Сборник новелл «На полпути в ад» - Джон Кольер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда наши посылают за теми, за Людьми Тьмы.
— Боже правый!
— Да, наши убирают труп в отдел медицинских товаров… труп или взломщика, связанного накрепко, если это взломщик — и посылают за теми, а сами все прячутся… потом те приходят… Господи! Я их однажды видела. Прямо черная тьма, тьма на двух ногах. Стра-ашно!
— А потом?
— Они заходят, где лежит покойник или бедняга-взломщик. У них там есть воск… и все прочее, что надо. А когда они уходят, на столе остается лежать восковой манекен. А уж потом наши его одевают, в костюм там или купальник, и ставят рядом с остальными манекенами, и никто ничего не замечаег.
— Но они ведь тяжелее других, эти манекены? Должны быть тяжелее.
— Нет. Совсем не тяжелее. Я думаю, там таких уже много-бывших покойников.
— Господи помилуй! И что, они и с тобой хотели так обойтись, с малым ребенком?
— Да, но миссис Вандерпэнт сказала, что я буду ее служанкой.
— Мне не нравятся эти люди, Элла.
— Мне тоже. Так хочется увидеть живую птичку.
— Сходи в отдел зоологии.
— Нет, это не то. Мне надо, чтобы она сидела на ветке с листочками.
— Элла, давай встречаться почаще. Будем приползать сюда и встречаться здесь. Я расскажу тебе про птичек, и про ветки, и про листочки.
1 МАЯ. Последние несколько вечеров в магазине только и разговоров было, что о грандиозном слете в «Блумингдейлсе», отовсюду доносился взволнованный шепот. Наконец долгожданная ночь наступила.
— Еще не переоделся? Ровно в два выходим. — Роско назначил себя (либо был назначен) моим поводырем и охранником.
— Роско, я ведь совсем новичок. Как подумаю, что надо выйти на улицу, у меня поджилки трясутся.
— Чепуха! Бояться нечего. Выскальзываем наружу по двое или по трое, встаем на тротуаре, ловим такси. Ты что, в старые времена никогда ночью на улицу не выходил? А коли выходил, значит, нас видел, и не раз.
— Боже правый, верно! Еще часто чесал в затылке: кто же это такие? Вон, значит, кто. Но, Роско, я весь в поту. И дыхание перехватывает. Боюсь, не простыл ли.
— Раз так, тебе лучше остаться. Не ровен час чихнешь, вся вечеринка может пойти насмарку.
Я решил довериться их жесткому этикету, который во многом диктовался боязнью быть обнаруженными, и оказался прав. Скоро все они ушли, прошуршав, как листья, косо летящие на ветру. Я тут же переоделся во фланелевые брюки, парусиновые туфли и модную спортивную рубашку — весь этот товар поступил в магазин только сегодня. Потом нашел уединенное местечко, вдали от накатанного маршрута сторожа. Там в поднятую руку манекена я вложил широкий лист папоротника, который изъял в отделе цветов, — сразу получилось молоденькое весеннее деревце. Ковер был песчаного цвета, как песок на берегу озера. Белоснежная салфетка, два пирожных, каждое украшено вишенкой. Оставалось только вообразить себе озеро и найти Эллу.
— Ой, Чарлз, что это?
— Я поэт, Элла, а когда поэт встречает такую девушку, как ты, его тянет на природу. Видишь это дерево? Пусть оно будет нашим. А вон озеро — более красивого я в жизни не видел. Вот трава, цветы. И птицы, Элла. Ты говорила, что любишь птиц.
— О-о, Чарлз, ты такой милый. Мне кажется, я слышу, как они поют.
— А это наш ленч. Но прежде чем приняться за еду, сходи за скалу и посмотри, что там.
Я услышал ее восторженный вскрик — она увидела летнее платье, которое я принес для нее. Когда она вернулась, весенний день одарил ее приветливой улыбкой, а озеро засияло ярче прежнего.
— Элла, теперь давай перекусим. Будем радоваться жизни. А потом поплаваем. Тебе так пойдет любой из этих купальников!
— Чарлз, давайте просто посидим и поговорим.
Мы сидели и говорили, а время растворилось, как во сне. Не знаю, сколько мы могли так просидеть, забыв обо всем на свете, если бы не паук.
— Чарлз, что вы делаете?
— Ничего, милая. Просто дрянной паучок, он полз по твоему колену. Это мне, конечно, привиделось, но иногда такие фантазии хуже реальности. Вот я и попробовал его поймать.
— Не надо, Чарлз! И уже поздно! Очень поздно! Они вот-вот вернутся. Мне пора домой.
Я отвел ее домой — в подвальный этаж, в кладовку с кухонной утварью — и поцеловал ее на прощанье. Она подставила мне щечку. Интересно, почему только щечку?
10 МАЯ.
— Элла, я тебя люблю.
Прямо так и сказал. Мы уже несколько раз встречались. Целыми днями я мечтал о ней. Даже дневник не вел. А уж о стихах не могло быть и речи.
— Элла, я тебя люблю. Давай переберемся в салон для новобрачных. Что ты так испугалась, милая? Хочешь, вообще уедем отсюда. Поселимся в небольшом ресторанчике в Центральном Парке, помнишь такой? Там вокруг тысячи птиц.
— Прошу тебя… прошу тебя, не говори так!
— Но я люблю тебя, люблю всем сердцем.
— Ты не должен.
— А вот оказалось, что должен. Ничего не могу с собой поделать. Элла, только не говори мне, что ты любишь другого.
Она всхлипнула.
— Увы, Чарлз, люблю.
— Любишь другого, Элла? Одного из этих? Я думал, ты терпеть их не можешь. Наверное, это Роско. Только в нем и сохранилось хоть что-то человеческое. Мы с ним говорим об искусстве, о жизни, обо всем прочем. И он похитил твое сердце!
— Нет, Чарлз, нет. Он такой же, как остальные. Я их всех ненавижу. Меня от них с души воротит.
— Тогда кто же это?
— Он.
— Кто?
— Сторож.
— Не может быть!
— Может. От него пахнет солнцем.
— Боже, Элла, ты разбила мне сердце.
— Ты можешь остаться моим другом.
— Да, конечно. Я буду тебе как брат. Но как вышло, что ты его полюбила?
— О-о, Чарлз, это было так прекрасно. Я думала о птицах и замечталась, забылась. Только ты меня не выдавай, Чарлз. Они со мной знаешь что сделают?
— Ну что ты! Не бойся. Продолжай.
— Ну, я замечталась, и тут появляется он, выходит из-за угла. А мне и деваться некуда-на мне было голубое платье. А вокруг всего несколько манекенов, и те в нижнем белье.
— Так, дальше, пожалуйста.
— Что мне оставалось делать? Я скинула платье и застыла как вкопанная.
— Понятно.
— Он остановился прямо возле меня, Чарлз. Посмотрел на меня. И коснулся моей щеки.
— И ничего не заметил?
— Нет. Она была холодная. Но, Чарлз, при этом он заговорил со мной… сказал: «Ай да крошка, вот бы таких на Восьмой авеню побольше». Какой прелестный комплимент, правда, Чарлз?
— Лично я сказал бы «на Парк-авеню».
— Ой, Чарлз, не становись похожим на них. Иногда мне кажется, что ты начинаешь походить на них. Велика ли разница, Чарлз, какую улицу назвать? Комплимент от этого не стал хуже.
— Может, и не стал, но сердце мое разбито. И как ты добьешься его взаимности? Ведь он живет в другом мире.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});