Повесть о царе Удаяне - Сомадева

Когда рассказал я все это, очень упрашивал меня Шакатала снова показать ему силу ума моего, и вызвал я перед ним усилием мысли воплощение Богини Ганга[119]. Поклонился я ей, и она, обрадованная этим, исчезла. Шакатала же стал после этого еще больше мне предан. Заметил он как-то раз, что томлюсь я от вынужденного заточения, и обратился ко мне с такими словами: «Зачем терзаешься ты, обладатель могучего знания? Разве не ведомо тебе, что разум царей непостоянен? Скоро придет и к тебе избавление. Послушай-ка одну историю.

Жил в стародавние времена царь Адитьяварман, а главным министром у него был многоумный Шиваварман. Случилось так, что жена этого властителя понесла и, узнав об этом, царь спросил стражей, охранявших женский покой: «Вот уже два года минуло, как я в женский покой не входил. Отвечайте, как это случилось, что царица забеременела?» И они ему на это ответили: «Никакому мужчине сюда проникнуть невозможно. Но вот твой министр Шиваварман постоянно сюда наведывается». Услыхав такую весть, подумал царь: «Вот кто, оказывается, мой недруг! Но если я его убью, меня же осудят!» Поразмыслив, посылает он тогда министра к своему вассалу[120] и другу Бхогаварману. А вслед Шиваварману послал царь письмо с тайным гонцом и в том письме велел Бхогаварману убить министра. Не прошло и семи дней после отъезда министра, как вдруг забеременевшая царица бежала, однако стражи схватили ее, а вместе с ней мужчину, наряженного в женские одежды. Узнав об этом, Адитьяварман в раскаянии воскликнул: «Зачем без всякой вины велел я убить такого хорошего министра?!»

Тем временем прибыл министр в царство Бхогавармана, а гонец с письмом еще не поспел. Когда же оно пришло, то призвал Бхогаварман к себе министра и с глазу на глаз прочел ему то место, где говорилось о казни. Тогда лучший из министров Шиваварман обратился к нему с такой речью: «Ты, как велено, убей меня. Если не сделаешь, как приказано, то я сам себя убью!» Удивившись, Бхогаварман спросил министра: «Что это значит, брахман? Скажи мне, не то прокляну я тебя!» Ответил ему на это Шиваварман. «Той стране, где меня убьют, целых двенадцать лет бог не даст дождей».

Узнав об этом, стал Бхогаварман совещаться со своими министрами: «Каков злодей этот царь! Он хочет погубить нашу страну. Будто у него самого не нашлось тайного палача совершить казнь! Нужно его министра стеречь, чтобы рук на себя не наложил. Ни в коем случае его убивать нельзя!» Посовещавшись, отрядили стражей и под охраной тотчас же выпроводили Шивавармана из их страны. Вот как благодаря своему разуму остался министр в живых и доказал свою невиновность.

Так и твое очищение от вины свершится, и царь раскается, а ты, Катьяяна, пока оставайся в моем доме!»

Так по совету Шакаталы остался я под его кровом, ожидая удобного случая и считая томительные дни.

Тем временем, о Канабхути, сын мнимого Нанды, которого звали Хираньягупта, поехал однажды на охоту. Занес его конь в дремучий лес. И вот уже ему, заблудившемуся, приходится искать место для ночлега, ибо кончился день. И чтобы провести ночь, забрался он на дерево. Через некоторое время на то же дерево влез, спасаясь от льва, медведь. Увидев, что царевич дрожит от страха, сказал ему медведь: «Не бойся меня, я тебе друг!» Успокоенный такими словами, заснул Хираньягупта, а медведь бодрствовал и охранял его. Лев, бродивший под деревом, так ему говорил: «Ты, медведь, сбрось человека с дерева, я и уйду». С гневом возразил ему медведь: «Нет, злодей, не предам я друга!» Спустя некоторое время медведь заснул, а царевич проснулся, и тогда лев обратился к нему: «О юноша, сбрось ты мне медведя с дерева!» Царевич же, в страхе за свою жизнь и ради того, чтобы умилостивить льва, стал медведя сталкивать. Но тот по воле случая проснулся и проклял царевича: «Предавший друга, стань безумным!» Вот какая история приключилась о царевичем Хираньягуптой. Вернулся он рано утром домой совсем утратившим разум, а мнимый Нанда, видя его в таком несчастье, в отчаянии сказал: «О, если бы Вараручи был жив! Если б знал я, что так случится, все бы я ему простил. Горе мне!» Шакатала же подумал при этих горестных словах: «Вот случай привести Вараручи! Он гордый человек и не останется здесь, а царь будет мне доверять». Так рассудив, рассказал он без страха царю, что жив Вараручи и находится в пределах его царства. Мнимый Нанда тотчас ему сказал: «Сию минуту его привести!»

