Охота на инспектора - Валерий Гусев

Алешка первым делом осмотрелся. Сначала в доме, а потом вокруг дома. «Вокруг дома» ему понравилось больше, чем в доме.

— В доме, Дим,  — рассказывал он мне,  — так красиво, что там жить скучно. Как в музее. Только в музее все довольно старенькое, а у них в доме все довольно новенькое.

Мне тоже пришлось побывать в этом доме. И мне тоже он показался немного странным. Все в нем новенькое — стены, мебель, картины, посуда, ни одной теплой живой вещи. Все как будто декорации для спектакля. И такое впечатление, что не жили в этом доме, а играли на сцене. Корзинкин —старший и мигренистая тетя Лилия играли каких —то старосветских помещиков. Мариша и Матреша играли роли горничной и кухарки. Но все играли плохо. Кроме одного деда, который жил на задворках.

И вот на эту сцену с плохими актерами вышел, образно говоря, мой младший брат. Тоже со своей ролью. И сыграл ее блестяще. Правда, очень скоро выяснилось, что играл он не ту роль. Ошибся немного. Впрочем, об этом — все еще впереди…

Ребят поселили в детской комнате. Князек, естественно, устроился вместе с ними. Комната была на первом этаже, Алешка оценил это преимущество и прозвал ее «детской комнатой милиции». Наверное, потому, что Шурика, когда он в чем —то провинился (например, плохо кушал за обедом), запирали в этой комнате на два часа, в наказание. Так что окно на первом этаже, смекнул Алешка, не раз им пригодится.

Во всем доме его заинтересовала только одна дверь.

— Что там   — спросил он Шурика, потрогав на двери тяжеленный замок.

— Туда нельзя,  — испуганно шепнул Шурик.  — Там подвал. Страшный.

«Раз нельзя,  — логично подумал Алешка,  — значит, очень нужно». И в первую же ночь подкрался к заветной запретной двери. Сначала прислушался — ему послышались за дверью какие —то неясные звуки; потом прижался глазом к едва заметной щелке, и ему показался за дверью слабый свет.

Алешка опять потрогал замок и пошел спать. У двери в «детскую комнату милиции» он вдруг замер. Его насторожили чьи —то легкие шаги в коридоре. Алешка шмыгнул в комнату и приник к щели. Чья —то неясная тень скользнула к подвалу, задержалась у двери. Послышался тихий голос, произносящий неразборчивые слова. И чья —то неясная тень растворилась в глубинах темного коридора.

«Не зря я сюда приехал,  — подумал Алешка,  — что —то здесь будет».

А вот вокруг дома было хорошо. Внизу, в конце березовой аллеи, уже усеянной разноцветными осенними листьями, струилась скромная речка. Перед домом мелькали всякие клумбы, газончики, скамейки и дорожки. А за домом кустились заброшенные заросли шиповника и боярышника. Там еще росла и крапива, в Алешкин рост, но сейчас она уже пожелтела, скукожилась и не кусалась.

За одичавшими зарослями виднелась низкая лужайка, заросшая тоже уже пожелтевшей травой, в которой все —таки пестрели стойкие осенние цветочки.

В уголке усадьбы, под дикими корявыми сливами, ютился небольшой сарайчик с печной трубой на крыше. Возле него вольно раскинулся навес, под которым ровными рядами сохли березовые дрова. От них очень хорошо пахло лесным летом. Или летним лесом.

В этом сарайчике жил, как называли его в доме, Дедуля — старичок с седой бородой, с лысой головой под зимней шапкой и в валенках.

— Железный Дровосек,  — сказал Алешке Шурик.  — Я его так про себя называю.

— А почему   — удивился Алешка.

— Ну, он дрова нам на зиму запасает. А потом, у него коленки громко скрипят, будто ржавые.

Алешка подумал, что Шурик не так —то прост и наивен. Застенчивый, затюканный, но здорово себе на уме.

Когда они подошли к сарайчику, Дедуля —дровосек сидел под окошком на каком —то черном гладком бревне и дымил трубкой. Неподалеку стоял пенек с воткнутым в него топором.

Дедуля вежливо снял шапку и положил ее рядом на бревнышко — лысина приветливо засияла под солнцем.

— Здрасьте,  — сказал Алешка и без дальнейших церемоний заметил: — Что —то вы, дедушка, рановато зиму встречаете. Не жарко в валенках

Старичок Дровосек выколотил трубку о бревнышко и дробно по —доброму рассмеялся, показав из —под бороды и усов два своих любимых зуба: один вверху, другой внизу:

— А я, милок, цельный год в валенках чикиляю. Смекаешь

— Не врубился,  — признался Алешка.

— Ноги застудил в молодые годы.

— На Северный полюс ходили   — приблизительно догадался Алешка.

— Куда! По нашей Тайнинке босый бродил.

