Малиновый понедельник - Светлана Гололобова

Я с омерзением и стыдливостью попыталась прикрыться краем покрывала.

– Не скрывай от меня свою красоту. Я итак уже все видел. Сейчас наберусь сил, и мы продолжим.

– Нет. Не надо. Я больше не хочу.

– Я не знал, что ты девственница. Извини. Ты же мне об этом не сказала, вот я и подумал, что это можно сделать.

– Ты же знаешь, сколько мне лет.

– Знаю и что из этого. В твоем возрасте многие девочки живут половой жизнью. Думал, что ты уже взрослая и спишь с парнями. Ты осталась здесь со мной и должна была понять, чем это закончится.

– Что ж я теперь матери скажу? – Я закрыла лицо руками и заплакала. Максим, вместо того, чтобы меня успокоить сменил тактику.

– Ты и в самом деле такая правильная? Прям, как мамонт среди слонов. Ничего и никому не говори. Зачем вообще кому-то сообщать о том, что стала женщиной. Мама тебя за это по головке не погладит. Ради твоего же спокойствия, лучше промолчи. Это твое лично дело и твоя личная жизнь, и она не должна абсолютно никого касаться, а теперь тем более. – В его голосе больше не было бархатистости, а слышалась уже злость и раздражение.

Максим встал, быстро оделся и направился к выходу. У двери я услышала, как он командно произнес:

– Ложись и поспи немного. Я схожу в ночной магазин и куплю воды, чтобы ты смогла помыть свои ноги и привести себя в нормальный вид. Посмотри в зеркало, сопли свои распустила, все лицо размазано.

Вот так из богини Афродиты я моментально превратилась в сопливую девчонку. И не успела я возразить, как он скрылся в темноте. Шестнадцатилетие ознаменовалось полным провалом. Нашла-таки приключение на свою голову и осталась одна в сыром подвале, где нет связи, воды, близких или знакомых мне людей. Я опять была одинока во всей вселенной. Стало жаль себя.

Я сняла с дивана покрывало, накрылась и принялась обдумывать грядущий неприятный разговор с матерью. Усталость и алкогольное опьянение взяли вверх, Глаза закрылись сами собой и я заснула. Когда проснулась, было уже семь утра. Максима рядом не было. Он не вернулся. Мне ничего не оставалось делать, как самостоятельно расхлебывать кашу, которую сама же и заварила. И ничего не оставалось, как одной выбирать из этого подземелья.

Я нашла кусок старой тряпки, обтерла им ноги, оделась и стала искать что-либо похожее на фонарик. Зарядка на телефоне стала сдавать, и мне нужно было экономить энергию, чтобы вызвать такси. Мне повезло, я нашла зажигалку, которая лежала на барабанной установке. Она очень помогла, когда я, блуждая по коридорам подвала, искала нужную мне лестницу. Вздохнув с облегчением, я стала подниматься вверх. Лестница вела меня во взрослую жизнь. Я осознала, что детство кончилось, пришла пора взрослеть. Теперь мне и только мне придется отвечать за свои поступки.

Когда я оказалась на свободе, то дрожащей рукой набрала номер такси, и вызвала машину. На улице уже было светло. Погода угодила моему мрачному настроению. Моросил мелкий дождь и дул сильный ветер. В коротком платье с голыми руками, я выглядела нелепо на фоне непогоды. Спрятавшись под кроной большого тополя, я стала ждать такси.

– Что ты здесь лазишь, развратница. Иди отсюда.

Я вздрогнула и оглянулась. Метрах в пяти от меня стояла дворничиха и с грозным видом размахивала метлой, пытаясь меня прогнать, словно паршивую собаку. Шквалистый ветер сорвал с дерева молодые, еще не успевшие окрепнуть листочки и старые сучья разметал их в разные стороны. А мои волосы ветер растрепал так, что они стали походить на метлу дворничихи. Вид у меня был совсем не светский. Неудивительно, отчего она так ругалась.

Женщина, несмотря на ветер, усердно принялась старательно собирать метлой в кучу листву и стала мести ее в мою сторону. Она не удовлетворилась одной оскорбительной фразой и вылила на меня целый поток ругательств.

