Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич

Медведь закуривает, затуманенными глазами глядит на низкие, но уже розовеющие над Москвой облака. Медведь в детстве гонял голубей. На крыше он как дома.

…Нет предела совершенству. Пока чекисты набирали навыки в борьбе с организованной преступностью, организованная преступность набиралась ума-разума в борьбе с чекистами и милицией. С каждым днем молодая криминальная поросль становилась наглее, тоньше, изворотливее. Они читали все материалы, касавшиеся деятельности правоохранительных органов, и выуживали из газетных статей и телепередач любые подробности, которые позволяли не наступить на грабли вторично.

С каждым разом становилось все сложнее отрабатывать планы для проведения операций. Все чаще возникали нештатные ситуации при захватах, все труднее документировались преступления.

На помощь приходила техника. Но ее было мало. Ее было катастрофически мало, и она катастрофически старела, отставая по своим характеристикам от зарубежных образцов. «Ангстрем» — продукт спецпроизводства КГБ СССР — когда-то была лучшей радиостанцией. Она по-прежнему, если возникало такое желание, могла обездвижить преступника или расколоть стекло «мерса», однако зачастую весьма плохо принимала сигнал, хотя в этом и заключалось ее предназначение. Специалисты кусали локти: у них было множество свежих идей, которые пропадали втуне из-за отсутствия презренного металла.

Противная сторона и деньги, и технику имела в достатке. Технику современную, эффективную, импортную. Откуда бандиты брали ее, оставалось до поры открытым вопросом, но она была. Для правоохранительных органов на проведение технических мероприятий требовалась санкция прокурора. Для противоположной стороны санкция не требовалась. Эта противоположная сторона прослушивала что хотела и подглядывала куда не надо без санкции и без риска, поскольку ответственность за это законом не предусматривалась.

Все чаще переговоры в эфире становились достоянием преступных групп контрнаблюдения, работавших на тех же частотах. Деятельность противоположной стороны становилась все более профессиональной. Все чаще чувствовалась рука специалиста.

Это уже не «Черная кошка», наводившая на Москву страх в конце сороковых, незримо бродила по столице. Это полчища голодных крыс вышли на свою крысиную охоту. Они размножались, наглели. Они обходили расставленные приманки, оставляя западни для доверчивых дурачков. Их жертвами становились вчерашние паханы, жирные коты преступного мира. На арене появлялись новые действующие лица. Прежние короли Марьиной рощи, теряя власть и влияние, уходили в тень, а многие — в небытие.

И в этой обстановке офицерам госбезопасности приходилось начинать все сначала. В который раз!

Конец семидесятых — начало наступления на преступный мир всем миром. Милиция, прокуратура, КГБ наводили мосты для совместной непримиримой борьбы с этим злом. В Комитете государственной безопасности создавались специальные подразделения. Медленно, но уверенно выявлялись механизмы современной уголовной преступности. И вместе с тем все глубже проникали ее щупальца в правоохранительную систему. Короста коррупции начинала свое черное дело и там.

Реализовались громкие дела. Арест, следствие и суд, а затем расстрел директора Елисеевского магазина Соколова. Печальный конец карьеры Амбарцумяна, директора Дзержинской плодоовощной базы, — депутата Моссовета, член горкома партии, Героя соцтруда. Арест начальника московского торга Трегубова. Хлопковое дело. Жулье становилось все наглее и наглее. Образовывались целые кланы, увязывавшие в один узел представителей криминальной среды и органов власти. Под контроль преступных личностей попадали офицеры милиции, руководители прокуратур. Москва вынуждена была посылать своих людей в республики СССР для пресечения деятельности зарвавшихся чиновников. Десятки следователей и оперативных работников распутывают клубки преступлений на самых разных уровнях, зачастую рискуя карьерой, а то и жизнью.

Несмотря на остроту этой, пока неравной борьбы, начавшиеся процессы криминализации быстро набирали обороты. Блатная и тюремная песенная лирика становилась модой и для криминальной среды, и для номенклатурной. И с правительственных дач нет-нет да и пробивался сквозь густую листву голос Александра Розенбаума:

Общество было обречено.

И вновь, как бывало в трудные времена, оно обратилось к ведомству на Лубянке. Но тут началась борьба под ковром. Министр внутренних дел Щелоков настаивал на отводе чекистов от работы по криминальной среде. Скрытно настаивал, естественно. Все чаще вместе с бандитами в камерах оказывались представители и его всесильного ведомства. Могущественный шеф КГБ Юрий Андропов дал карт-бланш своим офицерам. Авторитет Щелокова начал таять — в первую очередь среди партаппарата верхнего звена. Слухи, основанные на реальных фактах, становились достоянием гласности. Дворовое радио грешило в деталях, но оставалось точным по существу. Похождения Чурбанова, Галины, сына Щелокова раздражали, однако больше всего раздражало распространение информации о них. Щелоков попытался организовать противостояние. Условия для этого были неплохие, да и позиции тоже — в замах у министра ходил зять генерального секретаря. Однако генсек не вечен. Со смертью Брежнева надежды министра рухнули. Новый генеральный был человеком без комплексов, но со своими внутренними установками.

Точнее, со своими собственными комплексами. К нему было не подобраться. Для него авторитет личности определялся не только работоспособностью, но и чистотой. Министерство внутренних дел получило нового начальника. Генерал КГБ Федорчук привел в стены МВД большую команду своих людей. Для нечистоплотных чиновников ведомства Щелокова начались черные дни. Первые кадровые перестановки, первые уголовные дела…

Прибывшие в МВД чекисты ощутили все то же мощное противостояние. Ломать порочные традиции было тяжело. Слишком глубоко зашли болезненные процессы. Но очищение шло. И этому во многом способствовали честные сотрудники милиции. Им не меньше других надоели угодничество, взятки, чинопочитание, показуха. Тень недоверия легла и на них. Избавиться от этой тени — значит восстановить доверие народа.

Совместными усилиями реализовались крупные уголовные дела. Все чаще неприкасаемые становились обвиняемыми. Это вселяло уверенность, оптимизм.

Начало перестройки открыло новую эру. И для честных людей, и для людей сомнительных. В восемьдесят шестом году ситуация кардинально изменилась. КГБ был выведен из сферы борьбы с организованной преступностью. Отделы расформировывались, оперсостав менял участки. Резко сократились возможности для работы по коррумпированной верхушке.

Идеализм в политике, как и простота в быту, хуже воровства. Через три года все началось сначала. Вал преступности стремительно рванул вверх. Как всегда в тяжелую минуту, под знамена призвали чекистов. Но время было упущено, позиции утеряны, кадры утрачены…

И опять — как десять лет назад. С нуля, но по самым высоким требованиям.

Первым делом службы В.И. было разоблачение вымогательства четырех тысяч рублей. Символично, что преступником оказался сын члена бюро МГ'К. Горькая символика. Горькие и итоги…

Ущелье сужается и идет под уклон. Красные скалы остались в поднебесье. Здесь, внизу, где бредут двое, поддерживая друг друга, — серые сумерки. Еще полчаса, и в глаза снова полыхнет солнце. В долине свои, они встретят уже на последнем повороте. Главное — не напороться на духов.

И вдруг на последнем повороте из камней поднимается тот самый обкомовский отпрыск. Одновременно в сознание врывается глухое бормотание радио: «чрезвычайное положение… ГКЧП…»

Раз! Одеяло летит на спинку кровати. Два! Тело взлетает над койкой, босые пятки впечатываются в пол, как и положено в боевой стойке. Сбрасывать сон мгновенно — этому Афган научил навсегда: там крик «Тревога!» означал степень наивысшей опасности.