— Очень надо было

— А то! Золотишко мыл. Кумекаешь

— Смекаю.

— Да не ври, милок! Откуда тебе знать Речка наша хоть и мала, но всем богата. И рыбка в ней хороша водилась. И…  — Дедуля —лесоруб выдернул из пенька, на котором он, видно, колол дрова — пенек вокруг был до «пояса» засыпан свежей щепой,  — и золотинки в песке плескались.  — Пересел зачем —то на чурбачок, приготовившись долго рассказывать, снова набил и раскурил свою треснувшую трубку.  — Ходил по воде с весны до осени, с тазиком, золотишко добывал. Смекаешь

— Кумекаю.  — Алешка с сочувствием глянул на его уже не раз подшитые валенки и неумело заплатанную телогрейку.  — И много добыли

— А то! Цельную гармошку себе справил. Трехрядку. Тульскую. И еще на один сапог хватило. Шурупишь Но сапог куплять не стал — на фига он мне один на две ноги. Валенцы купил.

— Вот эти   — Алешке этот разговор становился все интереснее. А Шурик только переводил глаза с Дедули на Алешку и обратно и хлопал ресницами.

— Здрасьте! Эти я всего пятый год ношу, усек А об тех памяти и на каплю не осталось… А речка наша хороша, недаром Тайнинкой зовется.  — Дед долго пыхтел дымом.  — В ней, родимой, столько тайнов всяких сокрыто, числа им нет. Смекаешь

— Интересное дело.  — Алешка и видом, и тоном показал, что дело это для него ни капли не интересно, как и первые дедовы валенки.  — Чтой —то там за тайны такие

— А вот поживешь — увидишь!

— Ага,  — лениво согласился Алешка,  — смекаю.

Дед усмехнулся и жесткой ладонью пригладил Алешке хохолок на макушке.

— Экий волос у тебя буйный. Знать, и характер такой.

Алешка потрогал макушку, удивился:

— Волос Один, что ли У меня их полно.

Дед дробно рассмеялся.

— Это вы, городские, так говорите: волосья, а по —нашему — волос. У нас складнее. Смекаешь

После обеда Алешка сказал, что надо как следует прогулять Князька, чтобы не застаивался. «А то он опять запортится».

Князек сразу все понял, подхватил свой мячик и вылетел из дома. Ребята — за ним.

— Ты тоже побегай,  — сказал Алешка Шурику.  — Тебе полезно.  — Он был с ним суров, как отец —командир со своими новобранцами.

А сам зашагал к сарайчику.

— Чего пришел   — спросил Дедуля, втыкая топор в чурбак.  — Уже соскучился

Алешка вздохнул и присел на черное бревнышко.

— Маманя меня достала,  — пожаловался он.

— Что так Учиться велит

— Хуже того.  — Алешка вздохнул еще протяжнее и жалостливее.  — На пианино велит играть.

— Так играй, раз маманя велит. Маманя плохого не пожелает, смекаешь

— Не люблю я пианино. Я гармошку люблю. Как ее растянешь, как она зальется…

Верно сказано: уж если врать — так красиво.

— Так играй. Час на пианине, другой — на гармошке.

— Пианино у меня есть, а гармошки нет. Вот я и думаю: наберу золотишка в реке — и куплю трехрядку.

— И то! Однако нынче холодно уже. Застудишься.

— Я сапоги надену.

— И то! Валяй!

— А вы мне дайте свою миску.

— Миску! Миска — это когда было —то! В давние времена. Я с той поры настоящим лоточком обзавелся. Постой, поищу.  — И дед скрылся в сарайчике, чем —то там погремел, почертыхался и вышел с деревянным корытцем в руках. Донышко у корытца было ребристое.  — Он самый и есть — лоток промывной, смекаешь

— А то!

— Вот и брешешь. Значитца, так. Набираешь в него речной песок, заходишь в воду и, где теченье пошустрее, опускаешь его в воду, кумекаешь

— Врубаюсь.

— И вот так вот,  — дед покачал лоток из стороны в сторону,  — его колыбелишь. Вода песок снесет, а золотишко в ребрышках застрянет. Врубился

— Скумекал.

Алешка забрал лоток и пошел на заливистый лай и восторженный визг. Что —то нашли, подумал Алешка. И не ошибся. Князек азартно наскакивал на свернувшегося в клубок ежика, заливисто лаял, а Шурик восторженно визжал. Они оба, наверное, первый раз в жизни увидели живого ежа.

При появлении Алешки Князек осмелел и сунулся носом к ежику вплотную, тут же обиженно взвизгнул и отскочил. Шурик с таким же успехом попытался взять колючий мячик в руки.

— Хватит визжать,  — сказал им Алешка.  — И чего вы к нему пристали

— Ежик, Леш! Живой! Настоящий!

А Князек сел и несколько раз облизнул уколотый нос.

— Тихо!  — велел Алешка.  — Замрите.