– Развели притон, наркоманы и потаскухи. Шарятся здесь и днями и ночами, управы на вас нету. Я вот возьму и позвоню куда надо. Немедленно, убирайся вон отсюда. – Она стала кричать на меня так, словно от ее громкого крика зависела вся ее жизнь.

Я отвернулась. Оскорбления, больно ударили по моему молодому самолюбию, но спорить и огрызаться я не стала. Не видела смысла убеждать грозную и незнакомую женщину в моей порядочности. Никто и никогда так грубо со мной не разговаривал. Я, стиснув зубы, побежала прочь, подальше от этого дерева и этого подвала. Недалеко, в молодой алее рядом с домом была скамейка. Я присела на скамейку и стала дожидаться таксиста под проливным дождем. Благо дожидаться пришлось не долго. Не прошло и пяти минут, как подъехал автомобиль. Но даже этого времени хватило, чтобы превратить меня из молодой девушки в безмозглую, мокрую курицу в дорогом платье именитого кутюрье.

Подметая листву, дворничиха продолжала бранить меня и пробегавшие мимо люди, укрывшись зонтами, косо поглядывали в мою сторону.

Оказавшись на сиденье автомобиля, я готова была расцеловать таксиста в обе щеки. Он был моим спасителем не только от злой дворничихи и непогоды, но и от всего того, о чем вспоминать обычно не хочется.

Вскоре я уже ехала домой. На часах было восемь утра. Я знала, что матери нет дома. Она всегда уходила в половине восьмого и возвращалась только вечером. До вечера у меня было время на то, чтобы прийти в себя и обдумать предстоящий разговор.

Оказавшись у дома, я быстро расплатилась за такси и молнией влетела в фойе подъезда. Сделала я этого для того, чтобы консьерж или еще кто-либо из жильцов не смог увидеть моего постыдного вида.

– Доброе утро, Любаша. Куда ты так торопишься? – Поприветствовала меня соседка тетя Лена, та самая, которая следит на лавочке под дубом за всеми жильцами дома и ведет записи в своем секретном блокноте. Она вышла из лифта, в самый ненужный момент, и видимо, собиравшаяся выгулять под дождем задохленькую чихуахуа.

В фойе нашего элитного дома было тепло. Повсюду горели яркие лампочки, и разглядеть мои смазавшиеся от слез и дождя глаза и спутанные волосы ей не составляло особого труда. А чего стило мое появление в столь ранний час в таком виде в фойе? Это был полный провал и катастрофа для меня, и сенсация для соседки.

С промокшего насквозь платья стекали капли. На белом мраморном полу от моих грязных босоножек, перетоптавших половину грязного повала, предательски отпечатались следы грязи, глины и песка. Я ощутила себя снежным человеком, которого обнаружили земляне, причем в самый неподходящий для него момент.

Тетя Лена критически осмотрела меня с ног до головы так, что не одна деталь не ускользнула от ее зоркого глаза, улыбнулась и снова спросила:

– Ты куда-то идешь с утра пораньше, или же возвращаешься из гостей? – Вопрос она задала издевательски, с ухмылкой. Соседка прекрасно видела мое состояние, а также то, что я пришла со стороны улицы, но никак не наоборот. Видно было, что она просто хотела услышать в ответ, мое вранье, которое вскоре смогла бы донести и до матери и до остальных жильцов.

– Доброе утро, Елена Сергеевна. Извините, но я очень тороплюсь и не могу отвечать на вопросы.

– А с каких это пор, Люба ты зовешь меня Еленой Сергеевной, а не тетей Леной? Я тебя чем-то обидела?

– Нет. Я просто тороплюсь.

Меня спасла собачка, которую соседка держала на руках. Чихуахуа, оскалив зубы, принялась лаять в мою сторону и, пытаясь вырваться, норовила укусить меня за руки. Хозяйка собачки отвлеклась, и я бросилась к лифту. Но и здесь меня поджидала неудача. Как только я оказалась у лифта и с облегчением вздохнула оттого, что удалось оторваться от соседки, как двери его открылись, и я оказалась лицом к лицу со своей матерью. Я с видом каменного истукана, застыла на месте. Мать была одета в строгий брючный костюм цвета горячего шоколада и, по-видимому, торопилась на какую-то деловую встречу.

Конец ознакомительного фрагмента.