Битва за Ориент - Олег Попенков

– Ой, да ладно, ты прям как девочка! Я ж тебя не про постель спрашиваю! – обиделась Ракитина.

– Ещё чего не хватало!..

– Вот умеешь ты настроение испортить! – Ольга подхватила со стола свою чашку и, пройдя к умывальнику, принялась сердито тереть её руками под сильной струёй воды.

– Ладно, Оль, извини меня. – Дорошина подошла к ней сзади и обняла за плечи. – Просто мне тошно сейчас. Скоро ведь и правда полтинник, а всё как-то нелепо получается в жизни! Ведь любили же друг друга, а теперь…

– Ладно, подруга, проехали! – смягчилась Ракитина.

Было раннее утро, и уставший от бессонницы Павел спускался по боковой лестнице на второй этаж, в котором размещался ресторан отеля.

Через стеклянные фрамуги внутрь помещения проникал уличный свет, и были все основания полагать, что новый день станет таким же солнечным, как и вчерашний.

Пару дней назад песчаная буря, отравлявшая жизнь всем русским хабирам в течение почти двух недель, иссякла, и на небе показалось светило.

Входя в ресторан, Дорошин заметил у столика, за которым уже собрались к завтраку все русские спецы, двух вооружённых людей в камуфляже и зелёных беретах. Они о чём-то переговаривались с заводчиками.

Ускорив шаг и подойдя ближе, Павел прислушался к разговору.

– Обстановка сложная. Маршрут движения забит беженцами из Бенгази, – говорил по-русски без всякого акцента стоявший к нему спиной незнакомец. – Нам поручено сопровождать вас до самого Рас-Лануфа и обеспечить посадку на морской паром, который доставит вас к берегам Сирии…

– Доброе утро! – поздоровался со всеми сразу Дорошин.

Говоривший военный повернул голову на голос, и… они сразу узнали друг друга.

– Саша, ты?! – Перед Дорошиным стоял его более молодой коллега по военному институту, с которым они когда-то вместе служили на судоремонтном заводе одной из прибалтийских республик, где шла подготовка иностранных офицеров-подводников, а затем, несколькими годами позже, встретились в Ливии.

– Паша, ты как здесь?! – в свою очередь, обрадовался и одновременно удивился неожиданной встрече тот.

В следующий момент они крепко, по-дружески, обнялись.

– Саша, ты в ливийской форме, с оружием – что это значит?

– Да вот, явился вас проводить, – улыбнулся Степанченко. Но глаза его сразу стали серьёзными.

– Ты здесь… – не закончил вопроса Дорошин.

– Правильно подумал, – кивнул друг. – Я здесь, чтобы отстоять законную власть. Познакомься, это мой командир, – представил он молча стоявшего рядом с ним высокого мужчину в военной форме с автоматом Калашникова за спиной.

– Борислав, – приятно улыбнулся незнакомец, крепко пожав протянутую Павлом руку, и добавил: – Я – серб из Боснии.

– Ты в каком номере остановился? – спросил Александр.

– В 407-м, на четвёртом этаже. Если сможешь, приходи ко мне, я в отеле неотлучно. Поговорим, ведь так давно не виделись!

– Приду с удовольствием, но только к вечеру – надо со всеми делами управиться до наступления завтрашнего утра. Появлюсь у тебя часов в семь примерно. Не возражаешь?

– Буду ждать, – пообещал Дорошин, и мужчины, попрощавшись со всеми, ушли.

– Ничего себе! Вы что же, знакомы, выходит? – У Ивана от удивления и крайнего любопытства отвисла нижняя челюсть.

– Выходит, – задумчиво согласился Дорошин. – Вы кушайте, Ваня, кушайте, – посоветовал он молодому человеку.

Если ранее, направляясь в ресторан, Павел ещё сомневался, стоит ли идти на завтрак, то теперь все сомнения улетучились – есть что-либо расхотелось вовсе.

«Почему Сашка с оружием и в военной форме? К тому же в сопровождении югослава? На охрану посольства это не похоже…» – мысли роем кружились в его голове.

Вопросов, самых разных, было много, а вот ответов на них у Павла не находилось, хотя он и прилагал все усилия, чтобы разгадать неожиданный ребус.

– Знаешь, Куприяныч, я, пожалуй, пойду к себе. Есть что-то не хочется. Если что – я в номере, – предупредил он старшего группы специалистов.

Находясь и сам под впечатлением от всего увиденного и услышанного, Михаил Куприянович, человек неторопливый и осторожный, только понимающе кивнул в ответ. Ему ещё не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией во время заграничных выездов, и он нуждался во времени, для того чтобы всё спокойно «переварить».

В дверь гостиничного номера постучали.

Идя открывать, Дорошин автоматически взглянул на часы: ровно семь вечера.

– Точность – вежливость королей! – с улыбкой похвалил Павел, впуская друга. – Ты что же, стоял у дверей, ожидая, когда часы на башне пробьют девятнадцать ноль-ноль?

