Убийство в пансионате - Ольга Туманова

- Я уже не могу видеть телевизор. Даже детские фильмы: или колотят друг друга по голове, или поджигают живьем, - вторила ей Алла Геннадьевна. - Ты знаешь, сколько у нас в больнице ребят с ожогами, сколько сгорело заживо от таких вот шуток с поджиганием. До этих мультиков у нас таких случаев не было.

Анатолий Иванович поднял стакан, сказал весело:

- У МММ нет проблем.

И снова стол вспомнил о хозяине, снова потянулся к нему стаканами:

- Ну, будь.

- Ну, всего.

- У правительства альтернативы нет, - сказал Анатолий Иванович, и стол дружно рассмеялся.

- Ну, у нас, как на кочку вскарабкался, альтернативы нет. Но мы им поможем. Подыщем альтернативу, - пробасил Рахматуров и развернулся к Клинову.

- Фашизмом пугают, - говорила Эльвира Васильевна. - Разве сейчас не фашизм? Убивают свой народ.

- Да, - соглашалась с ней Алла Геннадьевна. - Какая, право, разница, отчего дети умирают: от бомбы или от недоступности операции. А сколько наших ребят гибнет на чужой стороне, а страна их не только не славит, еще и предает, отрекается.

- Я никогда так не жил, - сказал Анатолий Иванович с ноткой отчаяния, что нет ему за столом поддержки. - Я никогда столько товаров не видел. Кругом все импортное.

- И за это импортное барахло не жаль заплатить детьми, - зло отозвалась Эльвира Васильевна. - Особенно, чужими.

- Идет процесс первоначального накопления капитала, - сказал Анатолий Иванович. - Приток иностранных инвестиций в экономику способствует... - он запнулся, вспоминая фразу, но Алла Геннадьевна отмахнулась:

- Да брось ты, в самом деле. Иностранные инвестиции - это новые фабрики и рабочие места для безработных, обилие магазинчиков и кафе, где все не слишком дорого и очень вкусно - а у нас вывозится страна: рыба, лес, металлы. Страна отдается за отбросы их производства, копеечные пряники, несъедобные продукты, и свой народ обречен на вымирание. И земля российская по кусочку отрезается, отдается тихой сапой, народ о том и не знает. Как тот же Даманский. Да и какая им разница там, в центре; земля вокруг них огромная, подумаешь, еще пара островов соседям отошла, зато у них под окном пару банок сосисок добавили в киоске.

- Период первоначального накопления капитала, - сказал Анатолий Иванович.

- А я тоже боюсь, - и Вера Алексеевна решилась заговорить о наболевшем, но негромко, чтобы муж не слышал, - день и ночь боюсь, что меня сократят. Так боюсь остаться без работы, - и такая тоска была и на лице Веры Алексеевны, и в ее голосе, что и Алла Геннадьевна, и Эльвира Васильевна молчали, не зная, что ответить. Сокращения шли повсюду, и они могли оказаться не у дел, но - рядом мужья.

- Пора и покурить, - сказал Василий Викторович, доставая сигареты.

- Мальчики, на балкон, - сказала Алла Геннадьевна и вспомнила. - А та... бабка... Кто ее? За что? Как же так?

Все замолчали. Все вспомнили о бабке, о преступлении, но ни о бабке, ни о преступлении никто ничего не знал.

19. - Вы видели холмик с цветами на площади у центральной гостиницы? спросила Зоя Петровна за завтраком.

- Да, - с интересом откликнулась Клинова. Она обратила внимание на холмик. Камни, цветы и деревянный крестик. Такие поминальные памятники ставят у дороги. Алла Геннадьевна изумилась: как можно кого-то задавить в таком закутке? Неужели ребенок? И она расстроилась, а муж сказал: "Да просто здесь убили кого-нибудь". - Да, видели.

- Там базарчик был, - неторопливо рассказывала Зоя Петровна. - Старушки торговали, прирабатывали. Иногда и вещи перепродавали, и водку, но больше зелень, все с дачи, цветы. Пришел... - Зоя Петровна запнулась, не стала употреблять в разговоре с Клиновой бранное слово, - ну, этот, кавказец, кто он там, азербайджанец или чеченец, я не разбираюсь. Сказал, что им здесь земля куплена. Ну, нашим старухам такой разговор не понравился. Они на него накинулись. Это наша земля. У нас землю не продают. Улица общая. Он им опять говорит: "На этой улице я цветы продаю, вы дешево торгуете, мне цену сбиваете". Привел милиционера, и тот подтвердил, что на этой улице он хозяин и без его разрешения торговать никто не может. Ну, старухи и на того накинулись. Они ушли. А потом тот пришел с гранатой. Одна старуха, она воевала, гранаты видела, закричала, что у него граната, что надо ложиться. Но ей никто не поверил. А она легла на землю и одна живая осталась.

20. Труд Андрея Андреевича, с тонкими наблюдениями, метко подмеченными деталями, психологическими характеристиками обитателей пансионата, пропал втуне. Подполковник Глебов Андрея Андреевича даже не выслушал, прервал в начале доклада:

- У тебя тридцать два дела на столе. Я тебе сегодня еще шесть передам. А ты чем занят? Что там исследовать? Там все на ладони. В этом притоне на верхних этажах селят кого ни попадя. Хоть на месяц, хоть на час. Без документов, без учета, чтобы налог не платить. Приходи после ужина, уйди до завтрака. Каждую ночь десятка три пускают на ночь, иностранцев, челноков и прочую шушеру. У кого на легальную гостиницу денег нет. Там их рекет разбирался с ихними челноками. Выкинули чемодан с барахлом с балкона. А бабка на балконе торчала, выглядывала, что там, наверху. Любознательная. Ты как того рекитира китайского искать будешь? По запаху? Закрываем дело.

Подполковник Глебов сердито прихлопнул створку окна: с улицы дул ветер. На город вновь налетел холодный дождь.