен найти выход отсюда, а не разговаривать с человеком, который держит меня в плену.

Но чувствую, что должен спасти Агонию, спасая себя. Может я смогу.

Может быть, я смогу спасти нас обоих от нее.

Глава 15

Агония

Я сказала ему.

Я рассказала ему все, что, как думала, никогда не расскажу никому в жизни.

Но было так приятно поделиться этим с ним.

Все равно что вырвать страницы, которые описывали темную часть моей жизнь из дневника и сжечь их все. Моя прошлая жизнь. Ну, какая-то часть моего прошлого. Больше всего меня пугало, что она не остановила меня. Ни разу. Она осталась в темном, пыльном уголке моего сознания, где ей и место.

Сразу возникает мысль, что она делает, что она задумала.

Я заканчиваю убирать посуду и вытираю руки. До Монте все было намного проще. Мне не приходилось так сильно беспокоиться о ней. Но теперь, теперь она совершенно непредсказуема, и это пугает меня до чертиков. Я не знаю, навредит ли она нам, но уверена, что она пойдет на крайние меры, чтобы навредить другим.

Я должна что-то сделать, чтобы отвлечься от связанного в моей постели мужчины и моей зловещей второй половины.