И вот как можно быстрей Шакатала привел меня пред царские очи, и увидел я утратившего разум сына царя. Сразу же сказал я: «Он предал друга», и по милости Сарасвати рассказал я мнимому Нанде о том, что произошло накануне в лесу. Тотчас спало проклятие с царского сына и горячо он возблагодарил меня. «Как ты узнал об этом?» — спросил меня царь. И я ответил ему: «О царь, по признакам, по отражению, по размышлению все рассудительному ясно. Все это узнал я так же, как и про ту родинку». Стыдно стало царю от моих слов. Желая очищения от вины больше, чем угощений и даров, поспешил я домой. Добродетель — вот богатство наделенных разумом!

Когда же пришел я домой, то все родичи, собравшись, стали оглашать округу рыданиями, а тесть мой Упаварша в беспредельном горе подошел ко мне и сказал: «Проведав о том, что ты казнен по повелению царя, Упакоша предала свое тело огню. Достойная же твоя мать умерла, ибо разорвалось ее сердце от горя». Выслушал я все это и от тяжести обрушившегося на меня нового горя, словно дерево, вырванное бурей, упал без памяти на землю. Придя же в себя, стал болтать несуразное, подобно безумцу. Кто, утратив возлюбленную, не сгорит в беспощадном пламени горя! Наставник мой Варша увещевал меня: «Что ты так сокрушаешься? Ты же знаешь, что в этом непостоянном мире постоянно только непостоянство!» Так, утешаемый им, пришел я в себя, но, удрученный душой, разорвал я все мирские узы, пошел искать дремучий и безлюдный лес, чтобы предаться покаянию.

Проходил день за днем; однажды в мою обитель пришел некий брахман, и я попросил его рассказать, что делается в царстве мнимого Нанды. Вот что он мне поведал: «Слушай, когда покинул ты страну, представился Шакатале долгожданный случай. Размышляя о том, как убить мнимого Нанду, увидел он однажды брахмана Чанакью[121], копавшего землю. «Зачем ты роешь землю?» — спросил он брахмана, а тот ему ответил: «Вырываю я траву дарбху[122], ибо поранила она мои ноги». Тогда родилось у Шакаталы злое намерение использовать этого брахмана для убийства мнимого Нанды.

Спросил он его имя и так обратился к нему: «Поручаю тебе, брахман, совершить тринадцатидневную шраддху[123] во дворце царя Нанды. Будет тебе щедрая награда — сто тысяч золотых, а за трапезой сядешь ты выше всех. Пока же будь моим гостем». Привел Шакатала Чанакью к себе домой, а в день жертвы отвел его во дворец, и было ему поручено ее свершение. После того как жертвоприношение завершилось, началась трапеза, и Чанакья хотел сесть выше всех. Но того же пожелал другой брахман, которого звали Субандху. Доложил Шакатала царю, из-за чего поднялась ссора, и Нанда решил: «Пусть Субандху сидит выше всех, ибо никого нет достойнее его». Тогда со страхом подошел Шакатала к Чанакье, передал ему желание царя и добавил: «Нет в этом моей вины!»

Чанакья воспылал гневом и, распустив прядь волос на своей голове, дал клятву: «Непременно через семь дней я убью Нанду! Только после этого я снова завяжу прядь!»

Услыхав эти слова, мнимый Нанда разъярился и прогнал его, Шакатала же скрыл Чанакью у себя в доме. Дал он ему все необходимое, и начал Чанакья, где-то укрывшись, магическое средство готовить, чтобы извести Нанду. На седьмой день довело это средство мнимого Нанду до смерти от мучительной лихорадки, а Шакатала велел убить Хираньягупту и поставил на царство Чандрагупту, сына настоящего Нанды.

После этого упросил он Чанакью, равного умом Брихаспати[124], стать при Чандрагупте министром, а сам, удрученный гибелью всех своих сыновей, но отомстивший за них, удалился в дремучий лес».

И когда, о Канабхути, выслушал я из уст того брахмана, что случилось, впал я в великое горе, потому что увидел непостоянство всего сущего. И от этого-то горя пришел я сюда, чтобы поклониться богине, живущей в здешних горах[125], и по ее милости встретил я здесь тебя и вспомнил все, что было со мной в прежнем рождений.

Когда же вернулось ко мне божественное знание, рассказал я тебе «Великий сказ» и теперь, освободившись от проклятия, попытаюсь избавиться от смертного тела. Ты же, Канабхути, оставайся здесь, пока не придет к тебе со своими учениками брахман Гунадхья, забывший три языка[126].

Он, так же как и я, лучший из ганов[127], был проклят разгневанной богиней и обречен подобно мне на жизнь среди смертных. Подлинное имя его — Мальяван. Ты должен пересказать ему «Великий сказ», некогда поведанный Шивой, и тогда и ты и он освободитесь от проклятия».

Так Вараручи закончил свой рассказ и пошел в священную обитель Бадарику[128], чтобы освободиться от бренного тела. По дороге туда увидел он на берегу Ганга брахмана, поедающего корни травы куша[129], и заметил, как тот порезал руку ее листом. Тогда силой мысли своей обратил он потекшую кровь в сок растения с целью испытать, не заносчив ли этот брахман. Увидев это превращение, воскликнул аскет в непомерной гордости: «Сиддхом[130] я стал!»