– Нет, конечно, – улыбнулся Александр. – Просто привык не опаздывать, рассчитывая время. Ты ведь помнишь, нас этому учили в армии?… А у тебя ничего, уютно!

– Это не у меня, а у них, – уточнил хозяин номера.

– Ну да, – усмехнулся приятель.

Находясь в ожидании Александра, Дорошин накрыл маленький столик у самой лоджии, куда придвинул оба мягких стула, имевшихся в его распоряжении.

«Дастархан», собранный Павлом на скорую руку, был по-походному незамысловат. Предвидя долгий разговор с другом, которого не видел со времени распада СССР, он разжился в местном баре литровой бутылкой виски (спиртное с некоторых пор стали продавать в Ливии для иностранцев, проживающих в отелях от четырёх звёзд и выше). Порезал лимон на дольки, выложив их на блюдце, и высыпал содержимое двух пластиковых пакетиков с орехами кешью в вазочку для сладостей. Отдельно на столе лежали круглая картонная коробка плавленого сыра «Смеющаяся корова» местного производства, а также пачка сигарет и спички.

– Ишь ты, Джонни-гуляка, – покрутил в руке гранёную бутылку «Джонни Уокер» со знакомой этикеткой Степанченко. – У вас тут продают?

– Ну да. Чего ты на неё любуешься, скрути ей башку! – не без былого озорства предложил Дорошин.

Он только сейчас вспомнил, что забыл выставить на стол две бутылочки лимонной воды «Бен Гашир», припасённых для употребления с виски, и полез в холодильник.

Павел предпочитал эту ливийскую воду всяким пепси и коле, утолить жажду которыми было практически невозможно. Кроме того, по вкусу она более всего напоминала содовую.

Разливая спиртное в стаканы, Александр напомнил другу:

– А помнишь восьмидесятые, как мы тогда в Ливии самогон гнали? На сухих дрожжах, на болгарской томатной пасте и много на чём ещё?… Местные «товарищи» мало что соображали в этом смысле. Не то, что наша братия. Была бы канистра побольше! Запихнёшь туда пять кило сахара, банку дрожжей, зальёшь водой и – на балкон. Два часа на жаре – и брага готова! Кто был особо нетерпелив, только её и пил. Нормальное же спиртное в те времена достать было практически невозможно. Лишь посольские работники, да ребята из Торгпредства, как всегда, жировали, получая продуктовый кооператив из Москвы. Но лично мне, более всего учитывая жару, хотелось не водки, а пива. Да ещё под хорошую рыбку, типа воблы!..

– Помнишь, тогда чехи как-то ухитрялись варить вполне сносное пиво из сусла, что ли? Я не очень в этом разбираюсь. Им-то, с детства привыкшим к этому напитку, в «сухой» Ливии вообще приходили кранты! Знаешь, так много, как тогда, я нигде и никогда больше не выпивал. Всему виной запреты…

– Да, те времена не забыть! Мне вообще «по наследству» от соседа, уезжавшего в Союз окончательно, достался самогонный аппарат. Старлей был твоим тёзкой. Служил в войсках ПВО где-то в Сибири. Умный, вдумчивый парень, ко всему, что бы ни делал, подходил с головой. Он так хитро смонтировал аппарат из трёх разных по диаметру банок из-под сухого молока, вставив их одну в другую, что и не догадаешься сразу об истинном предназначении «изделия». Что и говорить – инженерный подход! Весьма производительная была вещица, доложу я тебе… Ну, давай «вздрогнем», за встречу!

Чокнувшись, друзья выпили не закусывая.

– Ну, рассказывай, чем занимался всё это время? – первым задал вопрос Александр.

– Да особо и нечего рассказывать. – Дорошин потянулся за сигаретами. – Отсюда уехал в восемьдесят пятом, если помнишь…

Степанченко молча кивнул.

– …Затем служил в различных точках в Союзе, нигде не задерживаясь надолго: Мары, Котлас, Фрунзе и т. д. Этот «джентльменский набор» тебе, конечно, и самому неплохо известен, не так ли?

Степанченко кивнул снова.

– Потом вновь вместе с другими нашими неприкаянными коллегами безрезультатно обивал пороги ГУКа[11], искал место в Москве, – продолжал Дорошин. – На почве неустроенности и со Светкой начались размолвки, пока наконец и вовсе не расстались, так и не приобретя своего угла. – Павел вздохнул и потянулся за новой сигаретой. – Уже лет пять, как живёт со своей матерью… Дослужился до подполковника. Уволился из рядов в девяносто седьмом, когда армию практически уже добивали… Сейчас живу один, в бывшей родительской квартире на Таганке. Стариков своих и жениных похоронил почти всех несколько лет назад. Уходили один за другим: сначала Светкин отец, потом оба моих… Мало не показалось! Ну а сюда приехал подзаработать – пенсия-то плёвая.